Связанные Местью

Гроул сохранял устойчивый ритм. У меня не было возможности сопротивляться ему. Моё тело всегда жаждало его прикосновений.

Должно быть, он почувствовал мою капитуляцию, потому что отпустил мое бедро и погрузил руку между моих ног. Большим и указательным пальцами он раздвинул меня, открывая доступ языку.

Я не смогла сдержать громкий стон.

Неправильно, кричала моя голова. Но я перестала сопротивляться.

Мои руки снова нащупали голову Гроула, но он так скривил язык, что я вскрикнула от удовольствия.

Гроул знал, что одержал победу. Я практически чувствовала его самодовольство.

Его рот сомкнулся вокруг моего центра, погружая язык ещё глубже в меня, и мои пальцы впились в его голову. Моё тело начало трястись, и язык Гроула ещё сильнее прижался к моему клитору. Моё последнее сопротивление рухнуло, когда ударная волна прокатилась по мне, делая меня беспомощной и ошеломленной, когда я начала ловить воздух.

Я не была уверена, как долго я была в таком состоянии. Я не могла пошевелиться, едва могла дышать, моё сердце колотилось в груди, пока я вглядывалась в темноту. Тени танцевали от света далеких уличных фонарей, проникающего в окно.

Гроул прижался ещё одним долгим поцелуем между моих ног, затем встал на колени.

Он наклонился и поцеловал меня в губы.

Я чувствовала на нем свой вкус, свой запах. У меня перехватило дыхание.

— Это неправильно, — тихо сказала я.

Было ли это предательством? Быть близкой с врагом, с кем-то вроде Гроула, с монстром, это было неправильно на каждом уровне, который я только могла себе представить.

Он помог уничтожить моего отца. Он был причастен к тому, почему он сейчас мёртв. И всё же я находилась здесь, делила с ним постель и наслаждалась этим.

— Перестань так много думать о всякой ерунде, — пробормотал он.

— Ты не можешь понять, — резко сказала я.

Для него грех, вина и стыд не имели значения.

— Возможно, — согласился он. — Но я понимаю твоё тело. — Он прижал два пальца к моему влажному центру и поднес их к губам. — И твоему телу это нравится.

— Ты отвратителен, — сказала я. Я попыталась отвернуться, убежать, но это было почти невозможно, когда его тело нависло надо мной. — Возможно, моё тело реагирует на тебя, но я никогда не буду испытывать ничего, кроме ненависти к тебе, монстр.

Я сжала губы, не в силах поверить в то, что сказала. Как я могла сказать ему что-то подобное, если мне нужна была его помощь?

— Я монстр, ты правильно поняла. Всегда был, всегда буду. Я хорошо умею быть им. Немногие люди находят то, в чем они хороши, то, кем они должны быть, — просто сказал он.

В его голосе не было злости, только смирение.

— Это безумие. Никто не должен быть убийцей. Никто не должен быть похожим на тебя. Ты хочешь быть таким. Ты сказал, что любишь кровь, боль и смерть, и ты притворяешься монстром, чтобы оправдать ужасы, которые ты совершил.

— Ты права. Нет ничего лучшего, чем кайф от убийства. Это возбуждает. Ты против них. Всё или ничего. Ничто в этом мире не заставляет чувствовать себя более живым. Мне это нравится. И мне плевать на оправдания перед кем бы то ни было. Я бы всё повторил. Я ни о чем не жалею.

Я сглотнула.

— Не понимаю. Как можно стать таким? Это всё не может быть из-за шрама на горле.

Он встал с кровати.

— У меня много шрамов и все они сделали меня тем, кем я являюсь сегодня.

Я вглядывалась в его лицо в поисках намека на человечность, которое я видела раньше, но в тот момент он выглядел совсем другим.

— Это не значит, что не может стать по-другому. Ты действуешь непобедимо, но позволяешь своему прошлому и предполагаемой судьбе диктовать твою жизнь. Почему бы тебе не бороться за лучшее будущее?

— У меня нет будущего.

— Но может быть, — прошептала я.

Гроул снова заглянул мне в лицо.

Гроул вновь изучал моё лицо. На его лице была тоска. Он хотел большего от этой жизни, даже если пока не мог признаться в этом самому себе.

Он ушёл, не сказав больше ни слова, а я лежала без сна, глядя в темноту.

Я была слишком взволнована, чтобы спать, и, в конце концов, встала. По какой-то причине мне было необходимо быть рядом с Гроулом.

Когда я вышла в коридор, в доме стола тишина. Мой медленный вдох ощущался незваным гостем.

Я направилась к спальне Гроула, но дверь была открыта, а внутри его не было.

Где же он? Я кралась в темноте, когда мои глаза заметили тусклый свет, льющийся в дом с заднего двора. Подойдя к двери на террасу, я попыталась двигаться бесшумно.

Гроул сидел за маленьким обшарпанным столиком. Полусгоревшая свеча на блюдце едва пробивалась сквозь ночь, но умудрялась отбрасывать жуткие тени на его лицо.

Собаки лежали у его ног. Они не реагировали. Либо они не заметили меня, что не квалифицировало их как сторожевых собак, либо сочли меня слишком неинтересной для реакции.

Гроул выглядел одиноким. За то короткое время, что я его знала, я научилась лучше читать выражения его лица, но я всё ещё не понимала его.

Он искал моей близости, пытался обращаться со мной правильно, хотя никогда не учился этому.

Кто-нибудь когда-нибудь обращался с ним правильно? Возможно, за исключением его матери. Я хотела вернуться в спальню, но что-то удержало меня на месте.

— Я знаю, что ты там, — тихо сказал Гроул.

Я нерешительно подошла к нему.

Он выглядел усталым.

— Тебе надо поспать, — сказал он.

— Тебе тоже.

— Не могу, — признался он.

— Я тоже.

Мы посмотрели друг на друга.

— Можно мне остаться?

Гроул кивнул.

Я сделала шаг к свободному стулу, затем передумала и направилась к Гроулу.

Он нахмурился, наблюдая за мной.

Я забралась к нему на колени и положила голову ему на плечо.

Он глубоко вздохнул, но больше ничего не сделал.

Он был теплым и сильным.

Я втянула его запах.

Прошло немного времени, прежде чем мои веки потяжелели.

Когда я почти заснула, я почувствовала, как пальцы Гроула скользнули по моим волосам. Вверх и вниз. А потом я задремала.

Проснувшись следующим утром, я снова находилась в своей постели, а когда вошла на кухню и схватила ожидавшую меня чашку кофе, Гроул снова стал прежним, отстраненным.