Тафгай. Том 9
Шрифт:
— Н-да, — помотал я головой. — Ладно, в следующий раз премиальные буду выплачивать только после второго матча. Выиграют подряд две игры, получат сразу по двадцатке, если будет победа и ничья, то выдам по «пятнашке».
— А если оба матча проиграем? — спросил Толь Толич.
— Значит, получат на пиво по рублю, — проворчал я и пошёл в административное здание заводского стадиона.
Тем временем на лёд выкатилась радостная Снегурочка из агитбригады «Фреза» Наташа Сусанина. Звукорежиссёр Ярик из радиорубки включил хоккейный марш, а старший тренер Толь Толич, удовлетворённо крякнув и вытащив из кармана проходной билет, остался около борта, чтобы посмотреть и принять участие в розыгрыше ещё одного радиоприёмника «Альпинист»
А вот мои очаровательные соседки сегодняшнюю лотерею по разным причинам проигнорировали. Надежда из-за чего-то затаила на меня обиду, а Виктория была в таком плачевном состоянии, что её беспокоить я просто не решился. Городской организм девушки оказался слабее, чем деревенская домашняя настойка, поэтому Вике требовался ещё один день отдыха. Сусанина же в отличие от учительницы английского языка сегодня буквально цвела и пахла, как будто и не было вчерашнего застолья.
Кстати, у Наташи Сусаниной объявился богатый, по местным меркам, ухажёр. Представительный усатый мужчина, сотрудник местного горкома КПСС, приехал на стадион на собственном автомобиле марки «Москвич». И я в течение всего первого периода ловил на себе его ревнивый взгляд. Видать кто-то уже растрезвонил, что его зазноба провела ночь в обществе опального советского хоккеиста, то есть меня.
— Эхэ-хей! Здравствуй, Александровск! — выкрикнула в мегафон местная Снегурочка, когда я закрыл за собой дверь двухэтажного здания, где размещались раздевалки, душевые, судейская комната, радиорубка и крохотный директорский кабинет, который на правах заводского инструктора физвоспитания занимал Толь Толич.
— Мужики, значится так, — сказал я, войдя в раздевалку. — Со второго периода мы кое-что в игре поменяем. Первое: дадим шанс нашему второму вратарю. Глядишь, от перемены мест слагаемых, что-нибудь да изменится. Второе: после своей смены в атаке, я не поеду на лавку, а останусь играть в защите с Володей Зобниным. Буду отдыхать, охраняя наши защитные рубежи. И третье… Где у нас центр нападения второй тройки? Где Гаврилов?!
— Тут я, — выглянул из туалета парень с фингалом под левым глазом, который надо полагать был получен на вчерашнем танцевальном вечере.
— Третье, — продолжил я, — к тебе на края с первых минут выйдут наши школьники: Серёга Степанов и… и… извини, как тебя зовут?
— Юра Кривокорытов, — смущенно пробурчал самый скромный десятиклассник.
— Вот он, — кивнул я.
— А четвёртое будет? — усмехнулся Толя Гаврилов и, нагло пыхнув сигареткой, выпустил дым прямо в туалетную кабинку.
— И четвёртое, — мстительно улыбнулся я, — во избежание несчастных случаев на хоккее, коммерческая премия сразу за два матча будет выплачиваться только по воскресеньям, и впредь никаких субботних десяточек больше не предвидится. Теперь пейте горячий чай и, чтоб через девять минут были на льду.
Наташа Сусанина, закончив в этом году десятый класс с тройками по всем точным наукам, давным-давно для себя решила, что советская космонавтика обойдётся как-нибудь без неё. Более того, девушку подташнивало, когда она видела малопонятные уравнения с иксами и игреками на доске. Зато когда по телевизору показывали советскую или зарубежную эстраду, то сердце Наташи в прямом смысле слова трепетало.
«Вот это жизнь, — думала она, — гастроли, цветы, поклонники, слава». Поэтому с детства в местном ДК Сусанина самозабвенно пела, танцевала и играла в самодеятельности. И все преподаватели в голос твердили, что она просто создана для большой сцены. Однако этим летом в Пермский институт культуры с первого раз поступить не удалось. Кто ж думал, что в этом году красивых и длинноногих девчонок на вступительные экзамены приедет более чем достаточно.
И хоть первый щелчок по носу от судьбы был обидным и чувствительным, Сусанина не сдалась. Она вернулась на малую родину, устроилась
работать машинисткой в горком партии и стала заметным участником местной агитбригады «Фреза». В «Фрезе», которая часто с большим успехом гастролировала по городам и весям, Наташа планировала отточить свои артистические способности, подтянуть сценическую речь и уже на следующий год снова ринуться на штурм института культуры. И до последнего времени всё шло как по нотам, как вдруг Сусанина влюбилась.И теперь, сидя на новеньких деревянных трибунах хоккейного стадиона и видя объект своего вожделения, который бегал по льду и постоянно забрасывал шайбы, Наташа ломала голову над двумя следующими вопросами: «Как она умудрилась втюриться, когда всю сознательную жизнь влюблялись только в неё? И что сейчас с этой любовью делать?».
— Ты где вчера была? — зашептал на ухо инструктор горкома КПСС Евгений Васильевич, который с самого первого дня работы оказывал Наташе знаки внимания и, намекая на серьёзность намерений, уже два раза предлагал руку и сердце. — Я приезжал несколько раз. Твоя мама сказала, что ты на репетиции, но там тебя не было? Где ты была?
— Вчера — это когда? — захихикала Сусанина, в планы которой выскакивать замуж за какого-то инспектора не входило.
— Вчера — это вчера. Не придуривайся и не морочь мне голову, — прошипел мужчина, щекоча усами щёку.
— А голова у нас — это что? — спросила Наташа, наигранно выпучив глаза.
— Голова — это вот, — Евгений Васильевич опустил голову, на которой была надета большая кроличья шапка.
— Это же кролик, ха-ха, — хохотнула Сусанина. — Как ты вообще мог такое подумать, чтобы я, человек искусства, морочила мёртвого кролика? Хи-хи-хи.
— Не придуривайся, слышишь! Мне всё рассказали. Я знаю, где ты была, и знаю с кем, — инспектор горкома кивнул в сторону хоккейного поля.
— А знание — это у нас что? — Наташа опять выпучила глаза. — Знание — это сила. Кажется, сказал Бэкон, но это не точно. А сила — это что?
— Не придуривайся! — чуть не вскрикнул несчастный ухажёр, которого удерживали от банального скандала только посторонние люди на трибунах. — Ещё раз увижу с этим Тафгаем. Убью.
И на этих словах зрители разом вскочили на ноги. Так как упомянутый в скандальном разговоре Иван Тафгаев, подхватил шайбу за своими воротами, обвёл одного игрока соперника, затем второго, потом прокинул шайбу между двух защитников гремячинского «Шахтёра», которые столкнулись друг с другом и полетели вниз, и, объехав эту парочку справой стороны, выбежал один на один. А бросок по воротам Иван нанёс без видимого усилия и замаха. Шайба просто вылетела из крюка клюшки, словно из пращи и в 12-й раз забилась в сетке.
— Гоооол! — закричал довольный сегодняшним хоккеем народ.
— Вот что такое сила, — весело сообщила Наташа своему ухажёру, — это как нож сквозь масло пройти через всю площадку и вколотить 12-у шайбу. Ты так можешь? Увы и ах, нет, — Сусанина, словно издеваясь, развела руки в стороны.
— Идиотская игра для дебилов, — прошипел инспектор горкома и стал ругаясь и чертыхаясь пробираться на выход с центральной зрительской трибуны.
— Как же вы мне, Евгений Васильевич, надоели со своей ревностью и глупостью, — пробормотав себе под нос, тяжело вздохнула Наташа Сусанина.
К концу матча, который я провёл, почти не покидая льда, ноги налились таким свинцом, что в последние пять минут каждое движение давалось через боль. Про атакующие действия я уже практически не помышлял. Зато с большой охотой раздавал разрезающие самонаводящиеся передачи. «А неплохая сегодня вышла тренировочка на будущее», — подумал я и под занавес игры удачно вдавил в борт игрока гостей. Затем отвоевал шайбу и вторым движением швырнул её под центральную красную линию, где её, по моему мнению, должен был выловить наш крайний нападающий, десятиклассник Юра Кривокорытов.