Сын на отца

— Какие красивые кресты, — на плечи Алексея легли тонкие руки юной царицы, пришла к нему в кабинет, соскучилась — молодожены почти не расставались, у них был «медовый месяц».

— Это не просто кресты, Катя — сие есть социальная лестница, по которой наверх могут забраться очень многие из тех, кого считают выходцами из «подлого» состояния. Они станут самыми значимыми персонами — все те, кто готов сражаться за веру, царя и отечество, и положить за это свой живот. Столбовыми дворянами можно считаться только за военную службу и ратную доблесть, проявленную при ней. И кавалер оной награды пойдет впереди князя, если тот не удостоен такого же креста. Понимаешь?!

— Но дворян же много станет — как быть на всех с поместьями? Ведь не хватит! У тех же ляхов шляхты множество, чуть ли не каждый десятый, как мне отец говорил!

— Вся разница в том, что «указ о единонаследии» я отменять не буду. Дворянство обязано служить государству, за это и даются привилегии. Не желаешь служить мечом — тогда пером в Приказе пиши! Или мошной тряхни хорошенько — причем не раз и не два, если кто из заводчиков дворянство получит. А если совсем никчемный — пошел вон, не позорь сословие — работай в поте лица своего и плати подушную подать!

Из «столбцов» таких выписывать безжалостно — трутни не нужны. А не по нраву Россия — убирайся — никого силой держать не нужно, только достояние свое здесь оставит!

— Родовитые в обиде будут…

— Ущемления им никакого нет. Пусть воюют, кто им мешает, и доказывают державе свою полезность. И тем сохранят свое положение. Видишь ли, Катенька, опора должна быть не только в одном дворянстве. Все сословия должны стать ею — а достойным из них давать продвижение вверх. Грамотен и трудишься на пользу — станешь «почетным подданным», привилегии получишь. Да те же крестьяне сами детей в школы отводить будут и их успехи в обучении контролировать. Пройдет два поколения — вся страна грамотной станет. Разве это плохо?

— Кто тогда подушную подать платить станет в прежнем объеме? Ведь с грамотного она меньше браться будет…

— За счет увеличения населения, Катя. Нужно медицину развивать всемерно, сейчас жены при родах гибнуть, а о «кесаревом сечении» понятия не имеют — а ведь это шанс большой для спасения, как матери, так и ребенка. С грязью бороться надо, гигиену строго соблюдать. Детскую смертность, если вдвое сократить, то через тридцать лет население удвоится. А то сейчас рожают по семь-десять детей, а выживает двое, в лучшем случае трое. В дворянских семьях положение чуть лучше, но именно чуточку. Так что главная задача не токмо на Приказе ратных дел, на Аптекарском и Школьном будет не менее важная работа.

— А что такое «кесарево сечение», название ромейское? Гигиена ведь на греческом как «целебное» или «приносящее здоровье» звучит, царственный супруг мой?

— «Гигиена» есть строгие правила, которые если соблюдать, то болеть меньше будешь и здоровье свое сохранишь до старости. Это и правильное питание, и гимнастика как в палестрах греческих была, да гимназиях — о ней ныне забыли. А «кесарево сечение» еще в Риме делали — живот разрезали внизу, если родить не получалось, ребенка вынимали и зашивали нитями шелковыми, как помнится. И тем жизнь всем спасали…

— Расскажи об этом, поведай, — жена так крепко прижалась к нему, и он понял, что теперь изливать из себя знания ему предстоит каждый вечер. Но взглянув на ее встревоженное и крайне заинтересованное лицо, мысленно вздохнул с облегчением — теперь он знал на кого можно переложить часть хлопот, хотя бы в медицине…

Глава 5

«Все же нашлось общее у официальной церкви и раскольников — не думал, что с такой лютой яростью «папеньку» они в унисон проклинать станут. Видимо, права поговорка, что ничто так не сближает недругов как один общий и страшный враг.

Тверская резня Петру боком выйдет, и очень скоро — не сработали привычные методы!

Хотел запугать моих сторонников, но получил совсем иной эффект — ответную лютую ненависть. Теперь, чтобы он не предпринял, численность недовольных его правлением будет возрастать с каждым часом. Прав Шереметев — нужно всячески тянуть время, ибо каждый час играет нам на руку. В частях царской армии началось дезертирство — тут и агитация церкви играет, и мои манифесты об установлении сниженных сроков военной службы, и возможность приобретения статуса «почетных подданных».

Плохо, что лед на реках еще крепок — Меншиков на Волок Ламский пошел с авангардом, хотя для меня привычное имя города Волоколамск, как раз по книге Бека о войне. Борис Петрович опытен, и вряд ли «светлейший» его проведет — но все равно на душе неспокойно.

Ладно — об этом лучше не думать, все равно из меня полководец как из дерьма пуля. Бояре к тому же стеной встали, привели тысячу доводов, почему царю-батюшке нельзя сабелькой махать на все стороны. Вот и сижу в кадушке, как свинья в теплой луже».

Алексей повернулся на бок в горячей лохани с низким бортом, отдаленно напоминавшую ванну, только из серебра. И тут же мысленно прикинул стоимость сего изобретения еще времен царя Алексея Михайловича — шестьсот рублей пуд серебра весом, а тут все четыре весом, да еще с чеканкой. Как то на царском комфорте не экономили — купался в прямом смысле в серебре, а кушал с золотых тарелок.

Надо было бы все это добро в монеты перечеканить, но нельзя — престиж державный блюсти надобно, дело серьезное. Тем более что церковь передала драгоценным металлов на внушительную сумму, да и купцы в разных городах мошной хорошо встряхнули — выходило без малого миллион рублей — головокружительная сумма.

— Вода остывает, подлей горячей.

Алексей подтянул к себе ноги, согнув колени, а прислужник в царской мыльне, в статусе «детей боярских» стал подливать ковшом кипяток из парящей кадушки. И переборщил — пригревать стало существенно.

— Холодной водицы добавь. Ковшика два, больше не нужно.

Юноша тут же открыл кран и наполнил ковшик — в царских палатах был примитивный водопровод из толстых труб, установленный чуть ли два века тому назад итальянскими архитекторами, что строили Кремль еще при Иване, первом «государе всея Руси».

Стало комфортно, и Алексей задумчиво посмотрел на трубу с краном, а потом перевел взгляд на узкое окошко, с множеством кусков слюды вместо стекла, вделанных в массивный переплет. За все время пребывания в этом новом для себя мире, он уже усвоил, что всему, даже незначительной на первый взгляд детали, нужно придавать значение.

— Слушай, а труба, по которой вода идет, что сюда, что на поварню, не из свинца ли сделана, как и окна?!

— Из свинца, государь. Как прохудиться изволит, то воду из нее спускают, плавят свинец и заливают дырку.