Связующие нити
Шрифт:
Я медленно отошла в сторону и села в кресло. Сильно страшно мне уже не было. Терпимо. Не даром я столько ночей провела в этих стенах, чтобы привыкнуть к странностям его волшебства быстро, как терпимой становится для рук горячая вода, которой моешь посуду.
— Выходит, что ты ничего не можешь?
Осмотрев стены, никакой надписи больше не увидела. Только в нос ударил запах сырости и тепла.
— Ничего, всё равно промокнешь, когда приедем! — Моя давняя подруга сидела рядом со мной слева, прямо на подлокотнике.
— Нет, ну каково? Такой жест, такой кавалер, — голос, раздавшийся сзади, принадлежал другой девушке из нашей
Я ничего не понимала — как они здесь оказались, что вообще происходит? Недоумённо вертелась в кресле, пока не увидела третью подругу, и все почему-то были промокшие, весёлые, и какие-то… знакомые по прошлой ситуации, а не нынешние.
Окно в стене внезапно расширилось и придвинулось, я услышала мерный гул двигателя и ощутила, что я сижу, одетая в платье, вовсе не в кресле, а на сиденье автобуса. Платье лёгкое совсем, в мелкую рисочку, а на ногах плетёные босоножки. Те самые. И сумка. Всё то самое…
Комнаты больше не существовало, — всё вокруг было прошлым, и не фантомным, а самым настоящим, — со всеми запахами, звуками и ощущениями. Это был не сон, и это было даже не напоминание, это был тот самый день и тот самый миг!
— Остановитесь!
С ужасом я увидела, как автобус уже проехал остановку. И не ту, первую, которую я тоже проехала и выскочила, а следующую. Слишком долго ко мне приходило понимание всего происходящего, и я не сразу опомнилась. А автобус увозил меня от Тристана, и на этот раз навсегда. Кинувшись к дверям через людей, я заорала во весь голос, не контролируя своих чувств:
— Остановитесь, остановитесь же! Выпустите меня! Немедленно! Помогите! Нет! Выпустите!!!
Весь салон наполнился тревожным гулом пассажиров. Автобус остановился, но дверь открылась не сразу. Я выскочила в дождь. И изо всех сил побежала. Как тогда. Только теперь я уехала намного дальше, и бежала ещё более отчаянно, потому что понимала, что я теряю с каждой секундой…
Кого я теряю!
Пусть это было ошибкой для Триса и для меня, пусть могло так случиться, что из-за этой встречи нет у него другой жизни, быть может, более полной и счастливой, но я не могла отказаться. Я готова была отдать Тристана кому угодно, любой другой женщине, я готова была отпустить его на все четыре стороны, но я не могла позволить этой жизни отнять у меня пять самых чудесных лет!
Пять лет знакомства с ним. Пять лет общения с ним. Сам факт того, что мы узнали друг друга, сам факт моего счастья — я его знаю! Он есть! Я так люблю его, и каждая минута из этих пяти лет для меня дорога и невосполнима ничем!
Нет! Нет! Никогда и ни за что я не позволю ничему измениться! Никогда!
Я выдохлась. Добежав до остановки за поворотом, куда должен был ещё тогда добежать сам Трис, который тоже пытался всё исправить. Он должен был двигаться по переулку через квартал, а я тогда — по периметру. Но его не было здесь…
Я теряла время. Я остановилась, не зная, ждать мне его или бежать дальше? Или он успел появиться здесь, и не остановив автобуса — ушёл подбирать свой брошенный зонт, или он ещё не успел сюда добраться? Я не знала, и кинулась в переулок, надеясь только на то, что не потеряю его, заблудившись…
Сердце выскакивало из груди, вся одежда прилипла к телу, а дождь неумолимо лупил своими струями, словно возмещая за всю предыдущую жару.
Как всё реально… будто и не проживали мы с ним общей жизни.
Дождь
заливал лицо, Тристана я нигде не видела, и воспоминания… они как будто стирались. Моя реальная жизнь, Здание, наша квартира, наше маленькое кафе. Всё это вытесняли воспоминания иного рода — близкие к этому июльскому дню. Я вдруг внезапно вспомнила, какой пастой чистила сегодня зубы, и что мама просила беречь себя и ни за что далеко не заплывать с девчонками, когда мы будем купаться на речке. И готовила она сегодня традиционную творожную запеканку…— Тристан!
В боку уже кололо, и голос был надрывный. Кричать не получалось, я всё чаще останавливалась, для секундной передышки, и снова бежала. Я ещё помнила кто я и из какого времени, но чувствовала, как уходит та жизнь. У меня до сих пор не было работы… нет! Я кем-то работала! Но вот вспомнить кем, уже не могла.
Мне стало жутко. Это было состояние безумца с последними проблесками разума. Сознания, которое ещё способно постигнуть, что сейчас сверкнёт последняя искорка.
— Тристан…
Имя… я знала, как зовут долговязого незнакомца. Знала, как его зовут. Я хорошо запомнила его черты, пока он нёс меня через дорогу.
— Всё… неужели я не успела?.. Тристан, Тристан, Тристан…
Я повторяла его имя как заклинание, как последний якорёк. Пока я помню его, можно вернуть что-то… Что? Аж сердце болезненно сжалось, подсказывая чувством, что что-то очень важное.
— Тристан.
И вдруг я увидела его совсем рядом. Метров пять впереди он вдруг вышел из арки дома и повернул в мою сторону. Как ни в чём не бывало, не торопясь. Я остановилась, едва удерживая свое дыхание от хрипа. Что я ему скажу? Вот дура, побежала непонятно зачем обратно… Нет! Моя память выкинула вспышку, — я не дура. Это уже было. Было! Трис тоже хотел меня вернуть, остановить всё, не дать мне уехать. Я помню, помню…
Он подходил ближе, а впереди него, обгоняя, шла невидимая волна, возвращавшая мне память. Моего Тристана, нашу жизнь, нашу квартиру со всеми мелочами, наше Здание и агентство.
Я не могла ничего говорить, я впивалась взглядом в его лицо, пока он подходил, и не двигалась.
Нет. Нет. Никогда и ни за что я не позволю ничему измениться. Никогда.
Дождь стал такой густой, что всё вокруг померкло. Только несколько маленьких тусклых солнышек бросали на улицу свет. Это фонари Вишнёвого переулка. Это сумерки. Это сегодняшний, а не прошлый Тристан!
— О, а я думал, что ты уже там, Гретт, — он кивнул подбородком вперёд, указывая, наверное, на Здание, — тебе понравилась пицца?
Я была в нынешней одежде и абсолютно сухой. Но я столько бежала, что не могла успокоиться. Я старалась скрыть то, что пережила, но сил на ответ у меня всё равно не было, я не могла оторвать от его лица взгляда, и немела именно от этого счастья, — видеть его. Трис остановился, и его непринужденная улыбка сменилась ошеломлением.
— Что-то случилось?
Я слабо мотнула головой, и глубоко вдохнула. Мой Тристан… каждая чёрточка, каждый жест, каждая нотка в голосе — мой Тристан. Такой родной, такой близкий и настоящий. Мой Тристан… моё сердце, моя половинка, моя судьба. Пусть он сам выберет себе кого хочет, это не изменит того, что я, оказывается, любила его и люблю. За всеми этими странностями наших отношений, за всеми этими родственными душевными чувствами, за всеми нашими дружески прожитыми годами, — я люблю его всего.