Тафгай. Том 9

— Чему? — переспросил Толь Толич.

— Хоккей — игра коллективная, и без коллектива никакая звезда команду не вытащит, — сказал я, подняв указательный палец вверх, и вышел на улицу, куда из-за декабрьского мороза тренер без шапки и в одном тоненьком пиджачке уже не побежал.

Однако, высунувшись из дверей заводоуправления Толич Толич ещё с минуту кричал, что этот вопрос он так просто не оставит, что с этой животрепещущей проблемой дойдёт до первого секретаря местного горкома, товарища Мазеина. «И вообще, — надрывался он, — участковый — нормальный мужик! С ним можно договориться! Для командного бюджета накрыть стол в ресторане теперь не проблема».

«Проблема не в столе и не в участковом, — думал я, топая по заснеженной дороге с колдобинами от следов трактора. — Проблема в том, что при моём примерном поведении, которое не даст даже малейшей зацепки, чтоб увеличился срок высылки, в следующем сезоне я буду играть в Высшей лиге. Высшая лига — вот главная цель, а чемпионат области — это всего-навсего тренировка».

* * *

Репетиция новогоднего представления агитбригады «Фреза» на сцене городского дворца культуры шла уже целый час. И всё это время я сидел в зрительном зале и, периодически засыпая, клевал головой. По задумке Киры Нестеровой мой дедморозовский выход предполагался в самом финале концерта. Я должен был, пародируя престарелого Ельцина, поздравить всех с наступающим праздником, показать фокус с шайбами и, вызвав Снегурочку на сцену, спеть вместе со всей агитбригадой и залом финальную песню: «В лесу родилась ёлочка, а рядом с нею пень». И хоть такой режиссёрский ход выглядел довольно-таки уныло, я не возражал.

— Как тебе мой новый парик? — хихикнула Наташа Сусанина, усевшись рядом.

— Пакля белая, — поморщился я. — У тебя же свои природные волосы растут до середины спины. Зачем тебе это недоразумение?

Я снял с головы девушки синтетический парик с косой, и вдруг меня осенила одна замечательная идея.

— А я думала, что ты на меня даже и не смотришь, — игриво проворковала Сусанина, которая сегодня каждую свободную минуту крутилась вокруг моей мощной хоккейной фигуры.

— Пффф, — выдохнул я. — А ты знаешь, что вчера на завод прибегал твой ревнивый жених из горкома КПСС?

— Да? — наигранно удивилась девушка.

— Да, — прошипел я. — Потребовал от меня держаться подальше и пообещал большие неприятности.

— А ты? — захихикала Сусанина.

— Предложил ему написать совместное письмо товарищу Брежневу о том, что современные девушки совсем отбились от рук, — хохотнул я. — Не хотят выходить замуж за членов партии, насмехаются над честными сотрудниками горкомов и райкомов и нагло флиртуют с беспартийными аморальными личностями.

— И что из этого следует? — Наташа прикрыла рот рукой, чтобы своим громким хохотом не помешать репетиции.

— Из этого вытекает сразу несколько конкретных предложений, — с серьёзным видом кивнул я. — Провести симпозиум обманутых женихов-коммунистов, широко осветить сие событие в прессе и снять художественный фильм, в котором легкомысленная и симпатичная девушка, прочитав в библиотеке «Капитал», бросает известного хоккеиста и уходит жить к простому инструктору горкома.

— И что мой так называемый жених? — затряслась от тихого смеха Сусанина.

— А он оказался не так уж и глуп, — мстительно улыбнулся я. — Сразу сообразил, что если такое идиотское письмо появится на свет и ляжет на стол председателя областного комитета партии, то про карьерный рост можно смело забыть.

— Я смотрю тут кому-то неинтересно, что происходит на подмостках нашей сцены?! — крикнула на нас Кира Нестерова, которая в данный момент сама была на сцене и разбирала с актёрами какую-то миниатюру. — Кто-то хочет пулей вылететь из самодеятельности, так?!

— Очень интересно, Кира Владимировна, — затараторила Наташа. — Очень интересно.

— Тогда, Сусанина и Тафгаев, пожалуйте сюда и покажите, на что вы способны? — хмыкнула режиссёрка агитбригады «Фреза».

Глава 17

— Тааак, понимаешь, — крякнул я скрипучим голосом, который смутно походил на мало внятную речь Ельцина, когда появился на сцене в шубе Деда Мороза. — Прилетел, понимаешь, на оленях, поставил животных на стоянку, зашёл на минуту позвонить Снеговику по междугородке в Гренландию. Вышел: ни оленей, ни подарков, ни Снегурочки, понимаешь. Это куда я вляпался? Что это за населённый пункт, понимаешь?

— Вильва! — крикнула из зала Кира Нестерова.

— Как? — крякнул я. — Не слышу, понимаешь, пока летел, в ухо целый сугроб снега надуло. Что за станция такая?

— Вильва! — заголосили вместе с Нестеровой остальные актёры агитбригады.

— Сам вижу, что не Москва, — буркнул я. — Но раз вы такие горластые, давайте все вместе позовём Снегурочку. Вдруг она где-то здесь на оленях катается? На водительские права ещё не сдала, а уже ездит, понимаешь ли. Три-четыре, ка-ра-ул! — заорал я, когда актёры в зале выкрикнули имя Снегурочки. — А я говорю: «караул». У оленей подковы без зимней резины, у саней просроченный техосмотр. Давайте ещё раз и погромче. Три-четыре, Сне-гу-ро-чка!

И в зале кто-то позвал Снегурочку, а кто-то прокричал слово «караул». И тут из-за левой кулисы вышел Витёк. Этот актёр имел глуповатое выражение лица и во всех остросоциальных сценках играл граждан алкоголиков, хулиганов и тунеядцев. На нём была надета шубка Снегурочки, а на голове был напялен белый парик из синтетических волос, причём из-под парика наружу выглядывал его естественный черный чуб. Клюшка, которую я держал в руках, тут же рухнула на деревянный помост сцены.

— Что смотришь дед? — нагло заявил он. — Опять склерозом память отшибло? Ещё скажи, что я не твоя родная внучка — Снегурочка?

— Память моя, понимаешь, барахлит, но со зрением пока полный порядок, — проскрипел я и обратился в зал, ­– товарищи взрослые и дети, как вы считает: этот крокодил — Снегурочка или неизвестное науке существо?

— Крокодил! — закричали из зала другие актёры агитбригады, имитируя реакцию будущих зрителей.

— Нашел, у кого спрашивать, старый, они меня в первый раз в жизни видят, — загоготал Витёк. — Давай дед не тормози, гони подарки, и разойдёмся по-хорошему.

— Молодец, ха-ха, выкрутился, понимаешь ли, — сказал я в зал, затем по-стариковски крякнул, согнулся, держась за поясницу, и поднял клюшку с пола. — Дедушка я конечно старенький, память никуда не годится, одно ухо не фурычит, зато волшебные заклинания ещё помню.

— Хорошо, показывай своё допотопное колдовство и тащи подарки, а то я уже в кино уже опаздываю, — проворчал наш штатный злодей, посмотрев на часы.

— Трах-тибидох! — рявкнул я и ударил черенком клюшки по полу и в тот же момент парик с синтетическими волосами, который мы привязали на леску, взлетел в воздух и улетел за кулисы.

— Ааааа! — заорал Витёк, как это он делал во всех сценках, где его учили уму разуму и перевоспитывали в достойного строителя коммунизма, и выбежал со сцены.