Табу на любовь

Не мог я повернуть обратно. Не мог. Только вперед.

Шагнул. Подхватил. Прижал.

Она сопротивлялась, изворачивалась, но ее пальцы вцепились в ткань моей рубашки. Девчонка смотрела на меня снизу вверх, а ее губы дрожали. Всего мгновение, и она опять разразится рыданиями.

Действовал инстинктивно. Схватить. Защитить. Успокоить.

— Девочка… девочка моя… — выдохнул я, крепче прижимая ее к себе.

Ее волосы выскальзывали из пальцев, словно стали вдруг чужими. Боже! Зачем она их остригла?!

Но сейчас не это главное. Совсем не это. Позже. Не сейчас.

— Не твоя! — затрясла головой Ратти, всхлипывая, но не вырываясь из моих рук. — Дашка твоя! Не я!

— Ты! Только ты! — шептал я, уткнувшись ртом в ее висок, дыша ее запахом, чувствуя, как по жилам ревет и бушует кровь. — Ты одна!

Я повторял вновь и вновь одни и те же фразы. А она трясла головой. Всхлипывала. Скулила. Как крошечный побитый щенок. И не выпускала из захвата пальцев ткань моей рубашки.

Это казалось мне хорошим знаком. Так я думал.

— Иолана сказала, что ты станешь отцом, Роман, — раздался старческий шепот, а я застыл на выдохе.

Мне бы разжать руки, да выпустить Ратти. Но легче перестать дышать. Легче. А так — нереально.

— Я развожусь, — прошептал я, обхватывая ладонями заплаканное лицо Раттаны. — Слышишь?!

— Это все неважно! Теперь неважно! Там ребенок! — она рыдала навзрыд, а я чувствовал себя сволочью, которую размазали и втоптали в грязь. Вернее, я ею и был.

— Мои адвокаты работают над этим, — сухо выдавил я, но Ратти закрыла глаза, обхватила мои запястья, которые по-прежнему удерживали ее лицо, крепко, но нежно, как самое дорогое сокровище.

— Это все не важно. Ребенок должен жить в полной семье, — прошептала она, как приговор.

Я смотрел в ее глаза. Знал, о чем именно говорит она. О чем думает.

Мы с ней в этом схожи. Дети, рожденные вне брака. Дети, которым пришлось платить за ошибки родителей.

Я не заметил, как бабуля вернулась в комнату. Так и стоял, глядя на девчонку. Она отвечала тем же. Уже не всхлипывала. Но по ее щекам все еще текли слезы.

— Если он не мой? Если не я — отец ребенка? — сипло прошептал я, сам не зная, на что надеясь.

— Это все пустое, Рома, — прошептала она, прикрывая глаза. — Ты женился. Получил то, что хотел. У тебя все хорошо.

— У меня все хреново! Как ты не видишь?! — кажется, заорал я, а на самом деле — хрипло прошептал, касаясь ртом ее опущенных век.

Она позволяла мне это делать. Не двигалась. Даже, наверное, не дышала.

А мне нужен был хоть какой-нибудь отклик с ее стороны. Хотя бы намек на то, что все не напрасно.

— Я все исправлю! Сумею! — прошептал я, точно клятву.

Ратти судорожно вздохнула, словно ей было трудно заставить легкие работать.

А я не смог больше. Просто не смог. Иначе сдохну. Прямо здесь, точно пес цепной, у ее ног.

Жадно накрыл ее рот своим. Острое, дикое, незабываемое удовольствие скрутило меня пополам. Так каждый раз, стоит ее коснуться.

А сейчас — все гораздо острее. Я чувствовал себя долбаным парашютистом, выпрыгнувшим из люка самолета, которому уже в полете сообщили, что за спиной не парашют, а бутафория. Летел камнем вниз, а потом — хлопок, и жизнь пошла по новому витку.

Заново. С чистого листа. Все верно и правильно. Потому что с ней.

Потому что она приоткрыла губы, несмело впуская меня. И это простое движение вонзило острые когти в грудину. Но вместе с тем — принесло дикий кайф.

Ответила! Она! Ответила на поцелуй!

— Ты моя, Ратти! Мое сокровище! — шептал я, а она трясла головой в диком отрицании.

Ничего. Она все поймет. Я докажу. Сумею. Смогу!

Я с трудом заставил себя разжать руки. Невероятно и непостижимо просто, как получилось. Но я смог.

И дверь закрыл.

На целую вечность застыл перед дверью, упираясь лбом в ледяную металлическую поверхность.

Выдохнул.

Теперь бы заставить ноги двигаться, а мозг — работать.

Помог звонок помощницы. Вытащил из странного отупения или гипноза.

Мне казалось, что по ту сторону двери моя Ратти стоит точно так же, касается прочной преграды и вновь плачет.

Мысленно дал клятву, что стерва, ставшая причиной слез моей девчонки, непременно пожалеет о каждом ядовитом слове.

Непременно пожалеет!

— Да?! — пробормотал я.

— Ром Дмитрич, требую надбавку за сверхурочную работу! — нахально заговорила Руслана. — И да, кажется, я кое-что нашла. Думаю, вам понравится.

— Я тебе и без того плачу дохрена, — пробормотал я, отталкиваясь рукой от двери.

Уходить было трудно. Сложно. Невероятно. Сродни маленькой смерти.

Но сейчас я ничего не мог поделать. Сейчас Ратти я не нужен.

***

Глава 49

— У меня для тебя предложение, — не заботясь о хороших манерах, грубо произнес я.

Я даже не взглянул на женщину, севшую за столик напротив. Мне нужны ее услуги, и я готов оплатить столько, сколько она попросит. Главное, чтобы Марго выполнила свою работу идеально.

— Ты ведь знаешь, Рома, я не могу отказать тебе, — промурлыкала Маргарита.

Прищурился, взглянув на Рушинскую. Сомнений не было, она прекрасно подготовилась ко встрече со мной. Возможно, это даже хорошо.

— Нужно, чтобы ты обратила свое внимание вот на этого человека, — произнес я, вынул телефон из кармана и положил перед бывшей любовницей на стол.

— Ромааа, я тебя не понимаю, — идеальная бровь Марго взлетела вверх. — Я думала, ты решил…

— Назови любую сумму, Марго, — перебил я Рушинскую. — У тебя три дня. Ты справишься.

Марго вздохнула, бросила небрежный взгляд на экран телефона, потянулась через стол, собираясь дотронуться ладонью до моей щеки.

— Я скучаю, Ромааа! — тихо произнесла Рушинская.