Связанные

Как бы странно это ни звучало, она права. Я только что узнала, что мой парень был мужчиной по вызову в течение нескольких лет и что он только недавно прекратил это после того, как переспал с сотнями девушек. Мозг напоминает мне, что я все еще жива. Еще в одном экземпляре. Но Сердце болит.

Мы возвращаемся в отель, и Иззи бросает ключи от арендованной машины камердинеру. Я отстегиваю ремень безопасности, когда она открывает передо мной дверь и протягивает мне руку.

— Давай, сестренка. Пошли напьемся из минибара и будем ненавидеть Тая в деталях.

Я позволяю ей вытащить меня из машины, уткнувшись носом в ее волосы, чтобы никто не увидел, насколько у меня перекошено лицо. Я слышу, как мобильник Иззи вибрирует сообщением, за которым следует еще одно.

Затем еще одно. Сейчас звонит — а мы даже не на полпути к фойе. Иззи останавливается, хмурясь, и смотрит на мигающий на экране номер.

— Мне ответить?

— Не отвечай на неизвестные номера, пока мы не покинем Вегас, — тихо умоляю я.

— Стерва, я супермодель. Я не использую неизвестные номера ни в Вегасе, ни за его пределами.

Я напрягаю губы в улыбке и позволяю своей близняшке проводить меня к лифтам.

— Бабушка Марти, приготовься. Сестры Стерн придут на твою свадьбу. — Она прижимается губами к моему уху, ее рука обнимает меня за плечи. — И мы будем ох как пьяны.

***

Дорогие мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы отдать последнюю дань уважения моему покойному Сердцу. Сердце начинало как случайный парень, не готовый к обязательствам. Его часто задирали Гормоны и отталкивал Мозг. Но как только Тай взял его на себя, я поняла, что нам обоим крышка.

Воспоминание о Тае, стоящем в пустом классе XWL и говорящем мне, что он не собирается меня бить, но все равно причинит мне боль, вызывает у меня мурашки по коже.

Я осушаю еще один пластиковый стаканчик с каким-то чертовым алкоголем, который Иззи вложила мне в руку. Бабушка Марти выходит замуж завтра вечером, а я нажралась в своем гостиничном номере, безудержно плача, как будто только что узнала, что моя семья погибла в гротескной авиакатастрофе.

Иззи пытается поднять мне настроение, играя в свадебные наряды. Она надевает на меня винтажное платье цвета павлина от Valentino, топ с вырезом в форме сердца и подходящие изумрудные туфли на каблуках, а волосы укладывает во французский локон. Я должна чувствовать себя Бейонсе, но вместо этого я чувствую себя Днем Святого Пэдди.

— Сколько сообщений и пропущенных звонков? — Потом я шмыгаю носом, лежа на огромной кровати в своем Valentino и сжимая пустую чашку Solo со слезами на глазах. Тай недоумевает, что, черт возьми, происходит, и звонит Иззи почти без перерыва с тех пор, как понял, что мой телефон разрядился. Хотя, видя, как я разбила его о его драгоценную машину, я полагаю, он уже знает, что я здесь, и что я явно злюсь на него на десять оттенков.

— Восемь сообщений, четыре пропущенных звонка. — Она смотрит на свой телефон, сидя перед туалетным столиком и поправляя свои идеальные волосы. — Хочешь, чтобы я ответила в следующий раз и сказала ему, чтобы он отвалил?

— Нет. Пусть мучается.

Я слышу сильный стук в дверь и закрываю лицо руками. Иззи отодвигает стул и встает, чтобы ответить.

— Кто это? — Поет Иззи.

— Это Тайлер. Позови Блэр.

Я кладу подушку на голову и слышу, как каблуки Иззи стучат в мою сторону. Он узнал. Как он узнал, где я живу?

— Нет, — прямо говорю я под подушкой.

— Кажется, он безумно обеспокоен, — осторожно говорит Иззи.

— Что ж, я сойду с ума еще больше, если решу выслушать его оправдания. Нет, Изз.

Стук в дверь становится громче и настойчивее, и это отвлекает меня от погружения в жалости к себе.

— Блэр, открой блядь. Впусти меня. — От настойчивости в его голосе волосы на моей коже встают дыбом. Я никогда не слышала, чтобы он был так… в панике?

— Он звучит отчаянно. Я должна открыть дверь. — Иззи кусает уголок губы, двигаясь туда-сюда. На ней канареечно-желтая одежда Vera Wang.

— Не открывай дверь. Он не задушит тебя. Я задушу, — предупреждаю я.

— Блядь, Блэр, блядь! — Он сильно бьет кулаком в дверь.

Я слышу, как в коридоре открывается дверь. Надеюсь, это не мои родители. Может это не они. Может быть, это кто-то другой. Если кто-то выкрикивает имя их дочери, это не значит, что это они. Поверь, Блэр.

— Прошу прощения? — Я слышу, как моя мать спрашивает Тая, и, судя по низкому гортанному кашлю, мой отец рядом с ней.

К черту жизнь, с нами покончено.

Иззи дергает меня за локоть, и мы оба устремляемся к двери, она прикладывает ухо к прохладному дереву, чтобы послушать, как обстоят дела. Я вздрагиваю, надеясь, что он не собирается выставлять себя еще большим ослом.

— Мистер и миссис Стерн, верно? — Тон Тая становится ниже на ступеньку выше. — Не то знакомство, которое я хотел бы иметь с родителями Блэр. Я ее парень, Тай. — Он представляет себя уверенно. — То, что я собираюсь здесь сделать, заставит вас взволноваться, поэтому позвольте мне начать с обещания, что я попытаюсь изменить ваше мнение обо мне после того, как этот кризис закончится. Очевидно, я заплачу и за ущерб.

Я чувствую его присутствие по ту сторону двери. Жара. Страсть. Но также и мужчина, который трахнул меня и держал в неведении о том, что он трахает СОТНИ ЖЕНЩИН ЗА ДЕНЬГИ И КАРЬЕРНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ.

— Блэр, Иззи, откройте через пять секунд, или я выломаю это дерьмо. Пять.

Иззи выпучивает на меня глаза, и я отрицательно качаю головой.

— Четыре.

Иззи делает шаг назад, и я закатываю глаза. Как будто… да?

— Три.

Иззи хватает меня за живот и тащит от двери.

— Два.

Ее глаза умоляют меня дать ему шанс объясниться. Что я должна хотя бы открыть дверь. Я не могу. Парень уже нанес достаточно урона. Почему мы вообще ведем этот разговор глазами?

— Один.

Тишина. Я фыркаю и выдаю ей ухмылку типа «Я же говорила тебе, что он ничего не сделает», когда воздух наполняется звуком ломающегося дерева. Я замираю, когда вижу ногу Тая в воздухе. От его удара дверь распахнулась и треснула ее рама.

Святой гуакамоле.

Тай врывается в комнату и берет меня на руки, как пещерный человек, закинув себе на плечо в переноске пожарного. Он поворачивается к двери и молча выходит. Я замечаю своих родителей, стоящих в коридоре, совершенно ошеломленных. Разве папа не должен отбиваться от него? Ну, он не знает.