Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Да мало ли куда может хватануть фантазия! Москва помнит немало «кустовых» узкоспециализированных совещаний, слётов и подобных сильномогучих массовых мероприятий. И возможно, у кого-то зреет мысль организовать в столице семинар трубочистов, форум дворников, коллоквиум шорников, симпозиум полотёров, лекторий для тамады, вече камнерезов, сходку оленеводов, великую межобластную ассамблею скалолазов, плотогонов и гуртоправов!

А пока мы пишем, поезд стоит: красный свет. Зажгите, диспетчер, зелёный! Пусть едут люди в Москву — люди разных профессий, жители разных районов. Но едут гостями, а не слушателями «кочегарных академий» или надуманных семинаров. Семинары и курсы очень нужны, но печки складывать можно, научиться на месте, дома, с не меньшим успехом, чем в столице, а в Москву хорошо приехать в отпуск, оплатив проезд из своего личного кармана, а не из государственного. И тогда не будут краснеть светофоры.

1965

«МОЛОДО-ЗЕЛЕНО»

О чём только не ведут разговор люди, если есть у них свободное время! И погоду обсудят, и о видах на урожай речь заведут, и шансы «Спартака» всесторонне взвесят, и монологи Райкина припомнят. И уж конечно о школьном воспитании выскажутся. А темы, новые, нетронутые темы, ещё остаются. Их бездна.

Кто-то вдруг предлагает:

— Давайте поговорим о молодости.

Все возбуждённо галдят: беседа безусловно интересная, романтическая, поэтическая. Особенно в плане воспоминаний.

Но сказавший «давайте» неожиданно разочаровывает своих коллег. Он задаёт скучный, академический вопрос: «Что такое молодость?» И собеседники сразу тускнеют. Пускаться в теоретические рассуждения, с их точки зрения, расчёта нет. Всё ясно и так.

Молодость — это благословенная пора, когда человек расцветает, подобно тюльпану на садовых клумбах. Это пора, когда ему хочется громко петь и пылко любить. Днём он учится или работает, а потом он пылко любит и громко поёт. При голубоватом свете луны и таинственном мерцании звёзд. На сон остаётся что-то около трёх часов. Но в молодости это не обременительно. На сердечной деятельности и кровяном давлении не сказывается. Наоборот, вдохновляет!

Да, всё, кажется, удивительно просто. Теория тут вроде бы и ни к чему.

Но автор академического вопроса немедленно обвиняет, своих собеседников в дилетантстве. И он, конечно, прав. В доказательство он приводит животрепещущий факт:

— Недавно, знаете ли, пригласили меня в гости. Предупредили: люди будут интересные, и среди них молодой писатель Иван Повидло.

Сижу я в гостях, а люди все пожилые, и ни об одном не могу сказать: «Ага, вот это и есть Повидло!» Наконец спрашиваю хозяйку: «А где же молодой писатель?» А она отвечает: «Да вот, напротив вас».

Гляжу и удивляюсь: напротив сидит человек довольно лысый, сорок, не меньше, дашь. Неужели это тот самый Иван Повидло, о котором я много раз читал в газетах: «новое поколение», «молодой, даровитый»? И оказалось — тот самый.

Ну, потом я с ним познакомился, завёл речь о молодых. Он немножко смутился, а когда разговорились, объяснил: ничего, мол, тут удивительного нет, не я один такой «молодой» среди литераторов. У нас так принято. Молодые — это как я, а дальше — маститые.

Слушавшие этот рассказ оживились, раздались иронические реплики. О личностях писателей часто говорить любят больше, чем о самой литературе.

Может быть, весь разговор так бы и пошёл по этой линии, если бы один из участников беседы не сказал:

— А вот у нас на заводе…

Не будем утомлять читателя диалогом, расскажем о заводе сами.

На заводах тоже есть «молодые» специалисты, которые, минуя средние года, уходят на пенсию. Словом, после юного возраста сразу наступает пенсионный. Вот уж буквально: из молодых, да ранние.

Предприятие осваивает новую продукцию. Директору предлагают:

— Поручим технологию Зайцеву. Молодой, энергичный, талантливый инженер…

— Я не против, — говорит он. — Но руководителем этой группы лучше сделаем не Зайцева, а Уклейкина Петра Ивановича.

— Так ведь Пётр Иванович в этом деле не очень…

— Ну и что ж? Зато он старше, осмотрительнее, у него опыт руководящий.

Однако с Петром Ивановичем вскоре приключилась беда. Приехала какая-то комиссия. Члены комиссии рылись в личных делах работников заводоуправления, а потом пригласили Уклейкина и сказали ему:

— Мы вас очень уважаем, Пётр Иванович, ценим ваши заслуги, но вы занимаете пост, который обязательно требует высшего образования. Поступите в заочный институт.

Пётр Иванович подал заявление и уехал сдавать вступительные экзамены. Перед отъездом он шутил:

— Вот и я в студенты записался.

Но вернулся он в менее шутливом настроении, а через неделю на завод из института пришло письмо. Так, мол, и так, зачислить тов. Уклейкина П. И. в число студентов мы не смогли, поскольку в сочинении он сделал двадцать пять ошибок, уравнения ни одного не решил и так далее.

В общем, между строк можно было прочитать: и кого вы держите на такой работе? Нам, мол, понятно, что на заводе Уклейкин бумажки не пишет, он их только подписывает.

Я расчётами, конечно, не он занимается: это делают другие. Но всё-таки обратите внимание…

Так бы и ходить Зайцеву под эгидой «опытного и осмотрительного» Уклейкина, если бы последний не обнаружил вдруг случайно своей полной несостоятельности, загремев на экзаменах.

С Уклейкиным получился анекдот. Уклейкина понизили. Но ведь не все подобные ему ездят сдавать экзамены…

Окажись среди участников беседы о молодости научный работник, он, возможно, сказал бы:

— А вот у нас в институте…

И поведал бы о такой ситуации. В исследовательском институте работает группа молодых специалистов. Раз в неделю на полчаса к ним в лабораторию заглядывает руководитель. Походит, посмотрит, уедет. Ему некогда: как человек заслуженный, с именем, он руководит ещё в десяти местах.

Работа в общем выполняется молодыми самостоятельно. Но вот она успешно завершена, всё сверено, вычерчено, перепечатано. Довольный руководитель берёт в руки папку и пишет наверху свою фамилию.

А потом за его подписью будет статья в журнале, а потом будет прочитан доклад, а потом… Словом, работа, освещённая его авторитетом, получает известность и признание.

Да, бывает и так. Случается. Не часто, иногда, порою, но случается.

Пусть не поймут нас превратно: мы вовсе не хотим ни в какой степени ущемлять опытных пожилых работа ников. Наше им доброе слово! Но мы против недоверия к молодым. Против искусственного продления молодого возраста до сорока лет.

В будущем, когда люди станут жить до ста пятидесяти лет, сорокалетних, вероятно, будут считать мальчиками. Но сейчас это не мальчики. И нечего гордиться руководителю, что он выдвигает молодёжь, если эта молодёжь разменяла четвёртый десяток.