Сын погибели
Шрифт:
Лис отодвинул плечом слугу, преграждавшего ему путь в комнату, и изрек с мрачной непреклонностью:
— Да-а… Тут вам не здесь! Десять «Отче наш» и пятнадцать отжиманий. Пол — вот, молельня — там, на входе. Приступай.
Опешивший слуга не нашелся, что и сказать, но, строго говоря, и отвечать ему было некому. Он не мог оценить, лучше незваный гость татарина или хуже, поскольку и знать ничего не знал о татарах, да и таких наглецов ему прежде встречать не доводилось.
Входить в обеденную залу главы церковного суда без доклада — неописуемо! Но это уже происходило, и замерший у
— Ну что, — между тем, подходя вплотную к столу, поинтересовался Лис. — Кусок в горло лезет?
Судья поперхнулся. Слуги, несущие новые перемены блюд, застыли в оцепенении.
— Вижу. Лезет, но плохо, — подытожил наблюдения Лис. — Это поправимо, скоро лезть не будет. Ты пока по свободе горло промочи, а я тебе зачитаю, шо тебя ожидает, пока ты не дождался.
— Кто ты такой?! — наконец, приходя в себя, взвился с места сановный гурман.
— Понимаю твое любопытство и отвечаю: это не важно. А важно другое — горло работает нормально, а потому я констатирую пригодность испытуемого к даче свидетельских показаний. Пока свидетельских. Заканчивайте чревоугодие, следователь ждет, пройдемте к нему. Или желаете, чтобы он собственноножно навестил вас в этой скромной, — Лис обвел взглядом увешанную тяжелыми бархатными портьерами залу и роскошный стол, — не побоюсь этого слова, келье?
— Да по какому праву?!
— Да по какому угодно — хошь по церковному, хошь по кодексу Юстиниана. Разница невелика — вышак тебе ломится, сердешный.
Он достал из рукава свиток с печатью Бернара Клервоского и потряс им перед носом судьи:
— Вот и нарисовалось дно бездне твоего падения! У тебя есть право дышать, есть право говорить. Все, что ты скажешь, непременно будет обращено против тебя. Хочешь, я с примерами объясню тебе, как в Риме добиваются открытия правды? Не пробовал еще таскать каштаны из геенны огненной?!
— Я не понимаю, о чем вы говорите!
— А вот этого не надо! Это лишнее. Под умалишенного косить не стоит. Тебя извещали депешей за номером триста двадцать два дробь семнадцать. Ты отлично знаешь, что обвиняешься в попустительстве тому, кого именуют Сыном погибели.
Глава церковного суда Уэльса от неожиданности открыл рот, собираясь что-то сказать, но не зная что.
— Мне кажется, или ты уже полон раскаяния под самую завязку? — с разных сторон оглядывая церковника, поинтересовался Лис. — Уже — да — полон? Это похвально. Помощь следствию будет учтена при вынесении приговора.
— Но погодите! — запротестовал судья. — Какой приговор?! Я никому не помогал!
— Чистосердечное признание тоже делает тебе честь, — согласился Сергей, — но давайте говорить начистоту. Буквально прямо в глаза, прямо ртом. Речь идет не об абстрактном «никому», а о конкретном Сыне погибели и о следствии, которому, как ты только что признался, помогать не желаешь… — Он набрал в легкие воздуха и взревел: — Потрудись объяснить: куда, каким образом из охраняемого здания суда исчез этот злодейский преступник?!
— Демоны! Демоны. Это все демоны, — залепетал не привыкший к такому обращению судья.
— Знаю, что не солнечные зайчики, — категорично отрезал Лис. — А ты здесь что, червей для рыбной ловли разводишь? Почему не обезвредил?
Где запас святой воды? Где серебряные ведра и крестообразные багры? Где, наконец, освященный песок, я тебя спрашиваю? Вы что же, «Энциклику» не читали?— Нет, — окончательно теряясь, пролепетал судья.
— Ну, это нормально? Папа, буквально Его Святейшество, в поте лица заботится о своей вселенской пастве, пишет энциклики, опять же буллы. А в Уэльсе их не читают! Ты еще скажи, что их не получал!
— Нет…
— Фух, ты меня утомил. Ладно, об этом поведаешь следователю, хотя, боюсь, это будут твои последние слова. Я искал тут, искал, чем могу смягчить твою участь, но, похоже, ты меня понимать не хочешь. Похоже, упорствуешь и коснеешь. И я, невзирая на всю свою врожденную любовь к ближнему, ничем не смогу тебе помочь. — Лис изучающе взглянул на судью, стараясь понять, достаточно ли ясно донес мысль до перепуганного святоши.
— А-а-а… Что же?.. Вы могли бы помочь? — воспрял духом судья. — Я был бы вам безмерно благодарен.
— Освященный песок мы тебе привезли. Сбор уплатишь, и пользуйся на здоровье. С баграми, ведрами, водой, надеюсь, тоже проблем не будет… Но как же Сын погибели? Не хочешь же ты сказать, что, покинув судилище, он провалился сквозь землю?
— Нет-нет! — поспешил с ответом судья. — Пройдя через город, он направился в сторону Лондона. За ним увязались трое нищих.
— О! Твоя сознательность растет, как жар в адских котлах во время карнавала. Продолжай в том же духе. Я думаю, следователь вышнего суда, — Лис ткнул указующим перстом в сторону окна, — удовлетворится данными мне показаниями. Конечно, при условии чистосердечной финансовой поддержки означенного в энциклике предприятия.
— Ну да, ну да, конечно! — закивал судья. — Только сегодня утром мне стало известно — в город прибыл некий лесной разбойник. Он пожертвовал монастырю святого Кутберта сотню золотых и попросил аббата принять его послушником.
— Вот как? — Лис удивленно поднял брови. — Похвально. Но какое отношение этот факт имеет к рассматриваемому делу?
— Этот разбойник встречался с Сыном погибели! — преданно глядя в глаза Сергея, продекламировал судья.
— Где же?
— В полутора милях от Самманхэртской обители, в лесу.
— Значит, так, — переходя на деловой тон, начал Лис. — Сейчас быстренько пишешь распоряжение всем аббатствам, каноникам и тому подобное оказывать содействие нашей следственной группе, отсчитываешь пятьсот шиллингов и готовишь место под освященный песок — тебе его отгрузят.
— Ну шо, все слышал? — раздавалось между тем на канале закрытой связи.
— Слышал. Давай там, поторопись, а то как бы нашего Федюню местные святоши не решили, ну, скажем, собаками затравить.
— Так, может, отобедаете пока? — предложил пришедший в себя хозяин дома.
— Не хлебом единым жив человек! — Лис принял гордую позу. — С собой заверни.
Дорога медленно тянулась с холма на холм, время — изо дня в день, а Федюня со товарищи все шел к далекому Лондону. Он бы, может, шел быстрее, но всякий раз один из его спутников отправлялся в ближайшие селения, замок или монастырь за милостыней, а через несколько часов возвращался с узелком провизии, вполне достаточной, чтобы дотянуть до следующего утра.