Святыня

— Я всегда стыдилась сказать ему, монсеньер.

— Я уверен, отец Хэган понял бы. Он бы не осудил вас, Молли.

— Я просто не могла.. — Она содрогнулась, но словно бы с усилием овладела собой.

— Что вы не могли сказать приходскому священнику? — тихо спросил Делгард.

Молли не смотрела на него, и ее слова остались непроизнесенными.

— Он… Отец Хэган знал, что я была беременна, когда венчал нас с Леном. Я сказала ему, призналась, что…

Делгард молчал, сцепив свои большие руки.

— Но я не сказала ему всего, — скороговоркой прозвучали слова.

— Что же вы утаили от своего священника? — пришлось спросить Делгарду. — Вы знаете, что не может быть полного прощения, если вы не исповедовались во всем.

Молли тихо застонала.

— Знаю, знаю, но я не могла это сказать, не могла сказать ему!

— Можете сказать теперь мне, Молли. Нет нужды дальше терзать себя.

Она всхлипнула и приподняла голову, но глаза по-прежнему смотрели вниз.

— Дело в том… просто этот луг… лужайка рядом с церковью Святого Иосифа… она стала святым местом, монсеньер. Это святыня.

Делгард терпеливо ждал.

— Лен… Леонард обычно поджидал меня у церкви, пока мы не поженились. Он не мог войти, говорил, что там ему не по себе. Тогда я не понимала, как он ненавидит религию. А если бы знала, может быть, и не вышла бы за него. — Она вытерла платком мокрые щеки. — Я обычно работала в церкви даже в те дни, монсеньер. Я любила это место, как-как и Алиса любит. А Лен… я уже сказала, что он ждал меня.

Молли глубоко вздохнула, словно боясь признаться.

— Однажды он был там, сразу за стеной, и наблюдал за мной — я собирала увядшие цветы с могил. Он позвал меня через стену. К тому времени мы гуляли уже месяца два, но… но в действительности между нами ничего не было. Вы понимаете, что я имею в виду — ничего… ничего действительно серьезного.

Делгард медленно кивнул.

— Но в тот день… в тот день я не знаю, что нашло на нас обоих. Был вечер — довольно темно — и стояло лето. Теплый вечер после прекрасного дня. Мы поцеловались, стоя по разные стороны стены; конечно, никто нас не видел. А потом он поднял меня и перенес через стену. Он был такой… такой сильный, такой настойчивый. И я не могла устоять, монсеньер, я ничего не могла с собой поделать. — Грудь Молли поднялась и опустилась, словно женщина задыхалась, словно воспоминания о той страсти по-прежнему жили в ней. Она покраснела, смущенная своими чувствами. — Мы легли под стеной, в том поле, на той святой земле, и любили друг друга. Я не знаю, что на меня нашло! Никогда раньше ни с кем я не заходила так далеко, пожалуйста, поверьте мне, но в тот день я оказалась беспомощна, меня захлестнуло. Нас обоих. Мы были как будто разные люди, будто чужие друг другу. Как будто и любви никакой не было, а просто… просто страсть, просто похоть! О Боже, смогу ли я когда-нибудь получить прощение?

Его сгорбленные плечи словно ссутулились еще больше, когда он проговорил:

— Конечно, вы прощены. Было глупо с вашей стороны держать в себе эту бессмысленную вину все эти годы. Если вам нужно отпущение грехов, я…

— Алиса была зачата в том поле, монсеньер, как вы не понимаете? А теперь там место поклонения Пресвятой Деве…

У него вдруг закружилась голова. Но это же смешно! Такой грех, происшедший так давно, не имел отношения к тому, что происходит сегодня! И все же от этого упоминания он почувствовал растущую слабость. Делгард боролся, чтобы скрыть свой ужас.

— Вы… вы исповедовались в этом грехе отцу Хэгану много лет назад.

— Он был новичком в приходе. И я оробела, когда это случилось — так близко от церкви, и вообще…

— Это не важно.

— Но это святая земля.

— Нет, Молли, это место за границей церковных владений. И даже теперь, далее теперь, хотя завтра на лугу состоится служба, место так и не освящено. В вашем признании не было нужды. — Он искал верные слова, понимая ее переживания, но деликатного способа спросить не было. — Почему… почему вы так уверены, что Алиса была зачата именно тогда? Разве не было других случаев…

— Нет-нет, монсеньер. Это случилось именно тогда После этого мне было так; стыдно, так стыдно! И я забеременела, почти сразу. Не спрашивайте, откуда я знаю — просто знаю. После этого я не позволяла Леонарду прикасаться ко мне, пока мы не поженились. Но я была счастлива своей беременностью. Я хотела ребенка. Несмотря на грех. Я чувствовала, что мой младенец — это дар Божий. Да так и получилось, разве вы не видели? Я была немолода, монсеньер, я могла остаться старой девой. — Она сдавленно засмеялась. — И чуть не осталась. Приходская старая дева! Возможно, потому я и проводила столько времени в церкви. Это стало моей жизнью. Но Бог даровал мне кое-что лично, чтобы я заботилась об этом даре, как о самой церкви. Это неправильно, да, монсеньер? За мой грех мне не мог быть послан такой дар, правда? Бог не поощряет грешников.

Делгард вздохнул Признание этой женщины опечалило его, а собственное смущение привело в оторопь. Если бы были простые ответы! Священник должен скрывать свои сомнения, свое замешательство, он должен казаться сильным в своей вере, убежденным, что пути Господни всегда справедливы, и не допускать растерянности, вторгающейся в собственную веру. Как утешить эту женщину, когда ее вопросы терзают его собственную убежденность? И когда ее слова вызывают особое отвращение внутри его. Это признание не имеет особого значения, но почему же оно так мучительно?

— Вы получили благословение ребенком, — .услышал Делгард собственные слова, — и должны быть благодарны за это. Вам не следует чересчур задумываться об этом.! — Не то, не то — но что еще мог он сказать? — Не мучьте себя тем, что случилось столько лет назад. Вы вырастили прекрасное дитя, воспитали его в духе церкви, как Господь и ожидал от вас. Успокойтесь, Молли, и не задумывайтесь больше. Господь может сейчас наградить за то, что вы совершите после.

Она улыбнулась, слезы по-прежнему блестели в ее глазах.

— Кажется, я поняла, что вы сказали, монсеньер. Да, Алиса — это особый дар; Он избрал меня стать матерью… матерью…

— Помолчите пока. Чудеса еще не подтверждены. Вы не должны быть так уверены в этом, пока не должны.

Молли улыбнулась шире, словно говоря, что она-то уверена, она-то знает. На мгновение ее лицо омрачилось.

— Значит… значит, не было никакого осквернения святой земли?

— Какое же осквернение? Это произошло одиннадцать лет назад, задолго до того, как место стали считать.. — Он помедлил — Священным Ваш грех заключался не в непочтительности, а в страсти, и за это вы уже прощены.

С ее плеч словно свалилась тяжесть.

— Спасибо, монсеньер. Извините, если я показалась вам глупой.

Он похлопал ее по руке.

— Не глупой, Молли. Последние события встревожили ваш ум, но все это не так важно, как вы думаете. Я лишь хочу убедить вас отмести все тревоги. Грядущие недели, месяцы наложат свое, новое бремя. Вы не хотите произнести со мной короткую молитву?

— Покаяние?.

— Нет, не покаяние. Я уже сказал вам, что грех, в котором вы признались, давно прощен. Давайте вместе помолимся, чтобы Господь дал нам силы вынести то, что может произойти в будущем.