Святые окопы
Шрифт:
– А остальные бандиты?
– Этих пока не видно. Ни справа, ни слева.
– Понял. Леха!
– Я! – Старший сержант Ломаченко отбросил камень, который тащил, и подбежал к командиру взвода. – Опять на переговоры?
– Опять…
– Я на бандитов впечатления не произвожу. Фигурой не вышел. Не воспринимают меня всерьез…
– Воспримут после первой атаки. Выходи навстречу, чтобы парламентарий не вышел к нашим воротам. Ни к чему ему видеть, что мы готовимся.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
Старший сержант прислонил к камню свой автомат, одернул
К командиру взвода подошел санинструктор ефрейтор Сапожников:
– Товарищ старший лейтенант, пока не началось, может, сделаем перевязку? Потом будет не до того, да и другие раненые могут появиться.
– Давай. Работай.
Санинструктор обработал рану, прилепил новый бактерицидный тампон, смоченный в какой-то липучей жидкости, внешне схожей с канцелярским клеем.
– Чем намазал? – спросил Старицын.
– Простой винилин. Бальзам Шостаковского. Он хорошо заживляет. У бандитов его много было. Единственное лекарство российского производства, все остальные – американские. Я посмотрел – фармакологический концерн FDA.
– Наверное, поставляют им вместе с деньгами, – предположил старший лейтенант. – Хотя наши же винилин им не поставляют…
– Спорный вопрос, кто им что поставляет. Если из Сирии пришли, вполне могли много винилина на сирийских складах набрать. Туда, я слышал, после окончания афганской войны все армейские склады с медикаментами перебросили. В дар сирийской армии.
– Туда же могли и американцы свои медикаменты оппозиции присылать. Правда, американцы в виде помощи обычно присылают все просроченное. Они еще во Вторую мировую войну нам за золото поставляли просроченные тушенку и сгущенку. Опыт имеют. То, что с армейских складов списывают, и отсылают в помощь. Гуманисты…
Перевязка была закончена как раз к моменту возвращения старшего сержанта Ломаченко.
– Рассказывай, Леха… – кивнул Старицын.
– А что рассказывать, товарищ старший лейтенант… Товарищ эмир то есть…
– Чего-чего? – не понял Владислав Григорьевич и даже привстал, услышав, каким титулом «наградил» его заместитель.
– Это не я придумал. Это бандиты. Со мной разговаривать не хотят. Говорят, их эмир хочет встретиться с эмиром спецназовцев.
– Ты не застрелил того, кто так сказал?
– Я оружие здесь оставил. Переговоры все-таки.
– Твоего командира оскорбляют, приравнивают к главарю банды, и весь твой взвод оскорбляют, называя бандой, а ты терпишь?
– Я бы, конечно, мог его побить, хотя он и здоровый внешне мужик, только он же с белым флагом пришел. Парламентеров бить вроде бы как не полагается. И я проявил терпение. К тому же я старую поговорку помню: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай»…
– Это в принципе верно. Значит, и мне требуется проявить терпение. Только где мне одежду на себя найти почище? Чтобы без крови. На меня ни один бушлат во взводе не полезет. Я не хочу показывать, что ранен, это их может воодушевить.
– А вы, товарищ старший лейтенант, свалите все на бандитов, скажите, что это кто-то из них вас своей кровью испачкал.
– Так, наверное, и придется сделать. Ты им сказал,
что я чаю напился и сейчас отдыхаю?– Конечно, как и заказывали.
– И что, на своем стоят?
– Говорят, они подождут, когда вы отдохнете. Просили после этого организовать встречу.
– И что?
– Я сказал, что вы попросили через час вас разбудить.
– Через час, значит? Хорошо, что время оттянул.
– Договорились, что через два часа я постараюсь вас вывести. Мы вдвоем пойдем. Их тоже будет двое. Поговорим… Чего ж не поговорить…
– Поговорим, – согласился Старицын. – Значит, час я вполне могу себе позволить отдохнуть. Часовых проверил?
– Им еще сорок минут стоять.
– Тогда отдыхаем. Хотя бы до смены часовых…
За временем следил замкомвзвода. Он подошел к старшему лейтенанту, когда тот наблюдал, как младший сержант Вацземниекс пытается все же дозвониться, хотя индикатор показывал отсутствие сотового сигнала. Потом попытался хотя бы в Интернет со своего смартфона выйти, но это тоже не получилось.
– Что, Леха? – спросил Владислав Григорьевич, видя, что старший сержант Ломаченко как встал за его спиной, так и не уходит.
– Через пять минут выходить нужно, товарищ старший лейтенант.
– Может, здесь горы экранируют… – предположил Вацземниекс. – Попробуйте там, на открытом месте, товарищ старший лейтенант. Может, будет сигнал. Или хотя бы подразните их, сделайте вид, что разговариваете по дороге. Чтобы они видели. По их реакции что-то, может быть, поймете.
– Да, это мысль, – согласился Старицын, взял в руку трубку и посмотрел на старшего сержанта Ломаченко: – Ну как, Ломаченко, двинули?
– Двинули, – кивнул замкомвзвода. – Нам, наверное, белый флаг брать не стоит, меня они уже запомнили.
– Лучший друг, можно сказать, бандитов, – хмыкнул командир. – Тот, что с тобой разговаривал, что за тип?
– По-русски говорит с трудом, слова произносит с непонятным акцентом. На наших не похож. Злой, как черт. Я уж постарался не обострять с ним отношения. Здоровенная волосатая горилла. Руки – с мою ногу толщиной.
– Где младший сержант Лохматый? – спросил командир взвода.
– Здесь я, товарищ старший лейтенант, – поднялся из-за камня снайпер.
– Мы идем на переговоры с противником, которому я не доверяю, безоружными. Будешь нас страховать. Но стрелять только в том случае, если у них в руках оружие окажется. Все понял?
– Так точно. Не волнуйтесь, я подстрахую. Только постарайтесь мне видимость не закрывать. Лучше в сторону в случае чего отходите.
Старицын кивком выразил согласие. Они вышли из ущелья, и Ломаченко вытянул руку, показывая место встречи:
– Вон там договорились встретиться. У трех камней.
– Где-то в русских равнинах встреча назначалась бы у трех берез или у трех сосен, а здесь – у трех камней, – усмехнулся Старицын. – И от нас с тобой, Леха, и от наших мальчишек зависит, будем ли мы с этими и подобными им бандитами назначать друг другу встречу у берез или у сосен. Остановим ли мы их здесь, или они сумеют продвинуться дальше.