Сын Дьявола
Шрифт:
Или ты лжешь сам себе? А, Макс? Может быть, ты хочешь провести с ней эти последние несколько дней перед предательством. Перед тем, как она навсегда тебя возненавидит. Сделать так, чтобы каждого мужчину в будущем она сравнивала с тобой. Чтобы каждый раз, ложась под богатого мудака, думала об оборванце. О том, кто умел довести ее до состояния маленькой смерти.
Но сколько бы причин не было. Сколько бы злости не существовало ко всем ее будущим любовникам, одно остается неименным. Навсегда.
Желание подмять ее под себя, как только вижу. Содрать ненужную одежду и смаковать
И я делаю это. Смакую. Наслаждаюсь. Делаю подножку, чтобы уложить на мягкий ковер и требую ответа:
— Так ты хочешь меня? Или… — поднимаюсь во весь свой рост. Стою над ней, как скала. Член уже ломит от нетерпения. — Или мне уйти?
— Не уходи, — просит она дрожащим голосом, облизывает дрожащие губы и смотрит. Смотрит. Как на Бога. Просит, и своими словами дает мне полное право делать все, что мне вздумается. С ее губами. С ее маленькими сиськами, розовыми сосочками, с киской и задницей.
Сегодня она моя. Сегодня у нее больше нет права на отказ.
Медлю.
Снимаю боксеры. Из них уже готовый к бою выпрыгивает член, смотрит концом прямо на ее губы.
— Открывай рот, Лана, — требую я, и она покорно раскрывает губки, сжимает пальцы между напряженными бедрами. Елозит. Трепещет, как рыбка в моих сетях.
Иду вдоль ее тела. Иду точно к цели и направляю член в лицо, сгибаю ноги.
Ох, блять! Почти падаю, как от удара током, когда губы обхватывают головку члена.
Смотрит мне в глаза и влажно выпускает. Облизывает языком, касается кончиком уздечки, а меня уже кроет, кровь оглушительно стучит в висках, внутри бушует цунами.
Я мысленно насаживаю ее горло, заставляю давиться, рыдать. Но я потерплю. Терплю ее мучительные ласки. Дурею. Сгораю, пока прохладные пальчики касаются яиц и нежно их гладят.
Но стоит ей взять корень глубже, как крышу сносит безвозвратно. Чувствую себя настоящим животным, теперь мною правят инстинкты.
Хватаю ее за уши и просто натягиваю на болт, так, чтобы нос уперся в лобок. Держу, охуеваю от экстаза, когда влажная, горячая полость обхватила всю длину.
Она мычит, упирается мне в бедра руками, и я даю ей глотнуть воздуха, чтобы снова засадить в глотку. Влажно. Грязно. Глубоко. Выпускаю с влажным звуком, смотрю на растраханные, полные губы. На слюни, что стекают по подбородку.
Такая по-блядски невинная. Моя.
Беру за шею, чуть жму на выемку и рычу:
— Дыши, сейчас я буду тебя трахать в горло.
Она раскрывает глаза, но принимает член в рот до самого конца. Глотает рвотные рефлексы, истекает слезами, пока я на огромной скорости вторгаюсь тараном в ее рот.
Смотрю в ошалелые глаза, что в полоске лунного света кажутся просто нереально красивыми.
Для меня. Сегодня все только для меня.
Стремительно подбирается оргазм, и я отпускаю Лану.
Еще не время. Потерплю.
Она жадно глотает воздух, откашливается, смотрит испуганно, но и слова не говорит, когда задираю член к животу и заставляю вылизывать.
Держу за голову, приживаю к яйцам и сдавленно выдыхаю:
— О, да, милая, поработай язычком.
Она поднимает глаза, активно вылизывает. Её
заводит это, я знаю. Лана уже течет.Хочу взглянуть на это. Обрываю сладостную пытку, тяну ее на кровать, так, чтобы свешивались ноги, и сажусь между.
— Максим… — хрипит она, смотрит. И я думаю, что Королев только мечтал и пиздел обо всем этом, а я имею. Имею его будущую жену. Имею дочь мэра. Если меня сейчас убьют, я не буду грустить, потому что уже сделал не мало в этой дерьмовой жизни.
Пальцами касаюсь полоски трусиков. Мокрая, как я и предполагал.
— Сними их, господи, сними их.
— Нетерпеливая. Развратная, — шепчу, опуская лицо. — Моя.
Вылизываю ткань, уже чувствуя пьянящий вкус и запах. Смотрю, как она стискивает свою грудь, мечется. Сходит с ума.
Отвожу полоску в сторону, языком щекочу клитор. Лижу губки.
Лана рвано выдыхает, ее просто колбасит, и я вряд ли смогу еще сдерживаться. Резко поднимаюсь. И не церемонясь, зная, что мне в этой дырке всегда рады, вставляю.
Делаю выпад до самого конца и рву дорогущие трусы. Словно олицетворение богатой, сытой жизни.
Обхватываю пальцами тонкую талию, давлю большими пальцами на плоский живот и задаю средний темп, наслаждаюсь тем, как сотрясается ее грудь. Как с губ срывается мое имя.
— Максим, о мой Бог.
Одной рукой обхватываю маленький дерзкий сосок и начинаю вбиваться. Внутренности уже скручивает от напряжения. От желания просто кончить и забываться в этом ощущении.
Сжимаю челюсть, держаться нет сил. Внутри словно котел с зельем похоти. Он кипит, готов просто взорваться.
Но сначала она. Должна запомнить, должна никогда меня не забывать.
Поднимаюсь на кулаках чуть выше, продолжаю трахать на полную длину члена, всаживать в матку и ловить взглядом ее стоны.
— Господи… Да, еще, еще, — выдыхает она, рукам уже стискивая простыню.
Глава 42
Хватаю рукой за шею, чуть сжимаю и смотрю на искусанные в кровь губы, требуя взглядом, чтобы прямо сейчас она кончила.
Долблю. Трахаю. Остервенело. Яростно. Вбиваю ее в кровать. Ставлю очередное клеймо, чтобы запомнила на всю жизнь, и рычу:
— Кончай, Лана.
И она сотрясается всем телом, выгибается, заставляя мышцы влагалища сокращаться, сжимать член крепче, просто выть от оглушающего удовольствия.
Успеваю вытащить член за секунду до взрыва, забрызгиваю живот, грудь и немного алые губы.
Она слизывает белесые капли кончиком языка и безумно улыбается, словно сейчас скажет «еще»
Поднимаюсь к ней, и тяну на себя, стискиваю в объятиях, чтобы снова ощутить то невесомое, сладкое удовольствие, которым меня крыло в Москве.
Тогда казалось, что мы живем одним днем, а после нас хоть потоп. Только вот потоп этот люди создают себе сами. Сами разрушают свою жизнь. Как мы свою. Нам нельзя прикасаться друг к другу. Но разве прикажешь телу, что горит в агонии, разве можешь управлять эмоциями, что уже на грани безумия. Дайте нам с ней одну палату. Дайте нам сдохнуть в один день как в сказке.