Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
– Нельзя допустить, чтобы противник увидел, что там творится!
– Пока живы, не допустим!
Заняв самую высокую часть моста, маленький отряд снова хором затянул свою клятву-песню. С суровой торжественностью звучала она над равниной.
На фоне мрачного, мглистого небосвода, оттененного серо-лиловой снежной тучей, отряд героев, который стоял на мосту и с воодушевлением пел, казался какой-то сказочной ратью, готовой вознестись в поднебесье. Лучи заходящего солнца ярко освещали фигуры воинов, ослепительно сверкали на высоко поднятых ружьях.
Пока звенел хор храбрецов, готовых стоять насмерть, с дороги опять донесся гул устремившегося в решительную атаку кавалерийского отряда противника.
На какой-то миг Эден Барадлаи мысленно перенесся в родной дом – к молодой супруге, к двум щебечущим малюткам, к охваченной тревогой матери, но тут же взял себя в руки и принялся подбадривать своих новобранцев:
– Не бойтесь, ребята! Из ста осколков снаряда лишь один попадает в цель!
Но в то же мгновение этот единственный осколок разорвавшейся гранаты угодил в молодого волонтера и сразил его насмерть.
Не потеряв присутствия духа, Эден воскликнул:
– А если и попадет, то это самая прекрасная смерть!
– Да здравствует родина! – дружно отозвались солдаты.
В эту минуту вражеская конница замедлила бег.
Но ошеломил ее не громкий возглас молодых героев, а что-то другое.
Внезапно из обледенелой камышовой заросли выскочил и помчался по заснеженному полю отряд венгерских гусар.
Стремительное появление гусар было совершенной неожиданностью. Прежде чем противник успел развернуться к ним фронтом, гусары ударили ему во фланг и в несколько минут рассеяли и оттеснили австрийцев с шоссейной дороги. Расстроенные кавалерийские эскадроны помчались назад во весь дух, спасаясь от внезапно атаковавших их гусар.
И тогда весь отряд венгерских гусар, будто движимый общей мыслью, резко свернул в сторону. Позволив улизнуть вражеской коннице, он с ходу обрушился на ракетную батарею.
Только тут во вражеском стане заметили допущенную оплошность. Чрезмерная уверенность в победе побудила австрийцев выдвинуть слишком далеко вперед ракетную батарею, и она оказалась в непосредственной близости от отступавших венгров. Никому не пришло в голову, что разбитое войско может остановиться и обрушиться на своих преследователей.
Теперь, чтобы не допустить захвата ракетной батареи, австрийцам нельзя было мешкать ни минуты. Ведь венгерские гусары – бывалые воины, они не испугаются мечущего искры чудовища! Вот и пришлось недавним победителям задать стрекача вместе со всем обозом, амуницией и боевым запасом. Хорошо еще, если удастся спасти снаряды и укрыть их под защитой пехоты. Самое же ракетную батарею спасать уже было некогда: ее захватили и разбили в щепы венгерские гусары. Покончив с этим, они еще долго преследовали улепетывавших восвояси вражеских артиллеристов.
Совершив свой ратный подвиг, гусары не спеша, мелкой рысцой возвратились к стоявшим на мосту боевым товарищам.
Что и говорить, – этим дерзким налетом на зазнавшегося противника был достойно завершен день битвы! Неприятель уже не пытался больше использовать первоначальный успех. Та и другая стороны забили отбой. Находившиеся в авангарде части оттягивались назад. Разбитое венгерское войско могло теперь беспрепятственно продолжать отступление.
Отряд гусар, насчитывавший свыше двухсот всадников, направился прямо к мосту. Впереди ехал верхом на коне командир – статный, осанистый богатырь с тихо закрученными кверху усами, сверкающим взором и орлиным носом. На лице его играла горделивая улыбка.
Среди стоявших на мосту людей двоим показалось, что они где-то уже видели этого офицера. То были Эден и Маусман.
Студент узнал всадника первый – ведь он встречался с ним всего лишь несколько месяцев назад, Эден не видел его лет шесть.– «Wer kommt dort?…» – начал было боец-студент, по прослезился к не мог продолжать. Подкинув вверх шляпу, он бросился навстречу приближавшемуся всаднику, крепко обнял его и расцеловал, едва не стащив с седла.
– Ура, Барадлаи! Ура, Рихард Барадлаи!
Только тогда Элен узнал брата. Оли столько лет не видели друг друга, что могли встретиться на улице и спокойно пройти мимо. К тому же на поле брани лицо всякого человека приобретает новое, необычное выражение.
Братья обнялись. Эден плакал, Рихард смеялся. И в обоих отрядах одни плакали, другие смеялись. Гусары, пехотинцы, легионеры-добровольцы обнимали, целовали, славили друг друга – каждый на своем родном языке.
– Само небо послало тебя сюда, – обратился Эден к младшему брату.
– И старый «кофиц» [73] тоже. Во время всеобщего бегства, двигаясь со своим отрядом навстречу отступавшим, я встретился с ним и доложил о своем прибытия. А он и говорит: «Вам надо поспешить. Где-то позади остался ваш брат надо вызволить его из беды».
– Да. Не подоспей ты вовремя, через часок-другой право первородства перешло бы к тебе.
– Боже упаси! Но вот что еще поручил мне старик: если мол повстречаетесь со старшим братом Эденом, крепко его отругайте. Поэтому, держись! Итак, Элси Барадлаи, какого лешего вы околачиваетесь в зоне неприятельского обстрела? Вы – правительственный комиссар. Ваша обязанность – находиться з арьергарде, когда мы продвигаемся вперед, и быть в авангарде, когда мы отступаем. Государственное собрание послало вас сюда не для того, чтобы помогать нам драться. Кроме того, у вас молодая жена и прелестные детки. О них вы даже не подумали, гадкий человек? Вот погодите, уж я расскажу обо всем матушке!
73
Популярное прозвище военного министра Месароша, любимым словечком которого было «кофиц», то есть «старина».
Но при имени матери у него сразу пропала охота шутить.
Растроганный, он пожал руку брату и тихо проговорил:
– Бедная, добрая наша матушка! Будто сердцем чуяла она все это, когда пришла ко мне и сказала: «Иди туда!»
Вспомнив о матери, братья поцеловались. Ведь она была для них истинным провидением и в детские годы, и в пору возмужания. Неусыпное материнское око заботливо оберегало их и в колыбели, и на поле брани.
Бетяр [74]
74
Бетярами назывались в старой Венгрии разбойники, а также дезертировавшие из австрийской армии солдаты или бежавшие от гнета помещиков-феодалов бедняки крестьяне, которые совершали набеги на богатые усадьбы.
После разгрома необходимо было снова создать боеспособное войско, которое могло бы через каких-нибудь две недели не только оказать сопротивление врагу, но и перейти в наступление, однако сколотить армию из павшей духом, разбитой, рассеянной массы солдат представлялось невозможным, – такое дело было под силу разве только волшебнику.
Следующую за битвой ночь Эден и Рихард провели в соседней деревушке; до самого утра они перехватывали разрозненные подразделения потерпевшего поражение войска и старались навести хоть какой-то порядок.