Т. 11 Угроза с Земли

— Я пришел к вам по той же причине, по которой приходит к вам любой, кто действительно столкнулся с технической проблемой, — искренне сказал Стивенс. — Насколько я знаю, вами поставлен рекорд по решению любых задач, за которые вы брались. Этот рекорд пока никем не побит, и он напоминает мне еще об одном человеке…

— О ком? — внезапно насторожился Уолдо.

— Об Эдисоне. Он точно так же не тревожился о степенях, но зато решал все трудные задачи своих дней.

— Ах, об Эдисоне… Я думал, речь о ком-то из наших современников. Да, в свое время Эдисон поработал, тут двух мнений быть не может, — великодушно признал Уолдо.

— Я не вел точных подсчетов, кто из вас больше преуспел. Я просто припомнил, что Эдисон пользовался славой человека, который предпочитает браться за более трудные задачи. То же довелось слышать и про вас. Надеюсь, моя проблема достаточно трудна, чтобы заинтересовать вас.

— В ней что-то есть, — согласился Уолдо. — Чуточку не по моей части, но что-то есть. Однако должен сказать, я с удивлением слышу столь высокий отзыв о моих талантах со стороны служащего «Норт- Америкэн Пауэр-Эйр». Если этот отзыв искренен, думается, без особого труда удалось бы убедить вашу фирму в том, что это я, вне всякого сомнения, являюсь автором так называемых патентов Хатауэя.

«Невозможный мужик, — подумал Стивенс. — Мертвая хватка». А вслух сказал:

— Вся беда была, наверное, в том, что этим делом занимались администраторы и юристы. Их вряд ли хватило бы на то, чтобы отличить в конструкторской работе дар божий от яичницы.

Такой ответ, видимо, умилостивил Уолдо.

— А что по этому поводу говорят у вас в отделе исследований? — спросил он.

Стивенс поморщился.

— Да толком ничего. Выглядит это так, как будто доктор Рэмбо просто не верит сводкам, которые я ему подаю. Говорит, что такого быть не может, и с каждым разом все глубже отчаивается. Увы, я твердо убежден, что уже довольно много недель он держится исключительно на аспирине и снотворном.

— Рэмбо, — протянул Уолдо. — Доводилось слышать. Посредственный ум. Интуиции ни на грош, держится на хорошей памяти. Не думаю, что меня отпугнула бы неспособность Рэмбо справиться с задачей.

— Так вы считаете, что есть надежда решить ее?

— Притом без особых трудов. После звонка мистера Глисона я отчасти уловил суть дела. Вы существенно дополнили информацию, и, на мой взгляд, просматриваются по крайней мере два плодотворных направления, в которых стоит поработать. Как бы то ни было, а одно такое направление всегда имеет место. Я имею в виду верное.

— Значит, вы примете мое предложение? — спросил Стивенс, облегченно вздыхая.

— Кто вам сказал? — изумился Уолдо. — Мой дорогой сэр, о чем вы говорите? Это был просто милый послеобеденный разговор в приятном обществе. Вашей компании я не помогу ни за что на свете. Льщу себя надеждой полюбоваться, как она развалится и разорится так, чтобы духу от нее не осталось. То, о чем вы говорили, мне представляется прекрасным толчком к полнейшему краху.

Стивенс с трудом совладал с собой. Его обвели вокруг пальца. Этот жирный ханыга попросту забавлялся, водя его за нос. Порядочности в нем ни на грош. Тщательно подбирая слова, Стивенс продолжил речь:

— Мистер Джонс, я не прошу у вас пощады для «Норт- Американ», я взываю к вашему чувству долга. Задеты интересы общества. От услуг, которые мы оказываем, зависит жизнь миллионов людей. Безотносительно того, кто этим занимаемся: вы ли, я ли — эти услуги должны быть оказаны и впредь. Подчеркиваю — должны.

Уолдо выпятил губу.

— Боюсь, вы зря давите мне на чувства, — сказал он. — Боюсь, благополучие этих ползающих по Земле стай, которым имени не нахожу, это не моя забота. Я и так сделал для них больше, чем следовало бы. Они вряд ли заслуживают помощи. Дайте им волю, и большинство ринется обратно в пещеры и схватится за каменные топоры. Мистер Стивенс, случалось ли вам видеть, как ряженая во фрак дрессированная обезьяна откалывает цирковые номера на роликовых коньках? Так вот, мне хотелось бы, чтобы вы навсегда запомнили: у меня не мастерская, где клепают ролики для обезьян.

«Если пробуду здесь еще хоть минуту, — сам себя молча вразумил Стивенс, — я чертовски о том пожалею». А вслух произнес:

— Как я понял, это ваше последнее слово?

— Можете считать, что да. Всего наилучшего, сэр. Ваш визит меня очень порадовал. Благодарю вас.

— Прощайте. Спасибо за угощение.

— Не стоит благодарности.

Стивенс крутнулся в воздухе, чтобы направиться к выходу, но тут его окликнул Граймс:

— Джимми, подожди меня в приемной.

Как только Стивенс оказался вне пределов слышимости, Граймс повернулся к Уолдо и смерил его взглядом с головы до ног. И произнес, подчеркивая каждое слово:

— Уолдо, я всегда знал, что ты один из самых больших поганцев на всем белом свете, но…

— Дядя Гэс, ваши комплименты меня мало тревожат.

— Заткнись и слушай. Я имел в виду, что ты не только самый отвратный эгоист, каких знаю, но еще и самый настоящий жулик.

— Что вы имеете в виду? Объясните.

— Какая пакость! В проблеме, перед которой оказался этот парень, ты смыслишь не больше, чем я. А воспользовался своей репутацией чудотворца, чтобы довести его до отчаяния. Ты же дешевка, шут гороховый и трепло, если…

— Прекратите!

— А ты валяй, — невозмутимо отозвался Граймс. — Накачивай себе кровяное давление. Я мешать не стану. Чем быстрее у тебя лопнут прокладки, тем лучше.

Уолдо взял себя в руки.

— Дядя Гэс, но с чего вы решили, что я блефую?

— С того, что знаю тебя как облупленного. Будь у тебя возможность поставить добрый товар, ты мигом пересмотрел бы положение и прикинул, как сделать НАПЭ окорот на том, что имеешь кое-что, в чем они так позарез нуждаются. Уж тут-то ты взял бы реванш, всему свету показал бы.

Уолдо покачал головой.

— Дядя Гэс, вы недооцениваете, насколько меня задела та история.

— Еще как дооцениваю! И я не кончил. Касательно твоей ответственности за всю нашу породу, о чем ты так мило ему натрепал. У тебя же есть голова на плечах. Ведь ты же не хуже меня знаешь, что из всех людей первым пострадаешь, случись на Земле какой-нибудь затор. И если не стремишься его предупредить, значит, просто не знаешь, как это сделать.

— А уж это-то с какой стати? Вот уж что меня не волнует. Я независим. И вы об этом прекрасно знаете.

— Ах, независим? А кто сварил сталь для этих стен? Кто вырастил бычка, которым ты нынче пообедал? Ты так же независим, как пчелиная матка, и почти так же беспомощен.

Уолдо ошеломленно захлопал глазами. А придя в себя, ответил:

— Ну нет, дядя Гэс! Я действительно независим. У меня здесь всего запасено на несколько лет.

— На сколько именно?

— Ну-у, лет на пять.