Тафгай
Шрифт:
— Ясно, — я включил станок. — Роман Петрович, сейчас смазочно-охлаждающая жидкость разбрызгиваться начнёт, костюмчик потом не отстираете. Вы отойдите. Дальше! Ещё дальше! Идите туда в дверь!
Через некоторое время вновь прилетел мастер посмотреть, не проснулась ли у меня совесть. Минуты три над душой стоял, ждал её. И тут же, как по заказу, вынырнул с коробками пластилина сосед Василий.
— Познакомьтесь, — пробурчал я мастеру. — Это новый заместитель генерального конструктора завода, Плотников Василий Васильевич. Вчера только из Канады вернулся, где был на симпозиуме
На последних словах Ефимка «позеленел» и быстро зашевелив короткими ножками, побежал проверять слитую мной дезу. Хорошо, что Василёк всё это время растерянно хлопал глазами и молчал. Иначе пришлось бы наврать мастеру про грядущее повышение зарплаты и отмену премий. В общем, фиг знает, что бы я ещё наговорил.
— Пошли, — я кивнул соседу Василию, и снова выключил станок. А проходя мимо колдующего над сложным инструментальным приспособлением Данилыча, обратился к нему:
— Скажи мастеру, что меня срочно вызвали в военкомат.
— Зачем? — Данилыч поднял на лоб защитные очки.
— Я же в стройбате отслужил два года. Теперь на недельные сборы поеду военкому дачу строить, — я махнул рукой вперёд.
В маленькой комнатушке, где мы обычно пили разбавленный спирт, и устраивали послеобеденные посиделки под чтение свежих газет, пришлось вспомнить урок лепки из детского сада. Сначала все куски пластилина смял в один большой комок, потом, как тесто его размесил, что оказалось не легко даже для моих пальцев. И лишь после этого отлепил от него всё лишнее, чтобы получился вратарский шлем. Ну и к нему ещё небольшая задняя пластина.
— Эти две части, соединим ремнём, — объяснил я полученные детали. — Затылок тоже должен быть защищён.
— А почему на лице такая большая открытая полость, шайба ведь залетит? — Инженер указал на мой явный конструкторский промах.
— Здесь, чтобы у вратаря был обзор, установим защитную решётку из толстой металлической проволоки. Теперь эти две части отольёшь из алюминия в литейке, и принесёшь сюда, — я облегчённо выдохнул, передав пластилиновый шлем Васильку.
— У меня два вопроса? — Он как ученик в школе поднял одну руку вверх. — Где взять алюминий? И кто меня пустит в литейный цех?
— Алюминий купишь в магазине, в виде армейских кружек и тарелок, которые делают для туристов. В Литейку тебя проводит наш физорг. Ты его на волейболе видел, он обычно в профкоме газеты читает, — я встал, пожал руку будущему конструктору ценной хоккейной амуниции. — А у меня план горит.
Но с планом, по всей видимости, сегодня был завал. Так как после обеда и традиционной политинформации под чай с булочками, у моего фрезерного станка вновь началась свистопляска. Первой прибежала проведать потенциального больного врачиха Ольга Борисовна. Она в своём белом халате, не побоявшись маслянистых пятен, встала в метре за моим трудовым горбом:
— Товарищ Тафгаев, вам срочно нужно подняться в медпункт! Вы должны были в понедельник в городской поликлинике пройти полное медицинское обследование. Где справки?!
— Голову мне
посмотрели, — я тяжело вздохнул, отключив станок. — Флюорографию легких сделали. Ухо, горло и нос — прочистили. Сказали, что записывают в отряд космонавтов для полёта на Луну. Там американцы флаг криво установили, нужно будет слетать поправить. Возможно, заменить на другой, но этот вопрос ещё в ООН не обсудили. Поэтому пока поработаю здесь ещё пофрезерую что-нибудь.— Опять врёшь! То есть врёте, ну вам не привыкать, — не отступала «мечта поэта» с огромным желанием закатить скандал.
— Ничего не вру, сегодня ночью было сообщение по радио один раз. Теперь отступать некуда, — я придал голосу трагичности. — Всё цивилизованное человечество смотрит на простых тружеников из Горького с надеждой и вдохновением. Прости, Оля, может, в последний раз видимся.
— Дурак! — Крикнула врачиха и улетела, мелькая коротким белым халатиком и красивыми полными ножками среди тёмно-серых стеллажей с заготовками.
«Кстати, надо бы мастеру сказать, чё они здесь стоят в проходе, нарушают технику безопасности», — почему-то подумалось вдруг. И только я настроился открутить из зажимов старую деталь и прикрепить новую меня позвали на перекур неформалы Толя и Коля.
— Ладно, — махнул я рукой. — Всё равно работать не охота, пошли, подышу с вами одним отравленным никотином воздухом.
На улице, где осенняя погода, вспомнив про бабье лето, баловала тёплым солнышком, мы расположились на одинокой деревянной скамейке на выходе из заводского корпуса.
— Сегодня в шесть баскетбол, — расковыряв новую пачку «Беломора» и закурив папиросину, обрисовал вкратце тему разговора Колян.
— Палыч сказал, что тебя не будет, как же так? — Возмутился волосатик Толя. — Вон как в волейбол всем показали, а баскетбол это почти то же самое. Только бросать нужно в корзину.
— Мужики, ну ей Богу, я же там кого-нибудь в запале ненароком поломаю, — я печально посмотрел на проходящий по внутренней заводской железнодорожной ветке состав. — Дадут пятнадцать суток за хулиганку, а в выходные хоккей.
— Так и скажи, что зассал, — сплюнул на раскрошившийся асфальт Коля.
Я только чуть-чуть повёл рукой в сторону, а тело пофигиста-неформала Николая улетело метра на два в облезлые осенние кусты, и сигаретка тоже где-то потерялась.
— Я же говорю, у меня нервы баскетбол не выдерживают, — я встал со скамейки, в которую оставшийся Толя испуганно вжался. — Если кому-нибудь руку сегодня оторву, сами решайте, кто из вас за меня сядет.
— Вот это другой разговор, — вылез из кустов и отряхнулся Колян. — Найдем, кого вместо тебя посадить.
— За несколько пузырей договоримся, — улыбнулся Толя.
— Вот вы где, а я вас везде ищу, — из дверей цеха вышел корреспондент заводской многотиражки «Автогигант».
— Знакомьтесь, — я кивнул на худого прыщавого паренька. — Внештатный сотрудник газеты «Нью-Йорк Таймс». Чё тебе ещё надо?! — Рыкнул я на прессу.
— Вы же победили в турнире по теннису нужно осветить, — замялся корреспондент.
— Только два вопроса, у меня план горит, — я устало бухнулся обратно на скамейку.