Сын погибели

Между тем гонец Его преподобия миновал сад, вскочил на оставленного у коновязи легконогого неаполитанского скакуна и, сопровождаемый новым криком переполошенной обитательницы древесной кроны, направился к городским воротам. Отдыхавшая в караулке стража с великой неохотой подчинилась требованию Его преподобия опустить мост и выпустить гонца за ворота. Это было запрещено наставлением о караульной службе, но всякий в Парме знал, что уже свыше четверти века после вероломной измены епископа Пармского личный представитель Его Святейшества имеет право отсылать посланца в Рим в любое угодное ему время.

Правда, за минувшие годы такое случалось впервые, но все в жизни бывает в первый раз. Стражники, несомненно, удивились бы и насторожились, когда б узнали, что ночной вестник отправляется не к престолу святого Петра, а в королевство Обеих Сицилий. Но об этом они не догадывались.

Пользуясь ночной тьмой, всадник мчал по дороге, не забитой, как в дневные часы, возами, стараясь как можно скорее доставить известие королю Роже. Он скакал, положив обнаженный меч поперек седла, дабы при случае незамедлительно пустить его в ход, но округа спала, точно вымершая, лишь в близкой лесной чаще, пугая недобрым предзнаменованием, ухал филин.

Всадник слегка поежился от этого крика, но вновь дал шпоры коню, спеша как можно быстрее пересечь лес. Он почти миновал опасное место и уже видел перед собой освещенную луной опушку, когда в полном молчании кто-то ухватил его сверху за плечи и, выдернув из седла, бросил наземь. В тот же миг раздался громкий свист, и перепуганная лошадь, не чувствуя больше тяжести седока, припустила в галоп.

— Этот готов, дон Анджело! — сообщил насмешливый голос с толстой, простиравшейся над лесной дорогой, дубовой ветки.

Рухнувший на спину посланец хотел было вскочить, но тут же увидел острие меча у носа.

— К чему торопиться? Ты уже приехал, — еще мгновение, и жертва исчезла с тропы.

Судя по тому, как быстро и ловко был проведен захват, чувствовалось, что подобный способ знакомства на большой дороге отнюдь не внове соратникам дона Анджело. Несколько рук умело обшарили гонца, и чей-то голос объявил:

— Хозяин, письма нет.

— Вот как? — Барон ди Гуеско показался из ночной тьмы и, подойдя вплотную к пленнику, сжал ему горло. — Ты ведь хочешь рассказать, куда и зачем отправил тебя глухой ночью достойнейший фра Гуэдальфо?

Глаза пленника вылезли из орбит, он захрипел и что есть силы пнул капитана в колено. Дон Анджело, взвыв, завалился набок. Гонец быстро опустил кованый сапог на ногу одного из негодяев, рванулся, пытаясь садануть его локтем в лицо, и тут же, захрипев, упал на землю.

— Кретин! — держась за ушибленное колено, процедил дон Анджело. — Ты что наделал?

— Но он же… — начал было его соратник, кинув взгляд на окровавленный кинжал.

— Дерьмо Вельзевула! Ты думаешь, я не заметил? Эта тварь мне нужна была живой! Погляди, может, он еще дышит.

Папский гвардеец с сомнением приложил пальцы к пульсу на горле посланца:

— Не может быть — я таким ударом многих на тот свет отправил. Безнадежно.

— Проклятие! Ты мне, что ли, теперь ответишь, какое поручение дал ему святоша? Дьволово копыто! Надо было прикончить ди Бенчи еще на галере! В который раз страдаю из-за собственного благородства!

— Хозяин, зато эта груда мяса точно не выполнит приказ монсеньора…

— Молчи, дубина! Не хватало мне твоих рассуждений! Что при нем было?

— Кошелек… Оружие… И вот этот крест.

— Кошелек и оружие — понятно. Крест… — Майорано принял из рук соратника небольшое, усеянное рубинами, золотое распятие. — Скорее всего он — опознавательный знак, на нем герб ди Бенчи. Но кому и для чего этот несчастный его вез, нам может рассказать только сам монсеньор Гуэдальфо.

Он сжал крест в кулаке.

— Суньте ему кинжал в руку да изрубите покрепче. Когда его найдут — решат, что гонец погиб в схватке с разбойниками. А теперь помогите мне встать. Нам следует до рассвета вернуться в город.

* * *

В виду берега капитан лег в дрейф и зажег сигнальные огни на клотике [27] мачты и нок-рее. [28] Спустя мгновение со скалы, прикрывавшей вход в устье реки, замахали фонарем, давая ответный сигнал. А еще через несколько минут лодка с шестью гребцами причалила к борту пиратского судна.

Один из гребцов — кряжистый, с обветренным багровым лицом — приветствовал капитана и привычно направился к кормовому веслу корабля.

27

Клотик — верхушка мачты.

28

Нок-рея — конец реи.

— Что нового слышно? — крикнул капитан в спину лоцмана.

— Песку опять намыло, — через плечо бросил тот. — Придется левым бортом почти к самому берегу притираться.

— Повозки готовы? У нас тут хороший улов: вино из Франции, ткани…

— Ждут возы, — скупо ответил лоцман, неопределенно взмахнув рукой в сторону берега.

— Ты что-то неразговорчив нынче, — удивился капитан.

— Устье занесло, — нахмурился лоцман. — Осторожным надо быть. Очень осторожным.

— Ну, осторожным так осторожным. — Капитан отдал команду гребцам спустить весла, и корабль медленно начал входить в реку.

Невзирая на предупреждения знатока местных вод, все шло заведенным чередом: судно бросило якорь у берега, опустило сходни и начало разгрузку. Капитан удовлетворенно глядел, как приближается к месту выгрузки товара караван запряженных двуконь возов. Он потер руки, предчувствуя благополучное окончание коммерческого предприятия, но тут с берега послышалась резкая команда на незнакомом чужестранном языке.

Возы замерли на месте, покрывавшие их тенты слетели, точно сорванные бурей паруса, и в матросов, скатывающих наземь бочки, дождем посыпались стрелы. Те, кто оставался на борту, схватились было за оружие, но второй смертоносный шквал — на этот раз с вершины скалы — ударил по палубе.

— На весла! Назад! — заорал капитан и тут же осекся. Молчаливые гребцы, пришедшие вместе с лоцманом, выхватив из-под дерюжных плащей кинжалы, обступили пиратского вожака.

— Командуй сложить оружие! — на плохом нормандском приказал один из «гребцов».

Капитан хмуро покосился на окружавшие его клинки. Выбора не было. Вскоре сам хозяин корабля и те из членов его экипажа, кто на свою беду остался в живых, понуро стояли перед несколькими бородатыми всадниками в странных, но дорогих доспехах, покрытых алыми плащами.