Святой Вроцлав
Шрифт:
— Поздравляю, — повторил Михал.
— Это вопрос дней, возможно — нескольких недель. Ты поможешь мне? Нужно предостеречь людей, — цепко схватился он рукой с татуировкой LOVE в плечо Михала. — Сам я не справлюсь.
— Предостеречь перед чем? — Михал стряхнул его руку и ускорил шаг. Если сейчас не попадется сто восемнадцатый маршрут, он опоздает в школу, и зачет по методике преподавания пролетит как фанера над Парижем. Незнакомый тип тащился за Михалом.
— Нужно собрать людей, — бубнил он. — Не только отсюда, изо всей Польши. Они обязаны прийти сюда. Слушай меня, это очень важно, важно, чтобы все пришли, вот как стоят, без оружия и денег, лучше нагие, чем грязные. Отец должен оставить сына, муж — жену и отправиться в путь. Отправиться вон туда, — указал он рукой в сторону жилых блоков.
Михал глянул
— Туда? Зачем?
— Чтобы спасти людей! — даже подскочил от возбуждения тот. Ты не знаешь, ты — все-таки — не знаешь! Святой Вроцлав. Послушай меня, мальчик, — захватил он лицо Михала в обе свои ладони, — очень скоро все пойдет к чертям. Весь свет. И спасется только Святой Вроцлав. Так мне сказано, и так оно и станется.
Михал схватил незнакомца за запястья и рванул с такой силой, что тот застонал от боли.
— Лапы убери! Если ты такой умный, иди туда сам.
Он оттолкнул парня, и тот бессильно, словно манекен, полетел прямиком в лужу среди припаркованных машин.
— Не могу, — шепнул он, — мне нельзя. Пока что не сейчас. Но я должен спасти стольких, сколько смогу.
Если что и объединяло Малгосю с незнакомцем, с которым столкнулся Михал, то это предчувствие близкого конца света, ее света; правда, Малгосе трудно было распознать — что является ее светом, а что проживает снаружи. Иногда ей казалось, что из ее тела вырываются миллионы нейронов и расходятся вроде редеющей паутины — к тетке под Вроцлавом, на отцовскую работу, в миллионы мест, а раз никто их не увидит, то и не уважит. Потопчется по ним, даже порвет, без какой-либо злой воли. Иногда же она представляла себя одной-одинешенькой, словно стиснутый кулак.
Свет кончался, а девушка не знала, что будет дальше. Словно бы умирала — именно так мне нравится ее представлять. Вхождение в состояние взрослости по мнению Малгоси и было как раз умиранием. Именно об этом думала она, глядя на достойное здание XIV общеобразовательного лицея [14] , прячась от дождя в заломе стены, держа в руке сигарету настолько отсыревшую, что она никак не желала подкуриться.
Через несколько месяцев она сама сдаст экзамены на экзамен зрелости, сдаст на одни пятерки, потом пойдет в высшее учебное заведение, которое сама себе выберет. Никаких проблем. Не нужно быть столь умным как Малгося, чтобы знать: в нынешние времена даже сарай способен закончить лицей, не говоря уже о выпускных экзаменах. Малгося, выпускница самого лучшего вроцлавского общеобразовательного лицея, блеснет звездочкой на занятиях по греческому языку, а потом хлопнет дверью и выедет из дома, загнанная в приводной механизм чудовищной и прекрасно оплачиваемой работы. Выедет, потому что все выезжают, в какое-нибудь приятное местечко, где никто не будет считать, будто бы она уродина.
14
Располагается на аллее Яна Кохановского, километрах в десяти к востоку от Святого Вроцлава. В 2013 году признан лучшим общеобразовательным лицеем во всей Польше! — Прим. перевод.
Но Малгося умрет. Она была достаточно умна, чтобы понимать это. Быть может — если Господь Бог существует, и у него нет чувства юмора — она и вправду попадет в зеленую Ирландию (ибо, как это можно не уехать отсюда — каждый говорит об этом, словно о какой-то обязанности), найдет себе порядочного мужчину, поскольку на Западе сам факт бытия полькой дает столько же, сколько и операция по увеличению бюста, и он засыплет ее деньгами. И она умрет рано, возможно, через год после учебы. Тело ее обменяет все клетки. Входя в неведомый мир — ибо все после аттестата зрелости казалось ей переменой, сравнимой с переездом в Китай — она постепенно сбросит шкуру мечтаний и воспоминаний, и глядя на себя многолетней давности, будет видеть кого-то чужого и злобного. Если она добудет себе мужчину, работу и Ирландию, то забудет, зачем все это искала. Поскольку всего того искал некто иной, дух, блуждающий между домом и XIV Общеобразовательным Лицеем.
Мир, понятное дело, тоже отправится в задницу, поскольку, не будем забывать, нейроны
Малгоси с ним сопряжены. Это хорошая новость. Быть может, дождь уже не будет лить, где-то там, в том новом свете, и уж наверняка никто из мужчин не поступит с ней так, как Куба вчера вечером.Куба исчез несколько дней назад — последний раз она видала его в каморке блочного дома номер восемь. На следующий день он не пришел в школу, в связи с чем Малгося позвонила с вопросом, что произошло. Отец лаконично ответил, что с сыном все в полном порядке, и наверняка вскоре они увидятся. В эту ложь он влил чуть ли не бочку меда, а закончил разговор слишком быстро, чтобы девушка смогла поверить.
Потом те три дня, заполненные ожиданием. Телефон она брала даже в туалет. Малгося раздумывала над тем, не идти ли на Полянку, чего не сделала только лишь потому, что, хотя и выдумала сотню причин, ни одна не показалась ей достаточно достоверной. Быть может, у Кубы были какие-то сложности, в которых она никак не могла его поддержать, прибавляя новые вместе со своим визитом, нет — здесь дело было в чем-то другом. Малгося, которую в классе прозвали Голодным Теленком, опасалась, что Куба посчитает ее настырной девицей и вообще порвет знакомство.
А он взял и посчитал. Девушка не выдержала и позвонила вчера. Трубку он снял практически сразу, вот только голос казался странным, будто принадлежал другому человеку. В этом голосе звучали легкое раздражение, хотя и без неприязни, и еще что-то, чего Малгося не могла распознать.
Она спросила, что он делает, и почему его нет в школе.
— Ничего особенного и не делаю, — буркнул тот и прибавил, без особенной, правда, уверенности, — а в школу как-нибудь заскочу.
— Я соскучилась по тебе, — призналась девушка, и тут же прикусила язык. Эй, девица, совсем паршиво, сама раздвигаешь перед ним ноги по телефону. Малгося так бы не сказала, а вот Голодный Теленок — наверняка.
— Я тоже, — совершенно безразличным тоном сказал парень. — Больше мы не увидимся.
— Где ты? Глотнул что-то?
— Дома я сижу, и ничего я не принимал, — буркнул Куба и положил трубку. Малгося, без остатка охваченная Голодным Теленком, звонила раз за разом, но Куба отключил телефон — так ей казалось, на самом же деле он выбросил его в окно и возвратился к процессу выламывания оконного переплета, и кто знает, быть может телефон его так и валяется до сих пор под домом.
И вот теперь Малгося стояла перед школой, которую ненавидела сильнее, чем дьявол ненавидит Матерь Божью, после бессонной ночи, с макияжем словно у проститутки после пятой переоценки, с опухшими глазами и телефоном в сумочке, что был тяжелее всех угрызений совести. Ведь и вправду, все разыгралось по масштабам Голодного Теленка, так что ничего удивительного, что Куба ей попользовался. Все на что она решилась — это лишь на то, чтобы отдаться в техническом лифтовом помещении, чтобы потом умолять о возможности повторить.
Несколько месяцев тому назад, когда они были с Кубой счастливой парой, а я и думать не думал о Святом Вроцлаве, Малгося как-то спросила у своего кузена, зачем он так страшно напивается. Кузен заявил, что делает это ради женщин, которые считают алкоголиков выше всяких там культуристов, бизнесменов, актеров и эстрадных звезд, и чем больше мужик выжрал, тем большим успехом он пользуется. В отношении Михала теория нашла свое обоснование, и Малгося могла бы смеяться над пялящимися на него одноклассницами, если бы сама не глядела в том же самом направлении.
Михал стоял, бесцеремонно скрестив руки, слегка расставив ноги и задрав подбородок, как будто бы видел ауры собравшихся или же чувствовал тошноту, не позволявшую опустить подбородок. Говорил он плавно, но с явным усилием, словно бегун, который, даже выхаркивая сердце на последнем круге, все же остается королем гармонии. Ежеминутно он подносил к губам бутылку газированной минеральной воды и делал маленький глоток.
Он говорил вещи, совершенно несущественные для Малгоси, ведь кому какое дело сегодня, что после второй мировой войны всех тех нацистов схватили и перевешали. Михал же казался всем этим заинтересованным — в наибольшей же степени, некомпетентностью палача, который неправильно рассчитал вес, и осужденные просто задохнулись. Малгося подумала, что вот такому мужчине она могла бы таскать книжки в постель прямо из библиотеки.