Сыр и черви

Один из «воевод», посланных «царем», это Магомет, «которого клянут все нечестивцы, но он пророк и Божий капитан» 179 : он замыкает список, в котором имеются Моисей, Илия, Давид, Соломон, Христос, Иисус Навин, Авраам и Ной. Турки и христиане должны прекратить свою вражду и примириться:

Христианину с турком мой декрет: Отныне жить вам надо по-другому. Пусть турок ступит шаг один вперед, Христианин же — на один отступит.

Это возможно в силу того, что десять заповедей образуют основу не только трех великих средиземноморских религий (здесь чувствуются отголоски легенды о трех кольцах), но и тех религий, которые создаются теперь или будут созданы с течением времени: четвертой, никак точнее не определенной, пятой, которую «Бог в наши дни изволил нам послать» и которая излагается в книге Сколио, и двух будущих, с которыми число религий достигнет магической цифры семь.

Религиозное содержание пророчества Сколио, как легко убедиться, чрезвычайно просто. Достаточно соблюдать десять заповедей — десять «природы повелений величайших». Все догматы отбрасываются и первым делом — догмат о триединстве:

Лишь Богу поклоняться надлежит, Нет у него товарищей и сына. Тот сын его, товарищ и слуга, Кто заповедь его блюдет ревниво. Нет двух богов, и Дух Святой — не Бог, Единым Богом вера утвердится.

Из таинств говорится лишь о крещении и евхаристии. К крещению допускаются только взрослые;

Обрезанье свершится в день восьмой, Крещается же пусть тридцатилетний — Так Бог через пророков приказал, И так Креститель сделал Иисусу.

Евхаристия сведена с небес на землю. «Я вам сказал», — поясняет Христос, —

что освященный хлеб Мое есть тело, а вино есть кровь, Лишь оттого, что делом благочестным И Богу угождением пристойным Ту трапезу считал. Но никогда Ее не числил я в ряду законов, Как заповедей десять — их блюсти Вам надобно, а в остальном пусть каждый Располагает, как ему сподручно.

Это не только протест против теологических споров о реальном или духовном присутствии в дарах плоти и крови Христовых — устами Христа Сколио отрицает всякий мистический смысл крещения и причащения:

Крещение мое и причащенье И смерть и воскресенье надо вам Не таинством считать, а лишь обрядом, Устроенным в мое поминовенье.

Для спасения души нужно лишь соблюдение десяти заповедей, понятых буквально, без «толкований всяческих и глосс», без искажений, привносимых «софизмами и логикою странной». В религиозных церемониях нет никакого толку, богослужение должно быть наипростейшим:

Не надо ни колонн, ни образов, Ни музыки, ни пенья, ни органов, Ни колокольни, ни колоколов, Ни росписи с резьбой, ни украшений. Простым пусть будет все и незатейным, И лишь наказы божий звучат.

Так же просто и слово Божие; Бог пожелал, чтобы Сколио написал свою книгу языком не «ученым, темным и витиеватым, но ясным и живым».

Несмотря на некоторые переклички с учением анабаптистов (вряд ли объясняющиеся прямыми контактами, никак, впрочем, не засвидетельствованными), идеи Сколио, скорее, связаны с тем подземным течением крестьянского радикализма, в русле которого располагаются и идеи Меноккио. Сколио не считает папу Антихристом (хотя, в чем мы вскоре убедимся, в будущем его должность не понадобится): власть как таковая не есть для него (в отличие от анабаптистов) нечто, подлежащее безоговорочному осуждению. Правда, те, кто обладает властью, должны проявлять к подданным отеческую заботу:

И если Бог правления бразды Тебе вручил и за себя поставил, Как папу, императора, царя, Ты должен быть и добр, и человечен. Он дал тебе богатство и почет, Чтоб ты отцом был сирым и убогим. Ведь то, что ты имеешь, не твое, Оно — для всех, оно — мое и Бога.

Общество, о котором мечтает Сколио, это благочестивое и аскетичное общество крестьянских утопий: в нем не остается места для ненужных профессий («Лишь главные ремесла и уменья Останутся, а все иные прочь. Пустое дело всякие науки, И докторов, и лекарей обман»), главные люди в нем — земледельцы и воины, правитель в нем один — сам Сколио.

...Игрок, распутник, пьяница и шут Исчезнут пусть и сгинут без следа. Искусство земледельца превзойдет И славой и почетом все иные. Достоинством великим облекутся Те, кто за веру жизни не щадят. А чванству, пьянству, роскоши, обжорству — Презренье будет общее в удел. ...Придет конец застольям изобильным, Рассадникам распущенности злой. Умеренность и скромность воцарится В музыке, танцах, банях и в одежде. Один да правит нам государь — Духовным и мирским равно владыка, Единый пастырь и едино стадо.

В этом обществе будущего несправедливость исчезнет: вновь наступит «золотой век». Закон, «краткий, ясный и всеобщий», будет

доступен каждому, И добрые произрастут плоды. Народной будет речью он изложен, Чтоб каждый знал, что зло, а что добро.

Строгий эгалитаризм уничтожит все следы экономического неравенства:

Любому едоку кусок найдется, Не важно, кто он и каков собой. Излишком же никто владеть не будет Ни в платье, ни в еде, ни в помещенье. Кто властвовать желал бы, будет тот Другому, не переча, подчиняться - Безбожный и бессовестный обычай Себе служить другого заставлять. Никто не раб у Бога и не беден, А ты один быть хочешь богачем? ...И где бы кто на свет не появился, В деревне или в городе иль в замке, И родом был бы низок иль высок, Отличья от других иметь не будет.

Но это воздержанное и благонравное общество представляет лишь одно лицо — земное — крестьянской утопии Сколио. Другое, загробное, выглядит совершенно иначе: «Не в этом мире — лишь на небесах Возможны изобилие и радость». Загробный мир, явленный Сколио в одном из его первых видений, это царство изобилия и наслаждения:

Была суббота, Бог меня возвел На гору, где весь мир открыт для взора. Здесь кущи райские, стена вокруг Воздвигнута из пламени и снега. Здесь красотой сияет все: дворцы, Сады, леса, луга, озера, реки. Здесь яства, несравненные на вкус, И вина драгоценные. Покои В шелку и золоте и дорогой парче. Пажи проворные, красавиц целый рой, Диковинные звери и цветы, Плоды, что круглый год свисают с веток.

Это очень напоминает изображение рая в Коране, но основа здесь — крестьянский идеал полного материального достатка, находящий выражение в уже встречавшемся нам мифе. Божество, которое является Сколио, — андрогин, «мужчина-женщина». Руки его распростерты, ладони раскрыты, из пальцев, каждый из которых символизирует одну из десяти заповедей, текут реки, и все живые существа утоляют в них жажду:

Одна река течет сладчайшим медом, Вторая — жидким сахаром, а третья — Амброзией, четвертая ж — нектаром. Где пятая — там манна, а в шестой - Чудесный хлеб, во рту он просто тает И мертвого способен воскресить. Один благочестивый человек Сказал, что в хлебе познаем мы Бога. В седьмой — благоуханная вода, Восьмая — масло, белое как снег, В девятой — дичь, отменная на вкус — Такую и в раю подать не стыдно, Десятая — молочная река. На дне у рек сверкают самоцветы, По берегам же лилии цветут, С фиалками и розами обнявшись.