т.1 Стихотворения и песни

«Не знаю, сможет ли ель расти…»

Не знаю, сможет ли ель расти — Уж больно она стара, Наверно, ей хочется погрустить В осенние вечера. Она стоит на серой скале И вечно смотрит туда, Откуда приходят в желтый лес Белые холода. Но ей иногда не по себе, И она опускает взгляд: В нее влюблен голубой хребет Северных горных гряд. Весна 1957

ДОРОГА НА ГРАНИЦУ

Не осуди, товарищ строгий, Мое молчание, когда По колеям крутой дороги Бежит весенняя вода. Бежит, сама того не зная, Что нет движенья без следа. Озера синью набухают, И синевой сияет даль. Сияет даль… Не оттого ли Нам нашу песню не разжечь, Что из-под снега в этом поле Выходят спины блиндажей? Выходят черные бойницы И обгорелые столбы, Как обгоревшие страницы Далекой бешеной борьбы. Так не спеши вперед, дорога, — Мы тоже путники твои, Как те, которым так немного Прожить отмерили бои, Как те, которые не в силах Ответить на свинец свинцом, Не погребенные в могилы И не опознаны в лицо… Но жизнь строга и неизбежна, И на прибрежные кусты Ложится пламенная нежность Рассветов редкой красоты. Весна дотошная, лихая, Воды неистовой страда, Озера синью набухают, И синевой сияет даль, И снег стареет на вершинах. А под высоким, звонким днем Ревут военные машины, Взбираясь на крутой подъем, Взбираясь на такие кручи, Где оступиться — и не жить! И где на валунах могучих Стоят все те же блиндажи… 2 мая 1957

«Пустое болтают, что счастье где-то…»

Пустое болтают, что счастье где-то У синего моря, у дальней горы. Подошел к телефону, кинул монету И со Счастьем — пожалуйста! — говори. Свободно ли Счастье в шесть часов? Как смотрит оно на весну, на погоду? Считает ли нужным до синих носов Топтать по Петровке снег и воду? Счастье торопится — надо решать, Счастье волнуется, часто дыша. Послушайте, Счастье, в ваших глазах Такой замечательный свет. Я вам о многом могу рассказать — Пойдемте гулять по Москве. Закат, обрамленный лбами домов, Будет красиво звучать. Хотите — я вам расскажу про любовь, Хотите — буду молчать. А помните — боль расстояний, Тоски сжималось кольцо, В бликах полярных сияний Я видел ваше лицо. Друзья в справедливом споре Твердили: наводишь тень — Это ж магнитное поле Колеблется в высоте. Явление очень сложное, Не так-то легко рассказать. А я смотрел, завороженный, И видел лицо и глаза… Ах, Счастье, погода ясная! Я счастлив, представьте, вновь. Какая ж она прекрасная, Московская Любовь! 1957

ПРОСТЫЕ СЛОВА

Солдатский поэт написал стихи, Хорошие и простые, — О том, как рассветы на речке тихи В весенние дни золотые, Как провода над полями гудят, А вдаль убегают ряды столбов — К селу, где раскинулся новый сад, А в саду том — любовь. Один солдат прочитал газету (Он был в стихах профан). Он взял стихотворение это И положил в карман. Газете лихая досталась судьбина — Газету протерло ремнем карабина, Потом от горячего сильного тела Газета потела, потела, потела. Потом уж в сугробе, на склоне покатом, Газета промокла вместе с солдатом. Но встал на ночевку усталый отряд — Просохла газета, просох и солдат. И вспомнились парню родные места — Река, луговая трава… И он молчаливым друзьям прочитал Хорошие эти слова: Про осень в далеком краю лесном, Про сад и ряды столбов. И каждый вздохнул — у каждого дом, У каждого где-то любовь. Беседа сама собой полилась, А за беседой — шутки. И газета, конечно, вся разошлась На нужные очень закрутки. Газета сгорела. С рассветом отряд Ушел за далекий увал. Газета сгорела. Но в сердце солдат Остались большие слова. Сентябрь 1957

ПИНОЗЕРО. СЕНТЯБРЬ

Здравствуйте! Я снова прибыл к вам, Чтоб сказать вам теплые слова. Я пришел, отделавшись от дел, Вечерком на горы поглядеть, С речкой глаз на глаз потолковать, Разузнать, как чувствует трава, И, оставив позади леса, Поклониться этим небесам. Здравствуйте! Уже в который раз Я вот не могу уйти от вас. Многие говаривали мне, Что пустыня в этой стороне. Место заключения. Тайга. Север. Невозможные снега. В тех словах, конечно, есть резон. Вот я прибыл в местный гарнизон. Ветер в сопках. Синева долин. Белый замороженный залив. Здесь учился жизни боевой: Песни петь, чеканить строевой, Надо — обходиться без воды, Лес пилить и понимать следы, Понимать значенье рубежа, Сутками не спавши, связь держать, Находить желанным дым костра И прекрасным — отдых до утра. И, шагая по глухим лесам, Без наук я научился сам, Чувствуя, что дело горячо, Подставлять усталое плечо, Резать гимнастерку на бинты В неких положениях крутых И смеяться через боль, когда Нестерпимы больше холода. И в ночах, далеких от Москвы, Солнечных, дождливых, снеговых, Я любовь, потерянную мной, Вновь нашел нелегкою ценой. Как же мне тебя благодарить И какой подарок подарить, Как же расплатиться мне с тобой, Край мой, бесконечно голубой? Я — не гость, считающий часы, Я, москвич, представь себе — твой сын. Сентябрь 1957

РОМАНТИКИ

У романтиков одна дорога: Обойдя все страны и моря, Возвратясь, у своего порога Отдавать навеки якоря. И смотреть нездешними глазами, Коротать с соседом вечера, Слушать леса древние сказанья, Подпевать бродяге у костра. По глухой проселочной дороге Он придет, минуя города, Чтобы здесь, на стареньком пороге, Доживать последние года. Постоит он у забитой двери, Никому ни слова не сказав: Все равно рассказам не поверят, Не поверят старческим слезам. Много нас скиталось по чужбине, Баламутя души на пути, Много нас осталось там и ныне, Не прийти им больше, не прийти, Не смотреть нездешними глазами, Не сидеть с соседом до утра И не слушать древние сказанья, И не петь с бродягой у костра. 1957

«Зимний вечер синий…»

Зимний вечер синий Лес закутал в иней, Под луною ели Стали голубей. Замели снежинки Все пути-тропинки, Замели метели Память о тебе. Я и сам не знаю, Рядом с кем шагаю По путям вечерним, По глухим ночам. Лес стоит, как в сказке, И нехитрой ласки Хочется, наверно, И тебе сейчас. А с тобою в паре Ходит статный парень, Отчего же часто Ты вздыхаешь вновь? В этот вечер синий Слишком нежен иней, Слишком больно гаснет Старая любовь. Январь 1958

«Ветер в соснах высоких качается…»

Ветер в соснах высоких качается, Мелкий дождик стучит по спине. Где-то в Арктике шторм начинается, Мокнут спины холодных камней. Часовой у обрыва прибрежного Закрывает от брызг автомат, Молча смотрит на море мятежное, Вспоминая знакомых девчат. А в землянке сырой и нетопленой, Где вповалку солдаты лежат, Что-то пишет в тетрадке потрепанной Никогда не писавший сержант. Пишет он с перекурами частыми, Тень коптилки скользит за рукой. Говорят, что ночами ненастными И любимым без нас нелегко. Ветер в соснах высоких качается, Мелкий дождь по пилотке стучит. Это ясно, что песня кончается, Но любовь никогда не молчит. Февраль 1958

«Прощай, Москва, не надо слов и слез…»

Прощай, Москва, не надо слов и слез, Скажу тебе сегодня по секрету: Не знаешь ты, что я тебя увез, В душе своей ношу тебя по свету. Не знаешь ты, что, если у костра Глаза подернет дым воспоминаний, По длинным, одиноким вечерам К тебе ходить я буду на свиданья. Мне здесь знаком, наверно, каждый дом, Тебе на память подарил я детство, А молодость и солнечный задор Ты, город мой, оставил мне в наследство. Прощай, Москва, в сиянье гордых звезд, Прими слова прощального привета. Не знаешь ты, что я тебя увез, В душе своей ношу тебя по свету. Февраль 1958

ВЕСЕЛЫЙ РЕПОРТЕР

Нет на земле человека такого, Радио кто б не слыхал. Но вам никто не расскажет толково О том, как собрать материал. Рассказать вам про жизнь репортера — Это будет долгий разговор. Под сырой землей, на гребнях диких гор Он бывал — веселый репортер. Мчатся экспрессы, автобусы мчатся, Всюду нам надо поспеть. И недоспать нам приходится часто, И песен своих недопеть. Если однажды ракета украсит Лунный унылый простор, Будет на ней не из песни «мой Вася», А будет наш брат — репортер. Покажи мне того репортера, Кто прожил спокойно жизнь свою, Он найдет приют, конечно, не в раю, Но возьмет у черта интервью. Февраль 1958

ЖАК ЛОНДРЕЙ

Жак Лондрей, уроженец Парижа, Переехал в другие края. Жак Лондрей перебрался поближе К лучезарным французским морям. Он идет по шикарному пляжу, А вокруг красота, красота: Толигэ, толигэ, дювуляже, Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та. Он, вниманием женским согретый, Никогда и нигде не скулил, Он блондинок любил и брюнеток, А шатенок он тоже любил. Только солнце за скалами ляжет, И к устам примыкают уста: Толигэ, толигэ, дювуляже, Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та. Жак Лондрей кончил жизнь очень просто — Он родною женой был убит. И за это огромного роста Ему памятник вечный стоит. Он стоит, возвышаясь над пляжем, А на бронзе написано так: Толигэ, толигэ, дювуляже, Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та. 1958