Святые Спасения

— Спасибо. Похоже, это делает всю вселенную котом Шредингера. Мы не знаем исхода, пока не откроем ящик, но, даже открыв, мы ничего не узнаем, потому что открытие ящика изнутри означает, что мы перестаем быть наблюдателями.

— Верно. Очевидно, какая–то форма путешествий во времени или управления им все же возможна — это доказывает послание. Но что, если классическая темпоральная теория верна? Что, если существует только одна вселенная и возможно изменить линию времени? Если так, то за вашу стратегию возврата придется заплатить огромную цену.

— Да. Меня не станет. Как и тебя, как и всех остальных, живущих здесь и сейчас. В мультивселенной все равно будет какая–то вселенная, где все мы существуем, а если нет, поколения исчезнут, будто их и не было вовсе.

— Не совсем.

Глаза Иреллы сузились; прищурившись, она изучала нечеткий профиль Иммануээля, почти неотличимый уже от любого другого участка стены.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Отрицание эволюции Бога у Конца Времен означает, что послание никогда не будет отправлено и впоследствии оликсы не начнут свой отвратительный крестовый поход. Они не вторгнутся на Землю. История последних десяти тысяч лет будет совсем другой.

— Да, мы все спасемся от катастрофы. В этом–то весь смысл. И если я не смогу этого сделать — если ваши теории креационизма путешествий во времени верны, — значит, завершится цикл новых вселенных, созданных тахионным посланием бога, каждая из которых содержит всю ту же угрозу оликсов. Одно это уже оправдает затраченные усилия.

— Но, дорогой мой создатель, хотя вторжение оликсов и стало для нас настоящей катастрофой здесь и сейчас, подавляющее большинство населения Земли все еще живо, пребывая в форме коконов, и мы надеемся, что наша миссия Последнего Удара поможет вернуть им тела. И не только; нам доступны такие технологии, что высокому проценту из них никогда уже не придется жить в бедности, как жили они до вторжения. Их социально–экономический индекс сильно повысится. Записи показывают, что из девяти миллиардов, живших на Земле в момент прибытия «Спасения жизни», четыре миллиарда относились к необеспеченным слоям населения из–за культурно–экономический структуры Универсалии, превалирующей в ту эпоху. Сами они никогда бы не выбрались из бедности. Теперь наши инициаторы и гендесы могут обеспечить постдефицитную среду для каждого, а медицинская наука способна продлить жизнь базовых человеческих тел на неопределенный срок, а также открыть возможности для усовершенствования и подъема на уровень комплексов.

— Ты всерьез намекаешь мне, что вторжение оликсов было для нас благом?

— Это зависит от точки зрения. Для тех, кто покинул Землю и заселенные миры в хабитатах исхода, это было катастрофическое время — время, когда их устоявшаяся жизнь разрушилась навсегда. Остаток своих дней они провели в страхе, в бегстве через всю галактику — эра столь страшного опыта сформировала психологию поколений, оставив порченое наследие, конечным результатом которого стали вы с вашими взводами. Но теперь эпоха полетов исхода закончилась, так или иначе. Некоторые из исходов, чью неимоверную самоотверженность мы должны почтить, стремились дать будущим поколениям шанс на свободу. Некоторые — и их миллиарды — все–таки стали жертвами экспансии оликсов. И если рассматривать всю эту эпоху с точки зрения малообеспеченного, неудовлетворенного жителя Земли две тысячи двести четвертого года, то мнение таковых касательно возможного успеха Последнего Удара будет сильно отличаться от твоего. Только представь: они словно бы отключились, выпали из жизни, а очнулись тысячи лет спустя в чем–то вроде рая миллионеров, где они могут делать что угодно и быть кем угодно. Теперь спроси себя: получит ли человеческая раса чистую выгоду от того, что вы измените временную линию на ту, где вторжения оликсов не случилось? Вычеркнув при этом из жизни себя и всех тех, кто родился после прибытия в систему Сол «Спасения жизни»? Конечно, вместо них родятся другие, но все те жизни не только не будут больше существовать — получится, что они никогда и не существовали.

— Гребаные святые, — выдохнула Ирелла.

— Вот истинный парадокс, — с сочувствием произнес Иммануээль.

— Но вы считаете, что причинно–следственная связь в теории исключает перезагрузку временной линии и что, устранив возможность появления Бога у Конца Времен, я добьюсь только предотвращения повторения текущего цикла?

— Это совершенно неизвестно. И, вероятно, таковым и останется. Наблюдатель — ты — не может наблюдать за тем, что произойдет с ним самим в рамках парадокса. А все путешествия во времени — это парадокс, так или иначе.

— Мне действительно нужно все это обдумать.

— Конечно. А есть и третий вариант. Некоторые из наших, скажем так, наиболее нетрадиционных теоретиков утверждают, что темпоральные петли могут быть вызваны только внешним фактором.

— Внешним?

— Побудительная причина должна исходить из–за пределов этой вселенной.

— В смысле, когда машина времени создает новую ветвь?

— Нет. Полностью из–за пределов пространства–времени, независимо от нашего существования во вселенной или мультивселенной.

— Гребаные святые!

— Эта теория допускает любое нарушение причинно–следственной связи, какое только можно себе представить.

— Ты всерьез утверждаешь, что Бог у Конца Времен пришел не из этой реальности?

— Эта теория бездоказательна, пока ее не проверят. Если она верна, значит, уничтожение исходного мира послания в настоящем невозможно, ибо этот исходный мир даже не является частью нашей реальности.

— Так что же мне делать? — спросила она в отчаянии.

— Ничего. Если это внешний фактор, ничего из того, что мы делаем, не будет иметь никакого эффекта. Если мы живем в мультивселенной, где любая попытка исправить нашу временную линию просто приводит к появлению другой временной линии, ничего в нашем прошлом не изменится. И если мы живем в предопределенной вселенной одновременного тотального существования, твое решение, каким бы оно ни было, не будет иметь никакого значения, потому что оно уже было принято и дало результат; нет такой вещи, как изменение. В каждом случае всё, что ты можешь делать, — это просто наслаждаться своим нынешним существованием.

— Святые, уж поверь, я совсем не наслаждаюсь такой жизнью.

— Да. И все же, судя по тому, что рассказал нам Энсли, и по тому, что видел я сам, у тебя есть Деллиан, и ты этому рада, не так ли?

Она не нашла, что ответить. Просто печально кивнула.

— Какие–то путешествия во времени возможны. Послание это доказывает, верно? Не думаю, что беспокойство о возможном прекращении моего существования — повод для бездействия. В конце концов, я жила здесь и сейчас, этого не отнять. Только вселенная забудет меня — но не я сама. И если задуматься о чудовищных масштабах происходящего… Я полагаю, решение бога отправить послание оликсам было первоначальным решением, и наши действия обусловлены им. Здесь у меня нет выбора. Следовательно… — Она перевела дыхание. — Я хочу доставить тахионный детектор к анклаву. Если мы сумеем выяснить, где были оликсы, когда было получено сообщение, тогда мы примем окончательное решение: отправимся ли мы за Богом у Конца Времен.

— Твое первое решение — именно то, которого мы от тебя ожидали. Хорошо, создатель, мы возьмем с собой тахионный детектор.

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Год четвертый

Вспоминая, какой была рубка «Еретика–мстителя» в День «S», Алик видел лишь пустую комнату с большой голографической проекцией в центре. Теперь же помещение выглядело так, словно его обставили для съемки какого–нибудь сериала, — впрочем, он догадывался, что многое тут именно из сериалов и утащено. Главным подозреваемым был Каллум, а его сообщницей — Кандара, хотя она только рассмеялась, когда он спросил ее об этом. Перепланировка претворялась в жизнь медленно. Однажды изменилась форма кресел. Они стали больше, массивнее, как будто их изъяли из каких–нибудь боевых машин начала двадцать первого века, и хотя выглядели кресла неуклюже, на деле они оказались весьма удобными, и никто ничего не сказал. Консоли увеличивались постепенно весь второй год, поверхности окрасились в армейский болотно–зеленый и приобрели черную окантовку, которая отрастила светящуюся — при уменьшении общего освещения — голубую кайму. Функции управления сделались интуитивно понятнее. Тактические дисплеи переросли в полусферические пузыри вокруг голов. Хромированные тумблеры появлялись, как осторожные грибы: сперва лишь несколько штук, потом к ним присоединились подковообразные щитки, потом они выстроились длинными рядами. Кресла опять выросли, обрели дополнительную защиту, и ремни безопасности, и противоударные сетки. Из потолка вылезли красные мигалки и аварийные сирены.

— Да что за хрен, люди?! — взвыл Алик, когда Джессика впервые проверила их. В ушах виртуального аватара звенело, а когда он моргал, перед глазами плыли яркие пятна. — Что–то наша рубка превращается в фетиш бункера завзятого геймера. Мы здесь нейровиртуальны.

— Обстановка прививает правильное отношение, — сказал Юрий.

Алик стиснул зубы, чтобы не нахамить, — слишком уж насмешливо прозвучал голос Юрия.

— Ага, — вмешалась Кандара. — Проживи этот опыт, чувак.

Он сердито зыркнул на нее и увидел, что Каллум пытается подавить смех. Несмотря на пребывание на корабле с людьми, которые могли, когда хотели, быть по–настоящему чертовски раздражающими, Алик не мог не признать, что новая конструкция оказалась значительно лучше. Она каким–то образом облегчала связь разума с сетью «Еретика–мстителя». Симуляция, конечно, была показухой, но предназначалась для того, чтобы повысить скорость реакции во время тренировок. Поэтому он предположил — хотя и неохотно, — что она действительно сформировала нужный уровень боевого напряжения. Их миссия по сути тактическая; им нужны четкие команды и ясная информация о целях и угрозах. И все же светящаяся каемочка…

Вдобавок ко всем точным данным, поступающим с дисплеев консоли, на заднем плане разума Алика проскальзывали более прозаичные мысли единого сознания «Спасения». Теперь он уже лучше понимал их; годы призрачного присутствия, подкрадывающегося злобным вторичным подсознанием каждый раз, когда он открывал нейронный интерфейс, научили его фокусироваться на отдельных процедурах. Это, а также бесценное попечительство Джессики облегчили попытки разобраться в каскадах чуждых импульсов, помогая отделять важные аспекты без ведома единого сознания.