Та, кто приходит незваной
Шрифт:
6. Она, засев дома, отрекшись от сценарной нервотрепки, станет никем. Обычной женщиной. Нет, конечно, это чудесно – жить мужем и детьми, но этого мало. Какой-нибудь другой женщине – да, за счастье, но именно Лиле – мало.
Что Лиле делать со своей энергией, неуемным воображением… Она станет злой, обидчивой, она будет орать на своих домашних. Она перестанет быть женщиной, и даже собственный муж, благородный Сергей, заскучает рядом с ней.
Лиля на ходу выхватила сотовый телефон.
– Верунчик, это я. У меня к тебе срочный вопрос.
– Да, слушаю, – с готовностью отозвалась
– Вот ты, как автор романов про БДСМ, про любовь эту странную… Ты каким видишь будущее своих героев?
– Чего-о? – опешила Вера. – Ты о чем, Лилька?
– Ну вот, например, рождается у героини ребенок от любимого ею садиста. И чего они делают?
– Как чего? Живут себе дальше. Но с ребенком. Что за глупый вопрос?
– И как у них все происходит? Она беременная, с пузом, он ее на карачки ставит и по спине ее лупит? Она грудью кормит, потом в спальне муж ее опять хлыстиком и соски выкручивает?
– Лиля, никто ничего никому не выкручивает, это игра.
– Ага, а дети, которые уже подросшие? Они слушают вопли папы и мамы за закрытыми дверями…
– А так как будто в обычных семьях воплей нет, – возмутилась Вера. – И вопли, и скандалы, и битье морд. И заявы в полицию на домашнее насилие… Мы же с тобой на эту тему уже говорили, забыла?
– Не помню… Мне кажется, твои герои, садисты-мазохисты, на долгие отношения не способны. Потому что семейная жизнь не может быть основана на сексе и его разновидностях.
– Вот именно! – торжествующе закричала Вера. – Все крепкие союзы основаны на любви. У меня вон как последний роман закончился, знаешь? Я его только что редактору сдала… Они поженились, мои герои, она ждет ребенка, и он трогательно ухаживает за ней, приносит ей в постель стакан свежевыжатого сока…
– Неправда. Это все неправда. Сказка. В жизни он бежит к любовнице. И там отрывается по полной, твой герой. Сунул жене стакан, а сам за порог. Да-да. Потому что она в токсикозе, у нее недосып, у нее гормоны, ей вообще до лампочки эти игры!
– Лиля, это законы мелодрамы, ты сама их знаешь…
– А что будет через двадцать лет? Через тридцать? Ну, конечно, если мы говорим о настоящей любви. Вот представь, твои герои живут вместе – долго и счастливо. Она престарелая тетка с целлюлитом в утягивающем белье, он лысеющий тощий дядька, пахнущий валерианкой… И они все в коже, с хлыстиками… О, моя госпожа… Тьфу!
– Лиля, я в твои сценарии не лезу, и ты в мои БДСМ тоже не лезь, – угрожающе произнесла Вера. – Ты чего, не с той ноги сегодня встала?
– К Чащину иду. Хочу от сценария отказаться.
– А, все с тобой понятно. Ты на мне решила отыграться. Но это нечестно, Лиля, – вздохнула подруга.
– Верунчик, мне кажется, что счастья нет, что все это только выдумки. Мы пишем красивые истории, снимаем доброе кино, а в жизни все иначе, – пожаловалась Лиля.
– Иди ты, – устало заметила подруга. – Иди ты к психотерапевту, вот что. Хотя я не доктор, но скажу тебе. Я знаю, что с тобой. Тебя сейчас чувство вины мучает. – Понизив голос, Вера многозначительно спросила: – Я права?
– Ты права, – сквозь зубы с трудом согласилась Лиля. – Ладно, пока, Верунчик.
Вот и набережная. Солидный,
под старину, очень хороший дом.…Дверь Лиле открыла домработница.
Лиля не раз бывала здесь, но каждый раз поражалась огромным комнатам, современному, неброскому, но очень стильному интерьеру. Наверное, напрягись они с Сергеем, сами организовали бы нечто подобное.
Хотя нет, вряд ли. Хозяйка Лиля была никакая, сама придумать ничего не смогла бы. Ладно, дизайнера бы наняли. Потом понадобилось бы только поддерживать порядок… А вот тут уж Раиса Петровна, человек простой, с советским мышлением, не согласилась бы поддерживать чужой порядок, живо бы все организовала по-своему!
Замки, которые в своем воображении рисовала Лиля, продолжали рушиться. У нее никогда не будет такого дома…
Но тут в прихожую, навстречу Лиле, выскочили двое детей Чащина – Глеб, мальчик лет двенадцати, и пятилетняя Катя, в чудесном кружевном платьице.
– Привет! Глеб, как дела? – улыбнулась Лиля. – Катюшка, какая ты сегодня красивая!
– Лиля? Привет. Иди сюда. Нина, присмотрите за детьми… – в коридор выглянула Эля.
«Кажется, скоро родит», – пригляделась Лиля.
– Идем, со мной посидишь, – сказала Эля нежным, звонким, детским голоском. – Чаю хочешь?
– Я, Эля, к Герману…
– Он минут через тридцать будет. Сюда… Садись, – Эля тяжело опустилась в кресло. – Видишь, еле хожу.
– Вижу…
– Третье кесарево придется делать, – страдальчески улыбнулась Эля. – Третье – уже на грани. Четвертого ребенка нельзя мне. Риск большой. Врач советует перевязку делать.
– Раз советует, значит, сделай, – серьезно сказала Лиля. «С чего это она откровенничать вздумала? Не такие уж мы и подружки». Но, судя по всему, Эле было худо – она жаждала излить хоть кому свою душу.
– О Германе беспокоюсь. Если со мной что случится, как он переживет… – пожаловалась Эля.
– Все будет хорошо.
– Мы не собирались третьего заводить. Но так получилось. Не аборт же было делать… И он знает, как я детей люблю. Сказал: рожай. Многие не верят, Лилечка, но Герман – чудесный муж. Самый лучший на свете. – На глазах у Эли выступили слезы. – И он гений… Он самый лучший режиссер в России, я тебя уверяю.
«Гормоны, точно», – подумала Лиля, чувствуя себя неловко.
– Скоро придется мне в больницу идти сдаваться, – продолжила Эля. – Герман с детьми, с домработницей – ну, ты ее видела, Нина, хорошая такая тетка, беженка из Казахстана, русская, за детьми будет приглядывать. Но у меня все равно сердце не на месте. У него работа серьезная, не до домашних дел ему…
– Элечка, если что, и я могу быть на подхвате! – не выдержала, поддалась жалости Лиля. – У меня есть время, я с удовольствием.
– Нет-нет, я не могу нагружать людей своими проблемами… – Эля смахнула со щеки слезу. – Но все равно спасибо. Буду иметь в виду.
Звонок в глубине квартиры. Потом хлопнула входная дверь, через минуту в комнату заглянул Чащин, все в той же бронебойной скрипучей кожанке.
Поскрипывая, подошел к Эле, с нежностью поцеловал жену в щеку.
– Ты как, детка? – едва слышно произнес он.