Святые окопы
Шрифт:
Глава шестая
Первым встретил парламентеров младший сержант Лохматый.
– Я не стал стрелять, товарищ старший лейтенант. Мы с вами такой поворот событий не рассматривали, и я не знал, как будет правильно. Вообще-то я его на мушке держал, думал, что выстрелить всегда успею.
– Какой поворот? – не поняв снайпера, спросил Старицын, остановившись.
– А вы не видели?
– У меня на затылке глаз почему-то нет. Недоукомплектован, к сожалению, природой. И мы, как ты видел, не оборачивались.
– Этот, который живым остался… Вытащил пистолет-пулемет «Скорпион», взял двумя руками, как пистолет в кино держат, и все думал, стрелять в вас или не стрелять, словно ждал, что вы обернетесь, чтобы напугать. А вы так хорошо
– Правильно, Денис, правильно. Если бы ты его подстрелил, мы, возможно, многое потеряли бы. А так сумели этому эмиру внушить уважение. И это скажется на его дальнейших действиях. Все хорошо.
Солдаты ждали вестей.
– Что там со связью? – спросил младший сержант Вацземниекс.
Владислав Григорьевич понял, что младший сержант мало интересуется самой связью, просто таким образом напоминает, что неплохо было бы командиру взвода вернуть хозяину дорогой смартфон, и, конечно, сразу вернул. Все равно связи пока не предвиделось.
– Я, кстати, сказал бандитам, что у меня спутниковая трубка. Они не знают диапазон и, видимо, не могут блокировать. Хотя, кажется, тоже не до конца поверили. Пытались проверить, я не позволил. Достаточно резко ответил. Но сотовую связь, думаю, они сами и блокируют. У меня лично такое впечатление сложилось…
– А что им вообще-то от нас нужно? – спросил Вацземниекс. – У них что, какие-то предложения были? На обед к нам хотели попасть? Так уже все съедено…
– Им нужно только одно – чтобы мы освободили ущелье. Говорят, что гарантируют нам свободное бегство. Просто по природной своей доброте и склонности к милосердию, в которое, не знаю уж, кто может когда-нибудь поверить. То есть бандиты хотят уверить нас в своем неслыханном человеколюбии. Может, кто-то про такое и слышал, я же слышал только прямо противоположное. Иначе их звали бы монахами, а не бандитами. При этом лично я вижу два варианта. При первом нас начнут уничтожать сразу, как только мы покинем укрепления…
– Это еще нужно суметь сделать, товарищ старший лейтенант, – возразил старший сержант Ломаченко, воодушевленный своей эффектной победой над физически более сильным противником и мысленно готовивший себя к новым схваткам.
– Они говорят, что их больше двухсот человек. Я допускаю, что преувеличивают свои силы. Хотя допускаю и то, что к ним присоединились новые звенья. Сколько мы их насчитали, когда они с двух сторон стояли?
– От ста шестидесяти до ста восьмидесяти, если считать и тех, что были справа, и тех, что слева, – сказал Ломаченко. – А по отдельности их считать и смысла нет.
– Могли еще подойти. Разница не велика. Есть возможность нас уничтожить, если мы из укрытия выйдем. И даже вполне вероятно, что им это удастся. Без укрытия против такого количества автоматов не устоять.
– А второй вариант, товарищ старший лейтенант? – не унимался Вацземниекс. – Вы про два варианта развития событий говорили.
– При втором варианте они сразу ринутся к «схрону». Не думаю, что соберутся там все вместе. Скорее, небольшой группой пойдут. Будет взрыв. И после этого начнется преследование. Но, как я считаю, при том и другом вариантах они выставят далеко впереди заслон, чтобы мы не могли далеко уйти. Может быть, загодя его выслали, и заслон уже стоит где-то там, на нашем предполагаемом пути. Заслон попытается навязать нам затяжной бой до подхода основных сил. А это значит, что нас ни при каких условиях не захотят выпустить. И потому я принял решение – остаемся здесь, сколько сможем продержаться. Здесь есть хотя бы возможность качественно обороняться и «положить» максимальное количество бандитов. А в чистом поле у нас такой возможности не будет. Окопаться не успеем, нас уже догонят и создадут такую плотность огня, что мы будем не в состоянии даже головы поднять, не то что отстреливаться.
Старший лейтенант не спрашивал. Он не имел привычки к демократическим
методам управления подчиненными. Армия управляется в приказном порядке, а вовсе не общим голосованием. А фраза про несогласных ничего, по сути своей, не значила.Никто и не подумал не согласиться.
– Вот и отлично. Готовимся к обороне. Разведчики! Внимательно следите. Как только появятся, сообщайте. Встречать их следует издалека. Лохматый, готовься. Ты первым начинаешь встречать. Высматривай самых авторитетных. Они обычно выглядят более сытыми, и к ним чаще подходят за приказами. Ну, не мне тебя учить… Сам определять умеешь. Ломаченко, Вацземниекс, ко мне на собеседование!
Владислав Григорьевич присел на камень и прислонился спиной к большому валуну. Хотелось потянуться, но потягивание было сопряжено с болью в ране, и потому Старицын такое желание в себе погасил. Замкомвзвода и командир второго отделения встали перед ним.
– Вы у нас лучше других с гранатометом общаетесь. Позицию занимаете рядом со снайпером. Пользуетесь его дальномером. Если будет необходимость противоположную сторону обслужить, попросите Лохматого, он дистанцию измерит. Как только дистанция сократится до семисот метров, начинаете стрелять. Задача – нанести наибольший урон в живой силе до подхода к нам, то есть по возможности обезопасить взвод от максимально большего количества посланных пуль. При этом прошу сразу учесть и снайпера предупредите, что против вас, весьма вероятно, будут действовать бандитские гранатометчики и бандитские снайперы. Думаю, что гранатометы у них есть, возможно, есть и снайперы. Пусть Лохматый сразу начинает работать против них, а потом переходит на эмиров. Вы тоже посматривайте. Если будет возможность, стреляйте. Все. На позицию. Да… Еще… Для ускорения обстрела… Возьмите с собой по солдату. Пусть за вашей спиной гранатометы перезаряжают. Вы только стреляете. Чем больше выстрелите, тем реальнее у остальных надежда на спасение.
В кармане младшего сержанта Вацземниекса что-то звякнуло. Он быстро сунул руку в карман, вытащил смартфон, посмотрел в монитор и протянул трубку командиру:
– Есть связь. Похоже, бандитам понадобилось куда-то позвонить. «Глушилку» отключили.
Владислав Григорьевич сразу набрал по памяти номер подполковника Кириллова. Тот долго не отвечал, видимо, не сразу сумел забраться в карман. Это бывает, когда поверх кармана надет бронежилет, а поверх бронежилета еще и «разгрузка». Наконец он ответил:
– Слушаю, подполковник Кириллов.
– Товарищ подполковник, Старицын… Коротко сообщаю, пока есть связь. Большая банда. Около двухсот человек. Мы заперты в ущелье. Срочно нужна помощь…
Договаривая последние слова, старший лейтенант уже понял, что со связью что-то случилось. Подполковник еще не ответил, и неизвестно было, выслушал ли он вообще сообщение командира взвода. Монитор опять показывал, что сигнал отсутствует…
– Ломаченко, объяви взводу, что верующим разрешено помолиться, – хмуро сказал Владислав Григорьевич и вернул трубку младшему сержанту…
Верующих, как официально считалось, во взводе было две трети. Но старший лейтенант Старицын подозревал, что почти половина из них, когда взвод находится на основной базе в военном городке бригады, просит «увольнительную» по воскресеньям не для того, чтобы посетить церковь, а чтобы просто отдохнуть от солдатских «выходных будней». Об этом говорило количество посещений комнаты для моления в казарме. В этой комнате стояли иконы, всегда горела лампадка, и каждый мог при желании зажечь свечу. Но туда приходили читать молитвы далеко не все из тех, кто каждое воскресное утро просил отпустить его на церковную службу в храм. В этот же раз перед боем молилось две трети солдат. Сам старший лейтенант не относил себя ни к атеистам, ни к верующим. Вернее, он был, как большинство, «верующим на всякий случай», поэтому в общем молении участия не принимал. А когда молитвы закончились, взобрался на высокий камень, сел на него и обратился к солдатам отнюдь не с пламенной речью, как обращаются вожди, а с простым человеческим разговором: