Сын чародея с гитарой

Банкан заметил, что Ниина поправила, как могла, макияж, но все же выглядела не такой цветущей, как в начале путешествия. Цветные полосы, украшающие мордочку, были уже не такими яркими и четкими. Зачем ей нужна косметика в нехоженой пустыне – на этот вопрос, пожалуй, смогла бы ответить только другая самка.

– Предоставим решать тому, кто знаком со Снугом дольше всех.

Банкан повернулся к птаху.

– Если можно, помогите ему, – ответил Виз. – Валяясь под солнцем, он обезвоживается.

– А почему он брыкается и стонет?

– Бредит, – последовал лаконичный ответ. – Тебе ведь неинтересно, какие глюки бывают у пьяных носорогов?

Банкан кивнул, нашел камень поудобнее и сел, предварительно убедившись, что он не служит домом кому-нибудь мелкому, зубастому и склонному кусать незваных гостей. Юноша положил дуару на колени.

Разнообразия ради можно и поимпровизировать. Благо непосредственного риска для жизни сейчас не ожидается. Они всего лишь собираются помочь другу в беде.

Нам в пустыне засыхать недосуг.Ну-ка, ухом поведи, верный Снуг.Час – не для спячки,Встань на карачки.Дикие скачкиВ белой горячкеЖиво изгонят проклятый недуг.

Ниина легко следовала за мелодией, ее брат неохотно вторил. Хорошо, что эта парочка снова вместе – Банкан вспомнил не слишком удачные чаропевческие эксперименты с одним вокалистом.

Юноша вздохнул с облегчением, когда знакомое серебристое облачко окутало стенающего носорога. Оно сгущалось, крепло с каждой нотой, с каждым словом. Интересно, какую форму примет оно в конце концов? Будет ли его воздействие причудливым и зрелищным или всего лишь прямолинейным и сугубо практичным?

Облачко сгустилось в нечто бесформенное, в желтых и зеленых пятнах, и это создание криво ощерилось. Слюнявая, гнилозубая пасть исторгла жуткий хохот. Вдобавок призрак был не одинок. Повсюду вокруг путников возникали полуматериальные-полупрозрачные фантомы. С кривых острых когтей капал ядовитый гной.

– Прекратите! – взвыл Граджелут. – Прогоните их!

– Прогнать? – Опешивший Банкан не знал, что опаснее – играть дальше или прекратить. Судя по растерянным мордам выдр, они тоже не находили ответа. – Да как мы можем их прогнать? Сами же вызвали!

И тут Банкана ужалили в щеку. Сильно.

– Извини, – виновато произнес Виз, – надо было привлечь твое внимание. Вы не вызывали тварей. Это сделал он. – Крыло ткнуло в мечущегося стенающего Снугенхатта. – Это его видения. Я точно знаю, он уже описывал этот кошмар. Ваше пение просто сделало чудищ видимыми, придало им материальность. – Голос клещееда звучал уверенно.

– Я, конечно, в таких делах не спец, но, боюсь, если вы остановитесь, эти твари не исчезнут.

К ним, шаркая, приближалось нечто пахнущее гнилым мясом и жженым хлебом. Хищно протягивались конечности, похожие на нити грибницы, болтались на кровавых нервах глазные яблоки. Чудище было лишь наполовину вещественным, и Банкан с трудом, но заставил себя не обратиться в бегство.

– Если не перестанем, – пробормотал он, все еще играя, – то, наверное, будет еще хуже.

– Кореш, выбора нет, – сказал Сквилл. – Никуда я не поеду с этими пьяными глюками на буксире. Прикинь, ты хиляешь к дамочке на свиданье, а у тебя на плече сидит такой вот кошмарик.

Призрак, решивший сосредоточить свое внимание на Банкане, завис поблизости. Для полноценного физического контакта ему не хватало материальности. Юноша задрожал. Это было уже слишком.

А вдруг Виз ошибается? Возможно, если чаропевцы утихнут, твари попросту растают в воздухе? Плохо то, что до сих пор птах обычно оказывался прав.

С другой стороны, если чаропесня реализует чужие кошмары, она же, наверное, способна дать им пинка под зад. Он сменил ритм и обратил на это внимание выдр.

Брат с сестрой круто повернули на новый стихотворный курс. И в самом деле, кое-какие отвратительные видения начали растворяться.

– Так нечестно! – пробормотал некто с шестью руками и эпилептическим хоботом.

– Только мы приготовились высосать чьи-нибудь мозги! – простонал второй фантом.

Он неуловимым движением выбросил в сторону Сквилла блестящее полупрозрачное щупальце. Тот рубанул мечом, но клинок проткнул воздух.

Чем чаще жаловались растерянные горячечные видения, тем реже стонал и брыкался Снугенхатт. Подобно большинству алкоголиков, он не мог справиться со своей проблемой, не увидев ее. Только на сей раз вместо него проблему увидели (в буквальном смысле) выдры и Банкан.

В поле зрения юноши вплыли гнилые клыки и смердящие глазные яблоки.

Но это были остатки кошмара. Как только они испарились, Снугенхатт погрузился в мирный сон, его грудь вздымалась медленно и мерно, точно кузнечные мехи.

– Кажется, подействовало!

Виз не умел потеть, но в этот момент, похоже, не отказался бы от такой способности.

Банкан обмяк, встряхнул онемевшими, больными пальцами.

– Он так и не проснулся.

– Кризис миновал, – сказала птица. – Часок он теперь проспит.

Может, и два, но не больше. – Он возбужденно чирикнул. – Гарантирую.

Отличная работа.

– Спасибо.

Измотанный Банкан и сам был не прочь вздремнуть, но решил потерпеть. Слишком ярко отпечатались в памяти Снугенхаттовы кошмары. К тому же некоторые из них могли болтаться поблизости – им некуда было уйти. И Банкану совсем не хотелось пускать их в собственные сны.

Глава 17

Вечером носорог проснулся. Был он совершенно свеж и готов идти дальше.

К его изумлению, никто из спутников не проявил энтузиазма, и Снугенхатту пришлось дожидаться рассвета в укрытии из валунов и недоумевать, отчего все так измотаны, в то время как он чувствует себя прекрасно отдохнувшим и даже помолодевшим.

Кошмары носорога уступили место вполне нормальным снам, и все путники провели ночь спокойно. Быстро позавтракав, седоки взобрались на озадаченного, но вполне пришедшего в себя четвероногого друга и поехали дальше.

Ландшафт приобретал формы все более фантастические, являл взорам известняковые и песчаниковые башни и шпили, выточенные гневными ветрами и беспокойной водой. На сотни футов в небо устремлялись хрупкие пальцы из слоистых пород, каменные осыпи, словно застывшие реки, сбегали по склонам задумчивых гор. Цвета минеральных натеков варьировались от белоснежного до темно-бордового, напоминая Банкану о тонких винах, которые он видел в линчбенийских лавках. Прослойки базальта и обсидиана в более светлых породах напоминали засохшие вены в телах павших гигантов.