Сын могильщика

— Я не понимаю, почему она не открывается. Она не заперта.

Квентин стиснул зубы и попятился, теперь уже с сопротивляющейся, тяжёлой ношей в дом, чтобы попробовать открыть заднюю дверь.

— Я не могу уйти, — сказал мужчина — мёртвый, с планшетом в руках. — Тут какой-то барьер. Я застрял!

Мужчина паниковал, и это как раз то, что было нужно Квентину. Он проигнорировал его и подошёл к двери. Она тоже не поддавалась. Не заперта. Закрыта внешней силой. Чёрт.

— Чёрт, так и есть, — сказал Рун. — Соль. Быстрее.

Квентин почувствовал тревогу Руна, как волну беспокойства внутри себя. Рун посмотрел вверх, и через видение демона Квентин увидел, как тьма опускается вокруг дома.

Он оглянулся на женщину. Её глаза были большими и круглыми, её страх был ощутим, как его ноша начала отчаянно бороться с ним. Он посадил её на стул. Её волосы выбились из резинки на макушке. Они спадали длинными, сверкающими волнами на плечи, и он застыл.

Она пахла яблоками и ощущалась как солнце в зимний день, излучающее тепло. И её глаза.

Та кристально чистая синевата, о которой он мечтал каждую ночь на протяжении пяти лет.

Как Рун называл этот цвет? Лазурный? На носу и на щеках у нее все еще оставалась легкая россыпь веснушек. Едва заметные. Но именно рот в форме сердца, пухлый, как у куклы, заставлял его замирать в ответ. Её губы сжались, когда она откинулась назад и попыталась ударить его. Он легко увернулся, но она тут же добавила левый хук, зацепивший его подбородок. Он схватил её кулак и уставился на неё.

— Что за чёрт был это? — спросила она, забыв жесты. Ему это было не нужно, но она не знала об этом. — Ты заставил меня потерять сознание.

— Мисс Ковальски, — сказал мужчина.

Она снова сжала кулаки. — Кайл, сейчас не время.

— Нет, тебе нужно это увидеть.

Квентин встал и повернулся к нему, недоверчиво сузив глаза. Но как только он это сделал, Эмбер ахнула.

— О, Боже, — сказала она, вскочив. Он повернулся к ней, а она, положив руки на его плечи, снова заставила его развернуться. Затем резко потянула его к себе, заставив взглянуть в глаза, и жестами произнесла: — Твоя спина. Он ранил тебя.

Ему было очень хорошо об этом известно. Он просто не знал, насколько всё плохо.

Он никогда не видел демона, похожего на этого. Он едва успел заметить его мельком, но его цвета и знаки были необычными. И он был зол. Очень, очень зол. Какое слово?

Взбешённый?

— Всё в порядке, — жестами сказал он Эмбер. — Нам нужно вывести тебя отсюда.

— Меня? А как же ты? Тебе нужна медицинская помощь.

Он нахмурился — насколько всё плохо? — и направился к зеркалу во весь рост, которое стояло в захламленной мастерской рядом с кухней. Ага. Три пореза на спине, залитой кровью.

— Чёрт. Я так любил эту рубашку.

Эмбер удивлённо посмотрела на него.

— Ты переживаешь из-за рубашки?

Он взглянул на неё, не в силах поверить, что она здесь. Спустя столько времени она была прямо перед ним, такая соблазнительная, что он невольно облизнул губы.

— Теперь мы понимаем, — сказал Рун. — Ты не сказал нам, что она из другого мира. Нам

нужно вывести её отсюда.

— Из другого мира?

— Она наша. Она ушла, но вернулась, и теперь она уже не человек. Она просто ещё не

понимает этого.

Чувство вины обрушилось на Квентина так сильно и быстро, что выбило воздух из его легких. Он видел, как на неё напали. Он сделал всё, что мог, чтобы это остановить, но священник был слишком силён. Слишком могущественен. Он чувствовал себя как муха, пытающаяся бороться с грузовиком.

— Тогда кто она?

— Она из другого мира. «Путешественница», — Рун произнес эти слова как любовник или как преследователь. В любом случае, он слишком хорошо знал любовь всей жизни

Квентина. — Соль! — напомнил он. — Он придёт за нами.

Квентин тоже почувствовал это — демона, подкрадывающегося всё ближе. Хотя, опять же, это странно. Демон уже несколько раз убивал, а теперь он подкрадывается? Когда он может атаковать и убить Квентина и Эмбер одним щелчком пальцев?

С другой стороны, может, репутация Квентина опередила его. Было бы приятно на это надеяться. Он толкнул Эмбер на стол, игнорируя её возмущённое: — Эй! — и схватил сумку, которую бросил на пол, когда вошёл. Он достал банку чёрной соли и рассыпал её вокруг стола.

— Что ты делаешь? — спросила Эмбер.

— Чёрная соль, — жестами сказал он. — И сера. — Он вынужден был прописать слово «сера» буквами.

— Сера?

Он пожал плечом. — Сера. Но «сера» звучит круче. Это ещё одно его любимое слово. Он помнил его, когда Эмбер умерла. Когда ад поднялся, чтобы забрать священника, напавшего на неё. Он никогда не забудет этот запах. Рун сказал ему много лет спустя, что это была сера, и это слово запало в память. Он записал его и молился, чтобы священник до сих пор задыхался от этого запаха.

— Соль действительно работает? — спросила она.

— Зависит от того, как мне повезёт.

Она подняла бровь, напоминающую крыло. — Ты видел свою спину?

Он бросил на неё игривый взгляд. Как будто они никогда не расставались. Жизнь с Эмбер всегда была такой лёгкой. Удобной, но при этом насыщенной. Шутки, перемежающиеся томными взглядами через чашки дымящегося кофе. И даже теперь он снова оказался в их ритме. В их поддразниваниях.

— Хотите внутрь? — спросил он двух ушедших.

Они вошли в круг перед тем, как он закрыл его, и затем запрыгнули на стол к Эмбер.

Мужчина с планшетом — Кайл? — приподнял очки, когда приземлился. Женщина посмотрела на Эмбер.

— Прости, что втянула тебя в это, Эмбер.

— Что? Дора, это не твоя вина. Это ужасная ситуация, которая с тобой случилась.

Женщина неуверенно кивнула, затем подняла голову, на ее лице отразилось беспокойство.

Эмбер подтянула колени к подбородку, и Квентин захотел сказать ей, что пол — это лава, как он говорил раньше. Тогда они были детьми, и сейчас явно не время для этого, но это была одна из их любимых игр.