Сын Люцифера. Книга 2. Секта

Рудников быстро вышел из раздевалки и направился прямиком к центральной двери. Охранник проводил его взглядом, но ничего не сказал. Рудников потянул дверь на себя и вошел внутрь.

Большой проходной зал без мебели, с ковром на полу и с каким-то непонятным возвышением в центре. Помост, что ли, какой?.. На этом помосте огромные напольные часы с неестественно-длинным и массивным маятником. Заканчивается маятник внизу полумесяцем.

(Что это, блядь, за секира? — невольно подумал Рудников. — Вжик! вжик!..)

Вокруг помоста стоят широким кольцом люди, мужчины и женщины, одетые точно так же, как и сам Рудников. Ну, точнее, почти так же. В рясы. Масок на многих нет. И к тому же все босиком. Рудников поискал глазами и сразу увидел стоящий справа от двери аккуратный ряд тапочек. Он тоже разулся и поставил свои тапочки среди прочих, оставшись босиком, как и все.

Как же я их потом найду-то? — засомневался было он, но тут же решил пока не забивать себе этим голову. — А! Там видно будет! Разберемся. Как все, так и я.

Поскольку внимания на него никто не обращал и никаких указаний давать явно не собирался, то он решил для себя, что самое разумное будет — это стараться не выделяться. Просто вести себя, как все. И потому сразу же вошел в кольцо, смешавшись с остальными. В маске он чувствовал себя довольно уверено и почти не смущался. Сектанты стояли молча, неподвижно и явно чего-то ждали. Вероятно, девяти часов. Когда все и должно было начаться. Рудников вспомнил, что ему говорили сегодня в парке.

«Собрание начинается ровно в девять. Не опаздывайте». «Ровно девять» должно было, по прикидкам Рудникова, наступить с минуты на минуту. Буквально вот-вот.

А!... Так вот же часы стоят! Он посмотрел на гигантский циферблат. Девять! А что это за фигурки непонятные вместо цифр?..

Дальняя дверь распахнулась. В зал вошли трое. В таких же точно рясах, как и все, только красных и с капюшонами. Или клобуками, как там это правильно у монахов называется? Один сектант шел впереди, остальные двое держались чуть сзади. Передний был явно главным. Тем более, что и веревка на его рясе была тоже красная, в то время как у двух других — желтые. В общем, главный жрец и помощники. Служки, по-монастырски. (Аналогии с монахами, монастырями упорно приходили Рудникову в голову. Вероятно, из-за ряс.)

Один служка держал в левой руке какой-то мешок, а в правой — не то подставку, типа треноги, не то высокую табуретку. Нечто среднее, короче, не разберешь отсюда. Второй же осторожно нес перед собой на вытянутых руках какой-то непонятный, ярко блестевший таз, чем-то, судя по всему, почти до краев заполненный. Какой-то жидкостью. Рудников с изумлением услышал доносившееся из мешка громкое мяуканье. Кошка? Это что, элемент обряда?

Вся троица между тем быстро приблизилась к центру зала и поднялась на помост. Помощники установили треногу, поставили на нее таз и достали из еще одного мешка, которого Рудников поначалу не заметил, большую желтую ложку, поднос и пластиковый пакет. Содержимое пакета мгновенно высыпали на поднос — Рудников издалека так и не разглядел, что это такое? шарики, не шарики?... непонятное, в общем, что-то — главный сектант взял в руку ложку и громко, нараспев, произнес по-латыни какую-то длинную фразу. По крайней мере, Рудникову так показалось, что по-латыни. Как человек более-менее образованный, он приблизительно представлял себе, как она звучит. Все эти характерные окончания на «ис», «ус»…

Один из стоящих в кольце сектантов тут же приблизился к жрецу и встал на колени. Жрец зачерпнул ложкой из таза и поднес ее к губам стоящего перед ним на коленях человека. Тот выпил содержимое. Жрец взял с подноса шарик и вложил его сектанту в рот. Человек разжевал шарик и проглотил (это было явно видно по движениям челюстей и горловых мышц и кадыка), встал с колен и вернулся обратно на свое место. Его сосед, вернее, соседка, совсем еще юная девушка без маски, сразу же двинулась к центру зала, и все опять в точности повторилось. Потом еще один сектант,.. еще один,.. и так по кругу.

Когда очередь дошла до Рудникова, он не колеблясь проделал то же самое, что и все. Подошел, встал на колени, выпил с ложки какую-то тягучую сладкую жидкость и проглотил положенный ему в рот шарик. К его величайшему изумлению, это оказалось мясо. Котлетка, клецка, зраза или как там это правильно называется. Рубленое мясо, короче. Слепленное в шарик. Что это за мясо, Рудников так и не определил. Вкус был совершенно необычным.

Вообще обстановка на него начинала как-то давить. Кольцо стоящих неподвижно босых сектантов в черных рясах и масках; ярко-красные жрецы в капюшонах посередине, выкрикивающие нараспев латинские фразы; маятник этот зловещий с полумесяцем на конце — такое впечатление, что это вообще не полумесяц, а лезвие секиры, остро отточенное, — и все это под громкое, непрекращающееся ни на секунду прерывистое мяуканье кошки.

Мя-яу!!.. Мя-яу!!.. Мя-яу!!..

И что это за мясо он сейчас ел? Вкус какой-то странный. Тоже сладковатый. Хотя, может, это после сиропа этого из ложки так показалось… Непонятный, в общем, вкус. Никогда такого мяса не ел. Может, тоже кошка?!

Рудников даже подташнивание легкое при этой мысли ощутил. Ладно, впрочем. Что за капризы? Ели же все. Не отравились. Подумаешь! Ну, кошка, ну и что? Делов-то! Да, может, и не кошка еще вовсе. А крольчатина под сладким соусом. Или нутрия. Плевать, короче! Хоть кошка, хоть мышка. Плевать! Лишь бы толк был. От этого поедания кошек и ползанья на коленях под латинские песнопения... Да бога ради! Постоим-поползаем… мы люди не гордые. Ко всему привышные. Тертые-ученые! Во болотах мытые, в омутах моченые.

Последний сектант тем временем встал с колен и вернулся на место. Жрец воздел руки вверх и произнес по-латыни еще несколько фраз.

Да полно!.. Точно ли это латынь? — мелькнуло вдруг в голове у Рудникова. — Похоже, это и не латынь вовсе. А какой-то совсем странный и непонятный язык.

Ему вдруг стало почему-то не по себе. Комическая сторона происходящего, которая до этого бросалась ему в глаза и помогала сохранять в этой ситуации некую отстраненность, спокойствие и хладнокровие (все эти обряды!.. переодевания… взрослые же люди!), отступила куда-то на второй план и перестала вообще иметь значение. Ему вдруг стало просто жутко. Ему неожиданно почудилось, что все это вовсе никакой не спектакль для пресыщенных, скучающих современных ему дядей и тетей, играющих в сектантов, а что-то реальное и зловещее. И все эти неподвижно стоящие люди в черных рясах со стеклянными глазами стали вызывать у него страх.

Казалось он перенесся каким-то недобрым волшебством в мрачное средневековье. Он просто не мог себе представить никого, из здесь присутствующих, в обычной, нормальной жизни, в нормальной обстановке, в обычных платьях и костюмах... Смеющимися, болтающими, играющими с детьми, смотрящими, к примеру, телевизор. Казалось, это действительно самые настоящие, подлинные фанатики-изуверы. Инквизиторы. Ряса шла им, выглядела на них совершенно естественно.

Рудникову, вдруг страстно захотелось бежать, немедленно уйти отсюда! Зло в этом зале, казалось, витало, было разлито в воздухе!

Черная пси-энергия! — судорожно подумал Рудников. — Энергия боли и страданий! Вот я, наверное, ею сейчас и заряжаюсь. Я же за этим сюда и пришел.

Жрец опять воздел вверх руки и начал нараспев что-то читать. Сектанты стали слегка раскачиваться из стороны в сторону и хором монотонно повторять вслед за ним концы фраз. Рудников стал повторять вместе со всеми.

— Норус экстум! … Трактум версис! …

Им начало овладевать какое-то необъяснимое, непонятное, странное чувство. Как будто он сливается со всеми, становится частью какого-то огромного единого целого. Растворяется, растворяется, растворяется в нем…