Сын предателя

 -Тут мы слыхали, кто-то стихоплётством занимается? Не пора ли это дело прекратить? У некоторых и могилу не находят, а тебя и искать-то никто не будет! Не пиши и живи спокойно!

 Да к тому же организм вдруг пошёл в какой-то разгон, здоровье развалилось в одночасье, и было непонятно, на что жаловаться и кому.

 Так что на звонок Светланы ответил уже не тот Николай Фёдорович, с которым Светлана сидела и кушала пирожки, а дряхлый, больной человек.

глава 68

 Старик лежал вторую неделю, вставая лишь по нужде да под вечер не отказываясь похлебать малую толику супа и выпить чашечку чая. Дорога и пустые хлопоты так истощили его силы, что Надя, которая сама изнемогала, все дни ожидая Фёдора Ивановича, стала бояться за его здоровье. Не хотелось остаться одной в этом чужом для неё краю, к которому она никак не могла и не хотела привыкнуть.

 Здесь были холодные зимы, по сравнению с западной частью России, с ветрами, которые неслись над степью. Ветры останавливались неохотно у стен домов, сбивая иногда с ног зазевавшегося гуляку, будили в ней непреодолимое желание бежать на родину.

 Она поражалась день за днём смелости своего старика, путешествовавшего пусть не близко от её родных мест, но всё-равно далеко. И это путешествие его ей казалось нереальным. Да и нереальным было и её желание повторить его подвиг. Ей подходил семидесятый год, и день рождения был не за горами. Но она всё так же упорно бегала в столовую, мыла посуду, протирала столы после клиентов и не очень чисто смахивала лентяйкой с пола следы от грязной обуви.

 На пенсию её не гнали, привыкли к подвижной бабульке, усердной не по годам. Не каждый и догадывался о её подлинном возрасте. Да и Фёдор Иванович отлежался за две недели, попривык к мысли, что родственников кроме Нади и сына Петра у него не осталось, встал, наконец, с кровати и, как ни в чём не бывало, стал постукивать молоточком по гвоздикам, завершая ремонт очередной пары обуви.

 Жизнь снова вошла в свою колею и, казалось, ничто уже не помешает жить и жить им, забыв о том, что возраст уже порядочный, и не сегодня-завтра очередь их подойдёт удобрять земельку своими бренными телами.

 В России происходили громкие дела. Менялись Генсеки, Президенты, советские телевизоры уступали место японским и корейским. Машины уже всё чаще проносились по городу диковинные.

 Акмолу Президент Казахстана пожелал именовать Астаной, в которой пошло бурное строительство. А престарелая чета и телевизора не имела, и богатства не нажила. Хотелось, чтобы их общий сын сын, Пётр Фёдорович, жил успешнее их, но мужику уже стукнуло тридцать шесть, а особых успехов не наблюдалось. Родители были, как-никак, запачканы своими солидныцми сроками отсидки за колючей проволокой. Так что оставалось мужику клясть судьбу свою неудачника или виноватить родителей особенно неприятной записью в паспорте, что родился в тюрьме.

 Неожиданные изменения в их жизни произошли осенью девяносто второго года. В столовой к Наде подошла заведующая, загадочно улыбаясь, спросила, не имеет ли она кого-нибудь из родственников, которых когда-то потеряла. Надю как будто какой силой подбросило.

 -Люба?
– хриплым голосом воскликнула она.

 -Да нет, - вскинула удивлённо брови заведующая, - Людмила Рощина ищет мать Надежду.

 Отчество не знает, фамилию не помнит. Помнит только, что жила в занятом немцами городе, в котором приходил немец Курт и играл с нею, пока мать надолго отлучалась. Я, конечно, не уверена, что она ищет тебя, но ты как-то рассказывала нам, что работала у немцев. Конечно, это плохо, что немец - её отец, да ведь у нас тут в Казахстане немцы-то лучшие работники. Так что не ты первая, не ты и последняя. У неё есть дочь - Лена. Будешь писать, дам адрес.

 -Конечно, буду! Курта я помню! Генерал посылал.

 -Генерал?
– изумилась заведующая.
– Ну, не ожидала от тебя!

 -Да нет! Отец-то её, если это она - Фёдор Иванович и есть, ну, с которым живу. А у генерала я уборщицей была. Жить-то надо было на что-нибудь.

 Заведующая столовой всё с таким же изумлением на лице сунула ей бумажку с адресом, покачала выразительно головой, добавила:

 -Сидела в тюрьме-то всё же за дело! Другие-то партизанили!

 Надя проглотила обидные слова привычно. Никогда её воспоминания не выплёскивались в России. Здесь, в Казахстане, был чуточку другой мир. Народ смотрел на войну, как на что-то далёкое. Рассказ о днях под немецким игом казался чем-то необыкновенно страшным, а после её, Надиных слов, смягчённых из-за отсутствия эпизодов, не увиденных ею, война выглядела какой-то неубедительной.

 Фёдор Иванович новость встретил спокойно, даже скептически. Имя, которое не совпадало, для него было главным аргументом, что дочь - не Надина и, значит - не его.

 Ему вообще не верилось, что можно по таким скупым данным обнаружить родственника. Хотя они ничем не рисковали по причине своей бедности, но всё-равно было бы неприятно разочароваться и разочаровать женщину.

 Как ни странно, недели через три после отправления письма к ним в дверь постучали. Дома находился только Фёдор Иванович. Он без тени удивления на лице открыл дверь и стал ждать, когда две женщины вынут обувь для ремонта из пакета.

 -Здесь живёт Надежда Аркадьевна Горилова?
– спросила женщина со светлыми локонами, красиво обрамляющими её продолговатое лицо с весело поблёскивающими голубыми глазами.

 -Здесь, - с пробуждающимся волнением ответил Фёдор Иванович.

 -Мы из Москвы, - сказала женщина постарше, почти с чёрными, гладко зачёсанными волосами к затылку, на котором они и были свёрнуты в аккуратный овал.
– Нам бы с нею поговорить по поводу её дочери, - добавила она, окидывая взглядом комнату, в которой её карие глаза не находили ни фотографий, ни вообще чего-нибудь интересного.

 -Но мы должны сразу предупредить, что твёрдой уверенности нет в том, что это именно её дочь, - поспешила добавить голубоглазая блондинка.

 -Честно говоря, и нам бы не хотелось ошибиться, - задумчиво проговорил Фёдор Иванович, - Надя сейчас в столовой, но к обеду прибежит. Минут десять осталось. Подождите.

 Женщины оглянулись по сторонам, вновь пытаясь, как видно, увидеть какие-нибудь фотографии на стенах. Не найдя ничего, они присели на два табурета, сколоченных хозяином специально для посетителей с несложным ремонтом их обуви.

 -А вы, наверно, муж Надежды Аркадьевны?
– осторожно начала женщина с карими глазами. При этом её брови проползли по лбу немного вверх, обозначив морщины, которые состарили её сразу на несколько лет.

 -Мы живём без брака, так получилось. Неудобно уже было в Загс-то идти. Возраст не тот.

 -И давно вы вместе?
– поинтересовалась голубоглазая блондинка.

 -Иногда мне уже кажется - всю жизнь.

 -Как это - всю жизнь?
– чуть не враз воскликнули обе женщины.

 -Да как Гитлер напал. Расставались, конечно, на годы, а потом опять вместе. Война ведь была.

 Обе женщины смотрели на хозяина комнаты уже с другим интересом.

 -Так это ж, наверно, и ваша дочь?
– решилась спросить брюнетка с карими глазами.

 -Наверно, и моя. Только если не моя, а только Надина, я всё-равно - не против. Родни же всё-равно у меня никакой. Все померли.

 Женщины помолчали некоторое время. Но видно было, что терпение у блондинки кончилось.

 -Может нам в столовую сходить?
– спросила она, не надеясь, что седовласый старик сможет их проводить.