Сын хамас
Шрифт:
Мой отец всегда был для меня примером милосердия, любви и смирения, и хотя ростом он был чуть выше метра шестидесяти, для меня он был на голову выше всех, кого я знал. Я очень хотел стать таким же, как отец, но понимал, что путь мой долог.
Однажды днем обычная рутина неожиданно прервалась. В камеру вошел охранник и отстегнул меня от стульчика. Для ужина было еще слишком рано, но я не задавал вопросов. Я готов был идти куда угодно, даже в ад, лишь бы встать со стульчика. Меня привели в маленькую комнату, где снова приковали, на этот раз к обычному стулу. Вошел офицер Шин Бет и оглядел меня с головы до
— Как дела? — спросил офицер. — Что у тебя с глазом?
— Меня избили.
— Кто?
— Солдаты, которые привезли меня сюда.
— Безобразие. Это противозаконно. Я разберусь и выясню, почему так произошло.
Он казался очень уверенным, говорил спокойно и уважительно. Интересно, он притворялся, чтобы разговорить меня?
— У тебя ведь скоро экзамены. Почему же ты здесь?
— Не знаю.
— Конечно, знаешь. Ты же не дурак, но и мы не дураки. Меня зовут Лоай, я капитан Шин Бет, ваш квартал — мой участок. Я знаю все о твоей семье и соседях. И о тебе я знаю все.
И он действительно знал все. Ведь он нес ответственность за каждого человека, живущего рядом со мной. Капитан Лоай знал, кто где работает, кто учится в школе и какие предметы изучает, чья жена только что родила и сколько весит ребенок.
— У тебя есть выбор. Я пришел сюда, чтобы поговорить с тобой. Знаю, что другие следователи не столь добры.
Я вглядывался в его лицо, пытаясь понять, что он имеет в виду. Белокожий блондин, очень уверенный в себе, в его речи ощущалось такое спокойствие, какого мне не приходилось слышать прежде. Он говорил доброжелательно, казалось, даже тревожился за меня. Неужели у них такая тактика — сначала избить заключенного, а потом любезно беседовать с ним?
— Что вы хотите узнать? — спросил я.
— Послушай, ты прекрасно понимаешь, почему тебя привезли сюда. Ты должен рассказать все, что тебе известно.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Хорошо, я облегчу тебе задачу.
На белой доске над столом он вывел три слова: ХАМАС, оружие и организация.
— Ну что ж, начнем с ХАМАС. Что ты знаешь о нем? Ты состоишь в организации? Чем ты занимаешься в ней?
— Я ничего не знаю.
— Ты в курсе, как они вооружены? Где достают оружие, как его перевозят?
— Нет.
— Ты знаешь что-нибудь об Исламском молодежном движении?
— Нет.
— Хорошо. Все с тобой ясно. Не знаю, что сказать тебе, но ты выбрал неверную дорогу… Принести тебе еды?
— Нет. Я ничего не хочу.
Лоай вышел из комнаты и через минуту вернулся с дымящейся тарелкой, где лежал цыпленок с рисом и подливкой. От тарелки с едой так чудесно пахло, что мой желудок невольно сжимался. Несомненно, еду приготовили для следователей.
— Пожалуйста, Мосаб, ешь. Не строй из себя железного борца. Просто поешь и немного расслабься. Знаешь, я знаком с твоим отцом уже много лет. Он отличный парень. Он не фанатик, и мы не понимаем, зачем ты влез в эту историю. Мы не хотим тебя пытать, но и ты пойми нас — ты выступаешь против Израиля. Израиль — маленькая страна, и нам приходится защищать себя. Мы не можем позволить, чтобы кто-то причинял
боль гражданам нашей страны. Мы достаточно настрадались за свою историю и не станем легкомысленно относиться к тем, кто хочет обидеть наш народ.— Я не причинил боли ни одному израильтянину. Это вы обижаете нас. Вы арестовали отца.
— Да. Он хороший человек, но он тоже борется против нашего государства. Он вдохновляет людей на борьбу с Израилем. Именно поэтому мы и посадили его в тюрьму.
Я сказал бы, что Лоай действительно считал меня опасным. Из разговоров с другими заключенными израильских тюрем я узнал, что не ко всем палестинцам относились так жестоко, как ко мне. И не всех допрашивали так долго.
Но тогда я еще не знал, что Хасан Саламех был арестован примерно в то же время, что и я.
Саламех устроил множество терактов в отместку за убийство изготовителя бомб Яхьи Аяша. И когда в Шин Бет услышали, как я по телефону отца говорю с Ибрагимом об оружии, они сделали вывод, что я работал не в одиночку. Оказывается, они были уверены, что я состоял в «Бригаде Аль-Кассама».
Наконец Лоай сказал:
— У меня много работы. И если ты согласишься на мое предложение все рассказать, мы с тобой сможем прямо сейчас найти выход из этой ситуации. Тебе больше не придется ходить на допросы. Ты еще совсем ребенок, и тебе нужна помощь.
Да, я хотел быть опасным, и у меня были опасные идеи. Но, честно говоря, я не преуспел в радикализме. Я устал от маленького пластикового стульчика и вонючих колпаков. Шин Бет выдала мне более крупный кредит, чем я заслуживал. Я рассказал Лоай, как все было на самом деле, благоразумно умолчав о том, что оружие мне нужно было для убийства израильтян. Я заявил, что купил автоматы, чтобы помочь своему другу Ибрагиму защитить его семью.
— Значит, оружие существует — я правильно понимаю?
— Да, оружие существует.
— И где оно?
Как бы я хотел, чтобы оружие хранилось у меня дома, тогда я с легким сердцем сдал бы его израильтянам. Но теперь мне пришлось втянуть в историю брата.
— Ну, дело в том, что оно у человека, который не имеет к ним никакого отношения.
— Кто же это?
— Мой брат Юсеф. Он женат на американке, и у них только что родился ребенок.
Я надеялся, что они примут во внимание семейные обстоятельства брата и просто заберут у него оружие, но не тут-то было.
Через два дня я услышал какое-то шарканье в соседней камере. Я нагнулся к водопроводной трубе, соединявшей обе клетушки.
— Эй, — позвал я. — Там есть кто-нибудь?
Молчание.
А потом…
— Мосаб?
Что?! Я не верил своим ушам. Это был мой брат!
— Юсеф? Это ты?
Как я был рад слышать его голос! Сердце заколотилось как сумасшедшее.
Это был Юсеф! Но он стал орать на меня.
— Зачем ты это сделал? У меня семья…
Я заплакал. Я так хотел перемолвиться словом хотя бы с одним человеком, пока сидел в тюрьме. А теперь мой родственник сидит по другую сторону стены и бранит меня. И вдруг меня осенило: израильтяне подслушивают, они нарочно посадили Юсефа рядом со мной, чтобы узнать, о чем мы будем говорить, и выяснить, не соврал ли я им. Это было мне на руку. Юсефу я говорил, что оружие мне нужно для защиты семьи, так что тут можно было не беспокоиться.