Сыны Зари (сборник)
Шрифт:
Сауди был несметно богат. С помощью собственных правил игры он проигрывал, но благодаря этому игра обретала для него новый смысл, давая шанс на выигрыш. Естественно, он предпочитал выигрывать, поэтому сочиненные им правила щекотали нервы. А почему бы и нет? В конце концов, это были его правила. Он любил, чтобы игровой вечер длился пять часов – с десяти до трех утра – ив нем участвовало двадцать пять игроков. В течение этого времени устраивались перерывы, иногда он сам садился сдавать карты. Двадцать пять игроков – это было то, что нужно. Именно во столько раз должен был возрасти первоначальный банк, что составляло минимальную выручку за вечер.
Придуманные им правила обуздывали его азарт, но среди партнеров было так мало по-настоящему денежных людей, что он мог позволить себе дольше, чем другие, искушать судьбу за карточным столом. В этот вечер он надеялся оказаться в значительном выигрыше, хотя пока что восемь тысяч потерял.
У него было еще одно правило: тот, кто может проиграть много денег, проигрывает их не сразу.
Клуб занимал два верхних этажа в доме на тихой Эннисмор-Гарденс. Месторасположение клуба поблизости от фешенебельного района Найтсбридж и в то же время довольно далеко от делового центра вызывало доверие богатых партнеров и не привлекало внимания посторонних. Такой адрес устроил бы и торговое представительство развивающейся страны, и психоаналитика, пожелавшего открыть здесь консультацию.
Пола Коул и Пит Гинсберг приехали в половине одиннадцатого. Алан Маунтджой решил остаться дома. Перед их уходом он дал Поле несколько указаний.
– Этот карточный клуб принадлежит мальтийцам. Обычно они предпочитают Сохо, но теперь проникают и в более респектабельные места. Игра ведется более или менее честно. Там играют также в кости и рулетку. Когда дела идут неважно, они находят другие источники дохода. В остальном – обычный игорный дом. Запомни одно: они владеют этим домом, поэтому должны быть в выигрыше. Это довольно солидное заведение, где можно встретить игроков на любой вкус.
– Не беспокойся, – успокоила она его, – я не буду волновать общество.
Когда они вышли из машины, Пола взяла Пита под руку и сказала:
– Теперь смотри в оба, Гинсберг. Получишь удовольствие.
Он сыграл в рулетку, оставив за столом сотню фунтов. Деньги были не его, поэтому он расстался с ними без всякого сожаления, к тому же он не был игроком и пришел сюда не за этим. По лестнице, устланной толстым ковром, он спустился этажом ниже и сел на высокий стул, чтобы было удобнее наблюдать за игрой.
Пола уже успела свои пять сотен превратить в двенадцать тысяч, чем завоевала немалое уважение – в комнате только о ней и говорили. Играли в стад-покер на пять карт. Пола показала свою секретную карту, имея на руках открытыми валеты сверху восьмерок. У банкомета открытыми выпали тузы и десятки – тузы сверху. Пола улыбнулась и откинулась на спинку стула.
За столом сидели семеро игроков, среди которых она была единственной женщиной. Пит следил за тем, как смотрели на нее мужчины. В их взглядах читалось любопытство, желание и какая-то немая ярость, которая, будучи безадресной, словно притягивалась самой Полой. Гинсберг прекрасно видел, что она добилась своего. Красоте Полы чего-то недоставало, чтобы сделать ее совершенной. Неожиданно он понял, чего ей так не хватало, и задрожал, охваченный волнением от сделанного им открытия. Ее красоте недоставало боли.
Он пошарил рукой в поисках своего стакана, отведя глаза в сторону, чтобы на встретиться с ней взглядом. Все как-то
разом пошло наперекосяк. Он вспомнил, как в то утро стоял в зале ожидания, то и дело посматривая на табло, на котором высвечивалась информация, и ощущал неловкость из-за роли, которую ему приходилось играть. Он вспомнил также грохот, нараставший волной, когда автокар швырнул целый состав контейнеров на припаркованные машины. И Полу, хладнокровно ступавшую по грудам битого стекла.Она не объяснила им, как Дэвид мог сообщить ей свое имя, да они и не спрашивали. Маунтджой позвонил кому надо и доложил о случившемся. Как и Гинсберг, он считал, что о происшествии в Хитроу лучше помолчать. Их предупредили, что нужно держать язык за зубами.
Маунтджой слышал, как голос в трубке недоверчиво переспросил: «Что? Что она сказала?» – и ему пришлось все докладывать заново.
Когда он вернулся в комнату, где по-прежнему находились Гинсберг и Пола, которая молча потягивала пиво, Маунтджой покачал головой: мол, ей ничего не говорили о Дэвиде, нет!
Поскольку это не поддавалось объяснению, Гинсберг пытался выбросить все из головы, но страх, засевший в нем, то и дело напоминал о происшедшем.
С родом работы Гинсберга были связаны его отличия от прочих людей: другая, чем у них, реакция, иное восприятие мира. Что-то в нем притупилось, и он с трудом подбирал слова, чтобы объяснить свои чувства.
Он, не отрываясь, смотрел на лицо Полы, и тут до него дошел смысл того, что он ощущал. Это был и благоговейный страх, и чувство нереальности, и отвратительное осознание своей сопричастности, которое, как ему казалось, испытывают люди, когда лицом к лицу встречаются с человеком, совершившим ужасное преступление.
Пола, смеясь, взяла выигрыш. Поднимаясь из-за стола, Сауди пробормотал что-то, словно извиняясь, и почтительно кивнул ей. Пола направилась в бар. У нее была грациозная, легкая походка: она не шла, а скользила, как кошка. Под тяжелым синим шелком ее маленькие груди едва заметно двигались, заставляя блестящую ткань переливаться в потоках яркого света.
– Джин с тоником, – бросила она бармену. – Как дела, Гинсберг?
– Нормально. – Он поднял свой бокал. – У тебя, я вижу, тоже все в порядке.
– Выигрываем, выигрываем. – Она была чересчур возбуждена, ее переполняла нервная энергия. – Я просто сгораю от нетерпения – так хочется играть, но, мне кажется, я еще не адаптировалась из-за разницы во времени. Приятное местечко. Мне здесь нравится. Спасибо. – Последнее слово было адресовано бармену, который поставил перед ней стакан. Пола сделала большой глоток. – Я сыграю еще две, ну, три партии, и разбежимся. В это время я обычно пью коктейль, – она посмотрела на часы, по-прежнему показывавшие нью-йоркское время, – шесть тридцать.
– Ладно. Как идет игра?
– Ну, – она бросила взгляд на стол, – все играют средне. Видишь того блондина в зеленой рубашке? – Гинсберг кивнул. – Очень активно делает ставки, правда, неохотно поддерживает мои, имея две пары высокого достоинства, поэтому легко предсказуем. Вон тот, в белом смокинге, с вьющимися волосами, знает, когда надо брать за горло. Я думала, он выложит полный сбор, чтобы оживить игру, но после неудач в трех партиях как-то сник. Судя по всему, у него уже и денег не осталось, так что он не партнер. Араб играет как заводной – или выигрывает, или проигрывает. Остальные в общем-то могут постоять за себя, – она усмехнулась. – Банкомет нервничает, но активизировался в надежде отыграться.