Сыночек в награду. Подари мне любовь
Шрифт:
– Ева, заберите сына и уходите в свою комнату. Я сам разберусь, – мой тон звучит слишком холодно.
– Я помочь хочу, – не унимается она.
– Ева, – бросаю со сталью. Чтобы испугалась и послушалась.
Дожидаюсь, пока они вдвоем скроются за дверью, и только потом брызгаю водой в лицо Каролинке, приводя ее в чувства. Она хватает ртом воздух, широко распахивает глаза, фокусируется на мне. И ресницами начинает часто хлопать.
– Это что? – подскакивает, садясь на диване. – Это кто? – озирается взволнованно. – Это как вообще? – прищурившись, испепеляет меня взглядом.
– Это
Она зависает. Словно ломается на секунду.
– Тим, ты все-таки спятил, да? – подводит совершенно неожиданный итог. – Мы все скучаем, Тим! – повышает голос, а я не хотел бы, чтобы Ева услышала. Неприятно ей станет. Она такого не заслуживает.
– Тише, я… – пытаюсь объясниться. Рассказать все, как было. Признаться, что я всего лишь решил помочь девушке с сыном, попавшим в беду. Это ведь правда. Отчасти. Про поцелуй в автосалоне лучше умолчу.
Однако Каролинку не остановить. Она всегда была чересчур эмоциональной.
– Нам всем тяжело, да! Но ты совсем того! – крутит пальцем у виска, а сама чуть не плачет от накативших воспоминаний. – Ты, как маньячина, себе клона нашел вместо… – зажимаю ее рот ладонью, потому что сама она не заткнется.
Что за черт!
– Не называй ее так, – неожиданно раздражаюсь.
Какой же это клон? Она…
– Ева, – произношу строго вслух. – Ее зовут Ева, – повторяю неожиданно грозно.
Каролина возмущенно округляет серые, как у старшей сестры, глаза. Отбрасывает мою руку. Хмурит кукольные черты лица – этим она в мать пошла. В то время как Ольга была больше похожа на отца.
Злится.
– Я папе все расскажу, – фырчит угрожающе.
Выпрямляется, лихорадочно одергивает ультрамодное платье, едва доходящее ей до середины бедра, покачивается на шпильках. Скептически осматриваю ее наряд, облегающий немного угловатую, еще формирующуюся фигуру, – и все равно вижу в Каролине маленькую девочку. Семнадцатилетнего капризного ребенка.
– Влад Аркадьевич уже знаком с Евой, – обезоруживаю мелкую хамку. – Более того, ни тебя, ни его не касается, кто живет в моем доме, – делаю особый акцент на слове «моем».
Она зыркает на меня разочарованно, губу поджимает. Удивлена, что я общаюсь с ней на повышенных тонах.
Младшая дочь в семье, залюбленная и избалованная, после смерти Ольги она стала единственной и перетянула внимание близких на себя. В том числе и мое. Однако от меня Каролина получала исключительно финансовую поддержку. На нормальное общение и заботу я был не способен. А так как Влад отвергал любую материальную помощь и до настоящего времени не хотел забирать бизнес, я бездумно вливал деньги в его дочку, не проверяя даже, на что она их тратила. Просто отдал карту и мысленно поставил галочку, что миссия выполнена.
Кроме пожилых родителей, которые далеко отсюда, и семьи Ольги – мне больше не о ком заботиться. А бабки в могилу с собой не унести, так что я решил: пусть хоть кому-то радость приносят. Правда, сейчас понимаю, что погорячился, предоставив Каролине полную свободу действий.
– Надеюсь, этот кошмар ты не на мои деньги купила? – киваю на обрубок ткани.
– Эм-м, – тянет юбку вниз.
Краснеет. – Неа, – глаза прячет.– Проверить выписки со счета? – изгибаю бровь. И Каролина тушуется под моим пристальным взглядом. – Неудачный выбор для университета. Ты туда учиться пошла, а не ногами светить.
– Блин, Тим, ты чего? – топает, хватает сумку с дивана и прикрывает ей колени. – Никогда меня не контролировал. И деньги не считал. Это все твоя Ева на тебя плохо влияет.
И правда. За четыре года я даже внимания ни разу не обратил на то, во что одета младшая сестренка моей жены. Никогда не выяснял, чем занимается, как живет. Я откупился. Оплатил лучший вуз, который она выбрала. Дал водителя, стоило лишь ей попросить об этом. А сам дальше варился в своем котле, привыкнув к боли и упиваясь ей.
А теперь какого хрена происходит?
Будто меня действительно Ева разбудила. Вырвала из затянувшегося сна. Бесконечного ночного кошмара. Изменила что-то этим утром, всего лишь присев рядом и нашептывая что-то ласковое.
«Твоя Ева», как гневно выразилась Каролина.
– Не моя, – отрицательно качаю головой. – Ева с сыном попали в беду. И поживут у меня некоторое время, – выдаю честно и тут же реагирую на шорох двери за моей спиной.
Хмурюсь, прислушиваясь. Топот детских ног заставляет меня обернуться.
– Владик! – прерывает нас строгий, но при этом нежный, наполненный любовью, трепетный женский шепот.
Ева смотрит на меня виновато, стискивает губы и мчится за сыном. Но он оказывается проворнее. Подбегает ко мне, протягивает сложенный листок бумаги.
– Н-на! – вручает настырно. Сопротивляться бессмысленно, поэтому сжимаю пальцами уголок. Забираю таинственное послание.
Удовлетворенный и радостный, Владик ловко огибает маму. И ему почти удается улизнуть, но в последний момент Ева ловит его за капюшон пайты.
– Извините, – напряженно бросает мне. Косится на Каролину, которая вновь бледнеет.
Привычным движением поднимает озорного мальчугана на руки и шустро уносит в комнату. Тот бурчит что-то по пути, но негромко и сдержанно. Не кричит, не капризничает. А словно договориться пытается. И пальчиком на меня указывает. Но Ева непреклонна. Прячет сына от «чудища» и плотно захлопывает дверь.
Я же растерянно сминаю листок в руке, не решаясь развернуть.
– Да ее сын на тебя похож! – ахает Каролина. И опять норовит грохнуться в обморок. – Ты специально их обоих для себя подбирал? Ненормальный, – глаза сужает, изучая меня. И замирает вдруг. – Или?..
Подняв ладонь, жестом осекаю ее прежде, чем она успеет гадостей наговорить о нас с Евой. Могу только догадываться, какие грехи сестрица нам приписать готова. Но слушать не собираюсь! Испытав шок от встречи с «призраком», Каролина на нервах не может остановиться. Болтает все, что в голову взбредет. Выдвигает совершенно нелепые теории, обвинениями сыплет. Хочет гостью мою выставить непонятно кем, а меня в дурдом определить. И если на себя мне плевать, то о Еве плохо отзываться не позволю.
– Прекрати нести чушь, – демонстрирую наручные часы, постукиваю по циферблату. – Ты опаздываешь, – все еще сжимаю бумажку от Владика в кулаке, как редчайшую ценность. Бережно прячу в карман.