Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Связанные одной тайной
Шрифт:

Нет, это не была тьма, это было просто ничто, ее поглотило небытие. Никаких встреч с ангелами, никакого туннеля, сотканного из света, никаких фигур покойных родственников и никакого ощущения полного покоя и необычайного счастья. Она ушла в никуда — и наверняка не вернулась бы, если бы не медальон, в который и угодила пуля, предназначавшая ей. Ибо если бы эти девять граммов свинца попали в грудь, Таня наверняка умерла бы от кровотечения, поскольку находилась посередине довольно большой и стремительной реки…

Но, уйдя в никуда, она все же вернулась. Открыла глаза — и увидела над собой небо, нависшее над ней так низко, что стало страшно.

Небо было мрачное, коричневое с черными разводами, внушавшее трепет. Таня не помнила, сколько времени ей понадобилось, чтобы понять: это никакое не небо, а прокопченный деревянный потолок избушки. Она попыталась пошевелиться и приподняться, но ничего не вышло: тело ей не подчинялось. С большим трудом пошевелив потрескавшимися губами, девочка издала тихий стон.

Около нее кто-то зашевелился, и она разглядела доброе морщинистое лицо в цветастом платке.

— Иваныч, смотри, она оклемалась наконец! А ты, дурень такой, твердил, что не жилица. Я же говорила, раз после всего, что с ней случилось, девочка еще дышит, то теперь уж точно не помрет!

Голос у ее спасительницы был мягкий, певучий.

Затем над Таней возникло другое лицо — заросшее густой седой бородой и гладкой, как коленка, головой.

— Евсеевна, и точно, оклемалась. Ну, я так и знал, что на ведьме женился. Вся в свою бабку покойную. Ты ж ее прямо с того света вытащила!

— Ерунды не городи, Иваныч, — заметила строго спасительница. — Никакая я не ведьма. И бабку мою, царство ей небесное, не трогай. Никакой ведьмой она не была, а была человеком ученым, в травах разбиралась. Чему бабушка меня научила, то я и применяю. Да только куда мне до нее. Ладно, хватит лясы точить, надо приготовить больной целебный настой.

Спасительница, звавшаяся Евсеевной, исчезла. Спаситель же, которого та называла Иванычем, продолжал смотреть на Таню и приговаривать:

— Такая она у меня, как видишь, боевая. Ей перечить нельзя. А то еще порчу наведет! Точно ведь ведьма. Раньше за лекарство и статью дать могли, и посадить. Это сейчас все на знахарях помешались, народ прется, тысячи свои несусветные суля. Мол, помоги бабушка, избавь от хворей… Ну, или ребеночка хочу, а господь не дает… Были и бандюганы, которые своих, кровью истекавших, спасти просили. И спасала их моя Евсеевна, куда ж деваться. Только вместо благодарности и обещанных денег они нам чуть избу не спалили. Вот ведь бандитское отродье!

Таня слабо улыбнулась, заметив приближение старушки. Та поднесла к ее губам закопченную алюминиевую кружку и приказала:

— Пей!

Таня повиновалась, хлебнула, ощутив приятный аромат трав, исходивший от варева. Оно оказалось обжигающе горячим, но старуха настояла:

— Пей! Горло драть должно и язык обжигать, только тогда быстро на поправку пойдешь! Так меня бабка учила, царство ей небесное.

Таня мелкими глотками осушила кружку.

По телу разлилась приятная истома, в голове зашумело, и девочка заснула. А когда проснулась, чувствовала себя намного лучше. Слабость куда-то улетучилась, удалось даже покинуть лежанку, накрытую неким подобием спального мешка, сшитого из коровьих шкур, и рассмотреть избу, обставленную бедно, но с большой любовью.

Таня сделала, правда, всего два шага — ноги у нее подкосились. Хорошо, Иваныч, услышавший звук падения, приковылял из соседней комнаты и завернул больную обратно в шкуры. Подоспевшая Евсеевна, оказавшаяся совсем крошечной, но властной старушкой, приказала:

— Лежать

будешь, красавица, пока я не разрешу тебе вставать!

— И на твоем месте я бы ее слушался, — вздохнул Иваныч. — Иначе, если разозлится, в жабу превратит, по себе знаю…

Шутил дед или говорил правду, Таня не знала, однако решила не перечить грозной хозяйке. Тем более что от ее настоев быстро шла на поправку.

Встать девочке было разрешено через два дня. Поддерживаемая Иванычем, Таня немного прошла по комнате. И снова ощутила усталость.

— Вот видишь? — сказала Евсеевна. — Лежать тебе еще надо и сил набираться! Думаешь, легко было тебя с того света вытаскивать?

Что под этим подразумевалось, Таня узнала позднее. Иваныч, оказавшийся старичком крайне словоохотливым, поведал ей, что наткнулся на нее, когда проверял сети, установленные на реке. Денег у стариков было мало, поэтому он и занимался немного браконьерством — не для продажи, а для того, чтобы жену и себя прокормить.

— Тяну и чувствую, что улов знатный. Ну, я и обрадовался — вдруг, думаю, сом попался? Тогда пир с моей Евсеевной устроим! Туман тогда стоял такой, что хоть глаз выколи. А потом присмотрелся — рука человеческая, белая, детская из воды показалась… Утопленница!

Дед перекрестился.

— Со страху чуть обратно тебя в воду не бросил, но вспомнил, о чем Евсеевна талдычила. Что мертвяки, если их по-божески не похоронить, а в реке оставить, являться людям будут.

— «И в распухнувшее тело раки черные впились…», — произнесла еле слышно Таня, на ум которой пришла строфа из известного пушкинского стихотворения об ужасной мести непогребенного утопленника. Мама любила это стихотворение. Мама…

Ну, разумеется, у нее была мама! Только даже как ее звали, Таня решительно не помнила. Как и того, что ее саму зовут Таней. Не помнила, что с ней случилось и отчего оказалась в воде, а потом в домике этих гостеприимных и добрых стариков…

А Иваныч-то начитанным оказался, подхватил слова девочки:

— Вот, вот! Думаешь, брехня? Ничего подобного! Пушкин знал, о чем писал. Ему няня обо всех этих тонкостях рассказала. А няня евойная была ведьмой! Точнее, знахаркой. И моя Евсеевна ей родственница, хоть и дальняя…

Странно, Таня, не помнившая своего имени, вообще ничего о себе не помнившая, отчего-то знала, кто такой Пушкин, и смогла процитировать его стихотворение. А еще знала, что этому ее научила мама…

— Вытянул я тебя — и сразу потихоньку, мотора не включая, к берегу погреб. Потому что вверх по течению кто-то шалил. Из города, наверное, опять мужики прибыли, стреляли, куражились. Я таких знаю, от них подальше держаться надо. Им человека убить — как другим муху прихлопнуть.

Старик вздохнул, погладил бороду рукой и продолжил:

— А ты лежала на дне лодки. На груди у тебя штучка такая золотая, сверкающая. Прямо в кожу впечаталась, и вокруг кровь. Потом вдруг рукой шевельнула. Обрадовался я — значит, все еще жива девонька! Быстрее тебя в охапку и к моей Евсеевне. А она заперлась с тобой в своей горнице. Что там делала, не ведаю, потому что никому кроме страждущего, присутствовать при своих обрядах не разрешает. Даже мне, своему мужу законному. Ведьма, одним словом! Может, поэтому боженька нас и покарал — дочка еще малышкой под машину попала, один сын в Афгане сгинул, а другой этим, как его, наркоманом стал, от того и умер. Даже внученька наша, Дашенька, и та от нас ушла…

Поделиться с друзьями: