Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Так дебютировал в строительном техникуме новый педагог. Разумеется, подобное начало не могло не оставить у его коллег неприятного осадка. Но они, будучи оптимистами, старались, верить в лучшее: поработает немного Евгений Яковлевич., войдёт по-настоящему в коллектив и проявит себя во всей красе деловых и моральных качеств. Кто знает, может, и заставит он в будущем заговорить о себе!

Этот прогноз вскоре оправдался. Кулебякин заставил о себе заговорить.

Он представал перед коллективом во всё новых и новых проявлениях своей многогранной натуры. То рассказчиком непристойных анекдотов. То остряком, награждавшим своих коллег оскорбительными кличками. То этаким озорником, которому ничего не стоит обрезать у соседей электропроводку. То «собирателем», старающимся затащить в свою кладовую вещи, отнюдь ему не принадлежащие. То откровенным шантажистом, который с целью оказать моральное давление на своих «недоброжелателей» многозначительно предупреждает: «Я вам всю биографию испорчу!»

Товарищи но работе не могли не выразить своего активного неодобрения этим и многим другим поступкам Кулебякииа. Те из преподавателей, которые особо резко критиковали коллегу, попали в число людей «интеллектуально развитых слабо». Ещё бы! Разве им понять высокие порывы кулебякинской души!

Почувствовав, что коллектив определённо склонился к тому, чтобы расстаться с ним, Евгений Яковлевич решил спешно создать себе авторитет среди студентов. Для достижения этой цели он избрал два весьма доступных способа: первый — дискредитация в глазах студентом других преподавателей; второй — сознательное завышение оценок…

Казалось, тут бы взять да вмешаться высокому начальству из главка. Однако именно оно заняло но отношению к Кулебякину позицию, которую нельзя не назвать по меньшей мере странной.

Приказом директора наш герой был уволен из техникума. Пострадавший, конечно, помчался повыше. И вот уже директор техникума получает предписание: «Отмените свой приказ и восстановите т. Кулебякина».

А надо было не восстанавливать, а под суд отдать. Кулебякин явился однажды в преподавательскую комнату, вырвал из рук преподавательницы Антоновой экзаменационные билеты и скрылся. Студентам, собравшимся в аудитории, пришлось объявить, что экзамен сегодня не состоится, ибо надо готовить новые билеты.

В техникуме составили акт и решили дело на хулигана передать в суд, однако… этому воспрепятствовала очередная резолюция свыше: «Всякое судебное преследование приостановить».

Но наконец в главке всё-таки приняли решение избавиться от Кулебякина. Директор техникума предложил проект приказа, в котором говорилось, за какие хорошие дела человека снимают с работы. После некоторых проволочек приказ в главке подписали. Но выглядел он совершенно неожиданно: «Откомандировать в порядке перевода…»

Всё очень хорошо. Кулебякин доволен. Доволен всем, кроме характеристики, которую ему дали в техникуме. Не совсем уж она красива. Сказано в ней и о том, каков моральный облик Евгения Яковлевича…

Как поправить это дело? Куда идти бедному, гонимому педагогу? Конечно, в главк, к высокому начальству.

И вот уже проводят с директором техникума разъяснительную работу, как надо писать характеристику на Кулебякина.

Чем объяснить такое мягкосердечие? Что говорит высокое начальство, оправдывая свой гуманный акт? А вот что:

«Кулебякин хорошо читает лекции, предмет знает. Значит, деловые качества у него хорошие. А деловые качества — это главное и определяющее. И наказывать его мы не имеем никаких оснований. Специалистов надо, ценить. Что же касается всяких там склок в коллективе, то мы должны быть выше этого».

Сидит такой деятель на высоком административном пьедестале. Где-то внизу кипят страсти, но он к ним равнодушен. Равнодушен потому, что пребывает в убеждении: лицо работника определяется только его квалификацией, всё остальное — личная жизнь, к производству отношения не и греющая.

Точка зрения не новая и сто тысяч раз опровергнутая. Но к разговору об этом приходится возвращаться, ибо есть ещё у нас руководители, кои думают именно так.

Они деловые люди. Их интересует только «чистое, дело». Но такового, как известно, в природе не существует. Деловые качества человека от его качеств моральных отрывать весьма рискованно, да и не на пользу это. Даже, как говорят, совсем наоборот. Ведь всем известно, что в конце концов получается, когда в лекторе ценят только умение красиво говорить, в футболисте — способность точно бить но воротам, а в певце — искусство брать верхнее «ля».

1967

НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

Природу мы ещё не покорили. В галетах то и дело пишут о дебошах тайфунов, разбое цунами, коварстве снежных обвалов.

Бродят-куролесят по-над землёй циклоны и антициклоны.

Плюются туфом, булыжником, а также иными строительными материалами строптивые вулканы.

Выходят из берегов скромные, невинные на первый взгляд речки и безжалостно загоняют перепуганное население на окрестные холмы.

Не до конца изжиты землетрясения.

В свете этих трагических событий померкло одно, тоже трагическое. Оно даже не померкло. О нём просто не писали.

В разгар рабочего дня и полуденной московской жары сотрудники столичного учреждения попадали вдруг со своих стульев на пол и лежали кто как до приезда «скорой помощи».

Деловитые, расторопные врачи, естественно, привели сотрудников в чувство, а затем констатировали: причина коллективного обморока — дискомфортные условия микроклимата, анормальный температурный режим, чрезмерное содержание в воздухе углекислого газа, выдыхаемого самими же сотрудниками.

Сотрудники лежали на полу, виновные в том, что они выдыхают углекислый газ.

Кстати, они не были людьми слабыми, неупитанными. Они регулярно жевали калорийные булочки, московские батоны, ржаной, рижский, бородинский и орловский хлеб.

Но на единым хлебом сыт человек.

Человеку нужен воздух. Больше, чем хлеб, нужен!

Без хлеба житель нашей планеты может протянуть кое-как три недели. А если он особенно выносливый крепыш, то и четыре. Лишившись кислорода, тот же крепыш отправляется праотцам через считанные мгновения.

Помести же человека в хиленькую атмосферку, где хоть немножко кислорода, — он ещё живёт, дышит. Только какой от этого толк? Вялый он, как вобла. И глаза у него, как у рыбокопчености — туманные и глупые. Сидит, потеет, газеткой обмахивается, рот широко разевает.

Именно в такой хиленькой атмосферке мы подчас живём и работаем.

И как тут не завести разговор о воздухе, точнее, о микроклимате?

Изменение микроклимата, на мой взгляд, — задача более близкая, насущная, чем, допустим, поворот вспять морских течений или растопление полярных айсбергов с целью достижения повсеместного потепления.