Табу на вожделение. Мечта профессора

— Что ты пытаешься сказать? — напряженно процедил сквозь стиснутые зубы Марат. И Юле стало жутко от того, что она увидела в глубине его озверевших глаз. Особенно когда Дарья тихо прошептала:

— Это была я, Марат! Это я его убила!

* * *

Ее признание было… сродни удару по голове тяжеленным кирпичом.

Сердце перестало биться в груди. Кровь заледенела в жилах.

А по спине побежали холодные струйки пота. Юлю жестко лихорадило.

Потому что… лихорадило и Марата. На его лице не осталось ни кровинки.

Он шумно сглотнул. Сжал ладони в кулаки, да так, что захрустели пальцы.

И переспросил немного заторможенно:

— Что ты сказала?

— Марат! — Юля предусмотрительно встала между ними, когда он попытался приблизиться к Дашке. — Прошу тебя!

Она сама толком не понимала, о чем просила. Действовала интуитивно.

А соседка тем временем продолжала:

— Я любила его! Господи, как же сильно я его любила. Безумно. Одержимо. Я грезила им! А он… любил другую. И не скрывал этого. Я была для него лишь… запасным аэродромом. Когда его избалованная богатенькая сучка закатывала ему концерты, они расставались. И он тут же вспоминал обо мне. А потом они мирились, и он расставался уже со мной. А я была слепа от любви. Как ребенок, радовалась даже этой ничтожной малости. Даже такой редкой близости. У меня никого не было. Я ждала лишь Тимура. В то время, как та, другая… гуляла от него направо и налево. Но он не верил, когда я ему об этом говорила. Думал, я клевещу на его фифу. Ну а я… я просто тешила себя надеждами, что однажды все изменится. И все действительно изменилось. Она в очередной раз кинула его и собралась замуж за какого-то толстосума. Тимур, как обычно, пришел ко мне. И если прежде он никогда ничего мне не обещал, то теперь поклялся — отныне он только со мной. Подарил этот кулон. Предложил жить вместе на съемной квартире. Хотел представить меня родителям как свою невесту. Хотел остепениться. Разве могла я отказаться? Мы съехались, невзирая на тот факт, что своей семье он меня так и не представил. Сперва все было сказочно. Волшебно. А потом он снова начал отдаляться. Я так испугалась. Боялась опять потерять его. Поэтому пошла на крайние меры — решила забеременеть. Я прокалывала все его презервативы и своего добилась. В тот день, когда я увидела на тесте две заветные полоски, все и случилось. Эта сука вновь начала ему названивать. И Тимур заметался. Я видела, как сильно он хочет ответить ей. Но… его мучила совесть, ведь он дал мне слово. Я приревновала его. Мы страшно разругались. В отместку я не стала говорить ему о беременности. Решила выждать время. Но увидела в окно, как он набирает ее номер трясущимися руками, едва выскочив из подъезда, и… меня накрыло. Я схватила сумочку и помчалась за ним. Незаметно. Тайком. Я следила. Поймала их вместе. Он изменил мне с ней прямо в машине. В это время я сидела в такси неподалеку и все видела своими глазами. Потом он отвез ее куда-то, а сам вернулся домой. Но не в нашу съемную квартиру, а к родителям. Тимур сел на лавочку у подъезда и схватился за голову. Я восприняла этот жест как раскаяние и вышла из такси. Села рядом в надежде поговорить. И услышала: «так больше продолжаться не может! Я не люблю тебя. Между нами все кончено. Прости!» Мой мир рушился в тот момент. И я решилась использовать свой козырь. Сообщила, что беременна. Но он посмотрел на меня безразличным взглядом и сказал: «решай сама! Захочешь оставить его — от ребенка отказываться не стану, признаю и буду помогать финансово. Захочешь избавиться — дам денег». Это было так больно… я не помню, что говорила ему. Я кричала. У меня началась страшная истерика. А он… просто слушал и молчал. В какой-то момент мои нервы сдали, я решила уйти. И почти ушла. Но она снова позвонила ему… и мой разум отключился. Я с трудом понимала, что творю. Это было похоже на секундное помешательство… Я вспомнила, что у меня в сумочке охотничий нож. Мой отец — охотник. Я купила нож ему в подарок, а выложить забыла. Все случилось очень быстро. Я достала нож из чехла, подошла к Тимуру со спины и, пока он разговаривал с ней… полоснула ему острием по горлу. В тот же миг пелена спала с глаз. Я будто прозрела в одночасье. Но было уже поздно… я убила его! Убила того, кого так сильно любила! Того, кого и сейчас люблю. И то, что происходит со мной теперь… вполне справедливо. Это моя карма. Мой грех. Я тоже умираю. И если ты, Марат, узнав правду, захочешь ускорить этот процесс, я буду тебе… только благодарна!

Дарья замолчала, уронив голову на грудь. А Юля внезапно осознала, что буквально оцепенела от ужаса. Оцепенел и Марат. Лишь его рваное дыхание и тяжело вздымающаяся грудь выдавали в нем признаки живого человека. А также взгляд. Лютый. Свирепый взгляд. Судя по всему, он сдерживался от рукоприкладства из последних сил. Но хвала небесам, все же сдерживался. Однако, находиться рядом с Дашкой, очевидно, больше не мог.

Потому-то и ринулся прочь с их двора. Стремительно. Быстро.

Да только и к ним в дом он не вернулся. Направился прямиком к своему автомобилю. Осознав наконец, что он задумал, Юля испуганно вскрикнула. А затем рванула за ним так быстро, что заломили мышцы.

Не чувствуя земли под ногами. Не помня себя от страха за его жизнь.

— Стой! — завопила она, в последний момент протиснувшись между ним и дверью машины. — Не надо!

— Отойди! — грозный рык.

— Нет! — прильнула к его груди и обняла за талию. — Пожалуйста, остановись!

— Я не могу остановиться! Я должен уехать! И чем быстрее, тем лучше!

— Тебе нельзя за руль! В таком состоянии — нельзя!

— Я сказал, отойди!

Юля лишь крепче вцепилась в него, уподобившись дикой взбесившейся кошке, и отрицательно покачала головой.

Каримов взревел не своим голосом:

— Ты что, не понимаешь? Я же… убью ее, если останусь! Просто убью!

— А если не останешься, то убьешь себя! Ты разобьешься!

Он попытался отстранить ее, оторвать от себя силой. И почти смог.

Но Юля обхватила ладонями его лицо и принялась целовать прямо в губы. Так дико, так жадно и безумно, как только могла.

— Я прошу тебя! — шептала в перерывах. — Я умоляю тебя, успокойся! Я понимаю, как тебе сейчас хреново. Я разделяю твою боль. Только ведь прошлого не вернуть. Тимура не воскресить. Ты ничего не изменишь. Но Марат… если с тобой что-нибудь случится… я не переживу! И не только я. Подумай о матери. Подумай об Артеме. У них же никого нет, кроме тебя!

Она почувствовала на себе его руки. Вернее, руку. Каримов намертво припечатал ее к себе одной рукой. А второй… свободной…

Зарычав точно раненый зверь, он несколько раз отчаянно саданул кулаком по капоту автомобиля, оставляя характерные вмятины на металле.

— Юля, — прохрипел, утыкаясь носом в изгиб ее шеи, — девочка моя, не дай мне свихнуться!

— Не дам! — заверила клятвенно, вновь обнимая его крепко-крепко. — Ты стал всем для меня! Я люблю тебя! Слышишь? Я тебя люблю!

Мужчина застыл. Резко замолчал. И кажется, затаил дыхание.

Ошарашенно уставившись на нее и прожигая насквозь своим потемневшим взглядом, властно потребовал:

— Повтори-ка еще разок!

— Люблю тебя!

— Еще!

— Люблю!

— Еще, пташечка!

— Люблю, черт тебя подери!

Глава 54

Очевидно, ее признание, щедро приправленное острым отчаянием, стало для него последней каплей. Обезоруживающей. Обескураживающей. И разрывающей в клочья остатки его некогда хваленого самоконтроля. Сокрушенно застонав, Марат обрушился на ее губы с такой неконтролируемой свирепостью, что Юля даже немного испугалась.

Однако на все его требовательные ласки она отвечала с таким же остервенением. С таким же голодом. С такой же яростной потребностью. Одержимо. Лихорадочно. Словно вконец обезумевшая дикарка.

У нее заломило скулы от того, как широко приходилось открывать рот, чтобы как можно глубже принять в себя его язык. Весь мир вокруг перестал существовать. И время остановилось. Исчезло. Испарилось. Лишь его руки остались, грубо сминающие ее тело. Лишь его губы. И болезненные жалящие поцелуи.

«Господи, — скулила она мысленно, — я сдохну сейчас! Сдохну от того, как сильно ты мне нужен! Сдохну, если… остановишься! Целуй меня. Крепче. И делай со мной все, что пожелаешь! Ты — больше, чем жизнь! Ты — мой мир!»

Перед глазами все плыло от недостатка кислорода, но Марат не отстранялся даже на короткий миг. Не позволял ей дышать без его разрешения. Он все сильнее стискивал Юлю в своих давящих объятиях, цепляясь за нее, как за единственную спасительную соломинку в этом прогнившем мире. Как за прочнейший якорь, удерживающий его от чего-то жуткого и непоправимого. Каримов пожирал ее губы, безжалостно сминая их своим порочным ртом.

А в какой-то момент, и вовсе, подхватил Юлю на руки и усадил на капот своего автомобиля, торопливо вклиниваясь между ее бедер. Табун мурашек пронесся по ее коже, от соприкосновения пятой точки с холодной поверхностью. Но несмотря на это, Поповой было жарко. Она плавилась в его руках. Сгорала заживо. Ей хотелось немедленно скинуть с себя всю одежду. А особенно, пальто. Впрочем, этим уже занялся Марат, раздраженно воюя с поясом на ее талии. И неизвестно, чем закончилось бы это безумие, это… тотальное помешательство друг на друге, если бы не… соседский пес. Заметив чужака, Тишка, как обычно, сорвался с цепи и, остановившись в нескольких метрах от незнакомого мужчины, зашелся почти в истерическом заливистом лае, демонстрируя всем, кто тут хозяин. Его «сирена» подействовала на них отрезвляюще. Тяжело дыша, Каримов отстранился.

А Юля тут же соскользнула на землю.

Покосившись в сторону домов, Марат за секунду сменился в лице.

Как только пелена страсти спала, жестокая реальность вновь поглотила все его мысли и эмоции. Его руки снова сжались в кулаки. А на висках и шее чудовищно взбугрились вены. От подобного зрелища Юле стало дурно.

— Не надо! — прошептала еле слышно. — Не думай ни о чем, кроме меня!

Мужчина удостоил ее лихорадочным, неестественно сверкающим взглядом.

— В иной ситуации именно так и было бы! — ироничный ответ. — Но…