"Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит"

— Тут не холодно. Тут никак. Это Изнанка тянет твою жизнь, поэтому кажется, что мороз.

— Эй, звучит стрёмно! Я так не простыну?

— Ты так умрёшь.

— Ты шутишь?

— Всё зависит от тебя. Хотела крутую хрень для взрослых? Наслаждайся.

— И что мне делать, блин? Меня как будто в ледяную воду опускают! Налей скорее ещё!

Аннушка разлила, Донка торопливо выпила.

— Что-то не помогает!

— Ты глойти, — терпеливо повторила девушка. — Дорога — это ты. Пойми, не ты внутри неё, а она внутри тебя. Дорога существует, пока есть люди, у которых она в голове. Но когда под твоей тощей задницей резонаторы жрут тьму из зоров, ты этого не поймёшь. Дорогу понять можно только так, на обочине.

— Это не просто игра?

— Нет. Это испытание. Ты либо сдохнешь, либо станешь другой.

— Как ты?

— Нет, как я не станешь. Таких больше нет и не надо. Станешь настоящей глойти. Той, кто видит сквозь туман.

— Блин, туман, кажется, и правда того… — нервно огляделась Донка. — Но мне совсем-совсем не нравится то, что я за ним вижу! Боюсь, что, когда он рассеется окончательно, я конкретно двинусь башкой!

— Ты глойти, для вас это нормальное состояние. На вот, выпей ещё, помогает.

Чокнулись, выпили.

— Знаешь, — сказала девочка через какое-то время, — кажется, уже не так холодно. Я, похоже, могу это как-то держать в стороне. Ну вот это, жадное, холодное, злое…

— Оно не злое, — пояснила Аннушка, — оно голодное. Место низких энергий, всё живое ему еда. Или, точнее, топливо. Изнанка не ест нас, а разряжает, как батарейку. Резонаторы обманывают её, подсовывают вместо людей зоры. Но нам не нужны зоры, мы можем просто не поддаваться.

— А что за жуткую херню я вижу вокруг?

— Она не жуткая, — спокойно объясняет девушка, — просто слишком… настоящая, что ли. Изнанка первична относительно срезов, она как экран, на котором показывают фильм. Обычно мы смотрим фильм, но его на самом деле нету, просто игра теней, а вот экран — тот реален.

— Вот эта сраная жуть — экран?

— Нет, это его обратная сторона. Изнанка. Люди просто не умеют видеть мироздание таким, какое оно есть. Но глойти могут. Настоящие глойти. Давай, ещё рюмочку.

— Чёрт, не верю, что говорю это… А мне точно не хватит?

— А кто обещал перепить Аннушку?

— Блин, ладно, давай. Ух, и правда, легче как-то… Реально легче! Чёрт, да я теперь вообще трезветь не буду! На всякий случай!

— Привыкнешь. Я же привыкла. Ну, или нет, как повезёт. Но ты увидела, а значит, прежнюю Донку забудь, нет её больше.

— Тогда лей ещё! Выпьем за её упокой.

Разлили, выпили. Не чокаясь.

— Слушай, меня спьяну таращит, или там что-то движется?

— Движется, — кивнула Аннушка.

— Блин, страшно представить, какая хрень может водиться среди такого… — Донка показала вокруг пьяным жестом и чуть не упала со стула. — Фигассе, я набралась! Но ты не надейся, я ещё столько же могу!

— Верю-верю, — ответила девушка, разливая. — За Донку, настоящую глойти!

— За неё! То есть меня, то есть, ты поняла… Ой, они сюда идут! Кто это?

— Твари Изнанки. Ты спрашивала, бывают ли они? Вот, любуйся.

— Божечки, какая жуть! Что они такое?

— То, чем стала бы ты, если бы не справилась. Так выглядят застрявшие на Изнанке люди.

— Трындец… Ничего страшнее в жизни не видела! Они дохлые, или как?

— Кто знает? Скорее всего, что-то между. Умерли, но не до конца.

— Они могут до нас добраться?

— Да, если ты их подпустишь.

— Я? Да ты офигела? Я щас обоссусь от ужаса! Сама не подпускай!

— Это твоё приключение, — пожала плечами Аннушка, — но если они до тебя доберутся, то сожрут. Я предупреждала, что всё всерьёз.

— Ну, охренеть, предупреждала она! Я на такое не подписывалась! Я щас сама сдохну, от страха!

— Тогда станешь такой, как они.

— Да что ты за человек такой? Совсем тебе бедную Доночку не жалко? Налей тогда ещё.

Звякнуло стекло, забулькала водка, Донка схватила рюмку не глядя и вылила в рот. Она смотрела на то, как медленно обступают её твари — серые, голые, мерзкие, безглазые, но всё равно отвратительно похожие на людей.

— Боже, что это на нём?

— Лифчик, кажется. Так что не «на нём», а «на ней». Прочный какой, всё остальное истлело, а он так и висит. Только на поясе. Сполз, наверное.

— Ох, чёрт, чёрт, чёрт… а у меня и лифчика-то нет! Не ношу, мешает… Буду совсем голенькая и страшненькая!

— Прекрати, не паникуй. Пока ты их не боишься, они не тронут.

— Но я их боюсь, боюсь, я их трындец как боюсь! Божечки, мне надо в туалет!

— Терпи. Тут осталось-то граммов двести, не бросать же?

— Ох, и правда… Наливай быстрей!

Звякнуло, забулькало.

— Да, так легче… Главное — не трезветь, не трезветь, никогда-никогда, совсем-совсем, Доночка клянётся быть пьяненькой до конца дней своих, аминь, только не пугайте её так больше! Там есть ещё?

— На раз разлить.

— Божечки, так разливай, чего ты ждёшь?

Звякнуло, забулькало.

— Ох, ну я и нарезалась!

— Больше не хочешь?

— Ох, кажется нет…

— Ну, пошли тогда, чего сидишь?

— Куда?

— Обратно, в срез, к машине.

— А как?

— Ну, как ты с Дороги выходишь? Вот так же.

— Так что, получается, я в любой момент могла просто выйти?

— Разумеется.

— Вот же я дурочка пьяненькая! Ох, пошли же отсюда быстрее!

Моргнуло, зажглась луна. Девчонка мухой метнулась за машину, присела, послышалась журчание.

— Ох… Какое облегчение. И что теперь?

— Покатаемся?

— По ночным пустошам с бешеным и в сопли пьяным водителем? Да вообще не вопрос! Всё страшное я сегодня уже видела! Давай, гони! Жми на полную! Не стесняйся!

Ближе к полуночи гонка под луной закончилась, сменившись плясками на открытом танцполе возле бара, к которому они вернулись, и новой бутылкой, потому что от танцев они слегка протрезвели. Потом была драка, в которой Аннушка пинала какого-то пузатого, одетого как байкер мужика, потому что тот хотел лишнего от её новой подружки, а та была не против лишнего, но не с ним. Потом Донка целовалась в углу с симпатичным контрабандистом, а Аннушка в очередной раз отвергла притязания Дмитроса, потому что она девушка принципиальная, и если сказала «нет», то, как минимум не сегодня. А когда бар уже начал готовиться к закрытию, и они обнялись на прощание в коридоре на втором этаже перед тем, как разойтись по комнатам (Донку ждал в кровати «тот симпатяшка», а Аннушку никто не ждал, не сложилось), девчонка спросила: