Сыны Перуна

Издалека трудно было точно рассмотреть, сколько воинов охраняет обоз, но Иларий сосчитал, что по дороге передвигается около сорока повозок. Из-за пыли, поднятой стадом, которое русы гнали на прокорм своего застрявшего в чужих землях войска, предводитель уличей не знал точного числа воинов, которые охраняли обоз.

— Сегодня мы снова покажем князю Олегу, что он не всесилен, мои богатыри готовы к бою, ты должен дать сигнал к атаке, — и молодой предводитель хазар, хлестнув плетью своего коня, помчался к стоящим на небольшом удалении хазарским всадникам.

— Он бесстрашен. Это хорошо, но нельзя полагаться только на собственную удаль и силу, — бывший ромейский [50] воин поднял глаза к небу. — Как много воронья, чьи же тела вы будете терзать сегодня? — рассуждая про себя, Иларий взмахнул мечом, подав сигнал к атаке.

Увидев сигнал своего вожака, воины-славяне выбежали из засады и устремились на врага. С противоположной стороны из-за небольшого пригорка выскочила лихая хазарская конница, которую возглавлял бесстрашный Туле-Хан. Воины Илария и их союзники-хазары напали с двух сторон, и, казалось бы, русы обречены. Но на этот раз что-то пошло не так. Вместо того чтобы броситься бежать, обозники, перегонявшие телеги, спрыгивали с возов и, схватив заводных лошадей под уздцы, тащили перепуганных животных каждый в своем направлении, образуя круг из повозок и телег. Одетые в кольчуги дружинники, составлявшие охрану, укрылись внутри образовавшегося укрытия и начали стрелять из луков. В тот момент, когда воины уличей приблизились к обозу на полсотни шагов, произошло что-то странное. Со всех возов полетели прикрывающие груз холстины и около сотни вооруженных дружинников-русов соскочили с телег на землю. Княжьи гридни на ходу надевали шлемы, выхватывали из ножен мечи, и в считанные мгновенья за стеной, состоявшей из телег и повозок, образовался ощетинившийся копьями плотный варяжский строй. Около трех или четырех десятков воинов, которые вели в обозе боевых коней, вскочили в седла, и небольшой конный отряд был также готов к бою. Одновременно с этим десяток всадников, из числа тех, кого Иларий до этого момента считал единственной охраной каравана, со свистом и гиканьем погнали сгрудившееся в огромную живую кучу стадо прямо на хазарскую конницу.

50

Ромеи — самоназвание жителей Византийской Империи, от слова «римляне».

«На этот раз, устраивая ловушку, я сам угодил в западню», — подумал грек и дал приказ ввести в бой резерв.

Около пятидесяти уличей устремились к месту битвы. Но это не повлияло на исход сражения. Хазарский строй в одно мгновение был развален. Всадники уворачивались от рогов и копыт перепуганных ревущих животных, позабыв про основную грозившую им опасность со стороны людей. Русы метали в хазар десятки стрел. Воины Илария попытались штурмом взять внезапно возникшее на их пути укрепление, но бесстрашные защитники обоза били их копьями и разили мечами. Силы нападающих таяли на глазах. Лишь только уличи отхлынули назад, осознав тщетность своей затеи, несколько телег раздвинулись, и железный строй русов ударил по отступающему врагу. Иларий, оценив обстановку, понял, что в начале боя на каждого из бойцов, оборонявших обоз, было не менее трех уличей и хазар, но в первые минуты сражения примерно треть его бойцов полегла под железом русов. Через второй проход, образовавшийся в плотном кольце повозок так же внезапно, как и первый, выдвинулась конница. Киевская гридь, взяв небольшой разгон, ударила по отступающим хазарам, которые в панике пытались скрыться с поля боя, ища проход в плотном потоке ревущего стада.

«Их же почти вдвое меньше, чем нас, даже после того как половина моих воинов пала, — с ужасом думал Иларий, глядя, как гибнут его бойцы. — Их меньше, бесспорно, меньше, но они не обороняются, они атакуют. Фотий, боже мой, как же он был прав. Что же станет с Империей, если эти русы, эти варвары придут в византийские земли с оружием в руках?»

Еще несколько мгновений, и отступление превратилось в бегство. Русы преследовали врага, никого не щадя. Византийский воин понял — битва проиграна. Он повернул коня и услышал до боли знакомый звук. Над его головой, громко хлопая крыльями, кружил голубь. Ромей смотрел то на опоздавшего посланника, то на привязанную к седлу клетку с голубкой.

— Ты не успел! Негодная птица! — Иларий в гневе сорвал привязанную к седлу клетку с самкой и с силой швырнул ее в сторону опустившегося на земли пернатого гонца.

Голубь взлетел, но когда клетка пролетела мимо, снова опустился на землю и, не обращая внимания на все происходившее вокруг, важно направился к своей вновь обретенной подруге.

10

Завершив преследование врага, русы наконец смогли снять с себя перепачканные кровью, раскаленные на солнце кольчуги и панцири. Из шлемов, которые обессиленные воины побросали на землю, вытекал пот. Битва была окончена, но на этот раз потери были велики. Труар, который в ходе сечи возглавлял конницу, стоял с опущенной головой возле лежавшего на одной из телег Горика. Молодой рус тоже был ранен, и повязка, которой он наскоро перевязал простреленную хазарской стрелой ногу, покраснела от сочившейся из раны крови. Рядом с Труаром стоял поникший Радмир.

В отличии от Труара, получившего в этом бою незначительную рану, Горик был ранен смертельно, и его друзья это понимали. Копье одного из белых хазар пробило пластинчатый доспех, который дополнительно укреплял кольчугу и вышло со спины. Все понимали, что жить отважному сотнику Олегова войска осталось считанные мгновения. В ногах раненого сидел, не скрывая слез, его верный слуга Толмач, в руках у него была клетка с парой голубей.

— Что это? Где ты это взял? — с недоумением спросил убитого горем буртаса Труар. — Кругом одно воронье, а ты где-то голубей отыскал.

— Это не простые птички, а особые. Я, когда у хазарского хана жил, таких вот видал. С их помощью вести посылают, дурные или хорошие. Говорят, еще с самых давних пор таких птиц люди используют как вестников. Нашел я их, когда уличи разбежались, вот и подобрал. Голубка, правда, долго ловить пришлось, не сразу в руки дался. — Толмач погладил рукой прутья клетки. — А еще хазары соколов обученных держат, чтобы вестников таких перехватывать. Много они разных хитростей придумывают.

— Но на этот раз ни хазарам, ни уличам, ни вождю их ромейскому хитрости не помогли, — злобно стиснув зубы, произнес Радмир. — Теперь не голуби им помогают, а вороны. Вон они с каким наслаждением мясо их клюют.

Стон умирающего прервал беседу.

— Ты, Труар, свое дело сделал, — повернув голову к молодому русу, произнес Горик сквозь боль. — Ты и молодцы твои. Теперь слушайте.

Было видно, сколько сил приходится тратить умирающему, чтобы успеть сказать свои последние слова.

— Поедешь к князю нашему, поведаешь ему о сече этой славной. Жаль, конечно, что ромей, командовавший ворогами нашими, ушел, — изо рта говорившего вытекала тонкая струйка крови. — Князю все расскажи, как бились, как меня ранили, как он вот, — Горик указал на молчавшего Радмира, — хана хазарского саблей срубил.

В голосе варяга слышалась гордость за своего воспитанника.

— Все скажу, друже, не беспокойся, — в голосе Труара тоже была печаль. — Тебе помолчать бы, а то слова сказанные силы отнимают, а тебе…

— Подожди, — Горик перебил молодого руса. — Мне уж недолго осталось, а сказать я должен. Проси князя, чтобы сотню мою Радмиру под начало отдал, расскажи, как он бился и как воинов в бой повел, когда меня хазарин сразил. Ну, а вы, дружина, согласны со мной? — обращаясь к остальным гридням, среди которых были Варун и Броимир. — Люб вам такой предводитель, как Радмир аль нет?

Воины одобрительно закивали головами. Даже вечно ворчащий и хмурый Любим на этот раз одобрительно произнес:

— Знаем мы Радмира. Хоть молод он, а воин знатный, и войском править может, не откажет князь воле твоей последней, а уж если мы все его просить будем, так тому и быть. Будет он предводителем нашим вместо тебя. Командовал десятком, а теперь быть ему сотником.

Остальные воины только согласно кивали. В этот момент кровь изо рта умирающего хлынула уже ручьем. Все стоявшие невольно рванулись к умирающему. Горик сжал руку Радмира.

— Слугу моего не бросай. Пусть с тобой будет, не дай его в обиду. Я ведь ему жизнь тогда спас, а он служил мне верно, пусть теперь при тебе будет.

Толмач приблизился, и Горик схватил его кисть своей второй рукой. Это были последние слова павшего в сече руса, когда-то спасшего Радмиру жизнь и заменившего ему отца.

После того как жизнь покинула Горика, Толмач вышел в открытое поле и выпустил из клетки голубей. Освобожденные птицы поднялись в небо и, сделав несколько кругов над недавним полем битвы, улетели за горизонт.