Та-Ро
Шрифт:
– Добрый вечер, Неждан. Меня зовут Ли. Пришла узнать, как вы себя чувствуете.
Он немного помедлил, точно прислушиваясь к чему-то. В речи проглядывали настороженность и любопытство.
– Это были вы! В узилище? Я узнал ваш голос. Благодарен за освобождение. Чем могу быть полезным? Ведь для чего то я вам нужен?
Вот так. Сразу о делах. Практичный какой. Ли изрекла рассудительно, холодно.
– Если вы не знаете синто, то ничем решительно помочь мне не сможете. Я ищу хорошего толмача. Желательно очень хорошего.
– А замечательный подойдет?
Усмехнулся Неждан. Глаза встретились.
– Я не шучу.
Вмешалась неугомонная бабка. Нарушила диспозицию. Вырвала у юноши из рук книжку, пихнула полную чашку бульона.
– Выпьешь, отдам. Нет, так и знай - на растопку пущу сии бесценные листы!
Пригрозила без улыбки. То ли шутит, то ли нет. Потянула девушку в сторону, бесцеремонно прихватив за рукав.
– Посиди со мной, милая, пока этот сокол ужинать будет. Покалякай со старухой, чайку испей, не побрезгуй.
Ли и не заметила, как удалилась вслед за костоправкой, в маленькую, скрытую за занавеской келью. У окна на низкой лавочке лежал пустой заплечный мешок. На узком столике возле небольшой берестяной коробочки выстроились в ряд шесть или семь темных склянок. Перед иконой потрескивала рыжая оплывающая свечка. Бабка осенила себя знаком, поправила прикрывающую пол лица повязку. Уселась на табурет. Не по-стариковски легко, с расправленной спиной. Повела крючковатым носом, что-то ей одной понятное унюхала, хмыкнула. Призналась запросто.
– Заварки нет. Про чай я соврала. Хочешь если, запарю смородиновый лист. Тоже освежает.
Девушка отмахнулась.
– Не стоит. Я из терема. Не голодна, и пить не хочу.
– Вот и славно.
Заметила бабка. Пошарила рукой на столе. Взяла берестяную коробочку бережно, не раскрыла, погладила, понянчила. Искривленные узловатые пальцы пробежались вдоль плотно пригнанной, не сразу и заметишь ее - крышки.
– Жаль расставаться, а делать нечего.
Ли абсолютно ничего не понимая, сидела молча. Костоправка неохотно пробормотала.
– Ишь разморгалась! Недогада. Не вникнешь что к чему? Думаешь тронулась умом старуха, лепечет невесть что? Зря. Дай Бог молодым память, да соображение как у бабки Авдотьи. Я еще о-го-го! Ладно. Бери!
Грубовато ткнула берестяной коробочкой в руку девушки.
– Бери. Это твое!
Ли не хотела обижать бабку. Что особенного нищая странница могла хранить, носить с собой в котомке по дорогам? Какую-нибудь вещицу, дорогую как память об ушедшей молодости. Треснувшее зеркальце, медную подвеску, резной деревянный гребень? Одно из сокровищ бедной юности. Представляющее немалую ценность для нее одной. Вот и расстается неохотно. Непонятно для чего. Взбрело на ум - осчастливить захотела.
– Спасибо.
В ладонь прохладно и невесомо лег кремовый продолговатый футляр. Ли присмотрелась, по всей длине его украшала старая, местами стершаяся от времени резьба. Лебеди и медведи. Расправивший крылья сокол. Лосиха с теленком. Волк, лисица. Девушка вертела коробочку, разглядывая вплетенных в растительный узор птиц и животных. Заяц. Олень. Сгорбившаяся рысь. Мелкая работа, тщательная.
Большой мастер на совесть постарался.– Открывай.
Хрипло потребовала бабка.
– Не мешкай. Столько лет жду.
Ли опять не поняла ее слов. Прислушалась к себе, как учила Тинэль. Особым внутренним взором окинула комнату. Нет. Злым умыслом, или хитростью какой не пахло. В бабкином голосе сплетались нетерпение и грустная радость. Коробочка же не излучала ничего. Словно ее и вовсе не было.
– Не томи, открой, мучительница!
Жалобно проскрипела старая знахарка. Опять повторила странное.
– Твое это. Только твое.
Девушка как раз ощутила под пальцем выемку. Надавила, потянула. Коробочка открылась без щелчка, тихо. Внутри, на льняной салфетке, лежали небольшие, по виду деревянные четки. Нанизанные на желтую шелковую нить маленькие шарики. Одна бусина вдвое крупнее прочих, из нее и торчит хвостик узла. Ли вежливо поблагодарила бабку.
– Спасибо. Очень милая вещица.
Вынула четки из берестяной коробочки. Покрутила в пальцах, молиться она не умела. Пристроила на запястье вместо браслета. Повторила безмятежно.
– Спасибо, бабушка Авдотья. Мне очень нравится. Футляр тоже симпатичный.
Лицо у старухи было невероятно торжественным и блаженно счастливым. Она не вникала в слова девушки. Тянулась в струнку, едва заметно раскачиваясь, точно под сладкую музыку, слышную ей одной. Пробормотала задумчиво.
– Все. Теперь и помереть можно. Сбылось.
Ли (с удивившей ее саму нежностью) погладила замершую на столе морщинистую темную кисть руки бабки Авдотьи. Поднялась. Спросила.
– Как там наш юноша, поел?
Пришлось еще три раза повторить. Старушенция улыбалась себе, ни на что не реагируя, и улыбалась. Потом, точно через силу очнулась. Переспросила.
– Ась?
– Юноша наш поел уже, наверное.
– Может и так.
Вздохнула, поднялась.
– Ой, деточка! Знатный сегодня день! Наизнатнейший в жизни моей. Только что ж это я рассиропилась, глупая старуха? Балакаю о себе? Ум теряю понемножку, не иначе. Пошли глянем на птенца нашего, проглотил он хлебово, али нет.
Неждан, привалившись к стене сидел, щурил длинные блестящие глаза. Худые колени торчали из под одеяла двумя острыми холмами. Запавшие щеки делали еще заметней и без того выдающийся нос. Ли рассеянно подумала, что зря считала свой собственный таким уж безобразно большим. Вон парень, блин, украшен настоящим рубильником, и ничего. Не урод. Финальным аккордом ее размышлений явился голос бывшего узника. Неждан спросил у знахарки с ошеломляющей почтительностью.
– Как вы думаете, уважаемая, скоро ли я обрету силы, достаточные для долгого путешествия?
Бабка Авдотья, само собой, неожиданную вежливость проигнорировала. Пробурчала в прежнем тоне, грубовато.
– Крылышками не размахивай, сокол, рано еще. Глазищами не хлопай, все едино, дырочки лишней во мне не просверлишь. Ешь-пей, что дают. Где положили, там и валяйся. Побольше помалкивай.
Воздела сухую руку к потолку.
– Не перечь!
Обернулась к принцессе. Поманила к себе, понизила голос.
– Забыла сказать тебе, детонька. Ведаешь, что юноши твои - боярские послухи?
Ли покачала головой.