Тафгай

— Тафгай! — Крикнул Владимир Кудряшов, не выдержав бессмысленной игры «Гулливера с лилипутами». — Ты знаешь чё? Завтра приходи к 16.00, там занятие у команды 55 и 56 года рождения, парни покрепче, да и побыстрее. А с Борей Чистовским я поговорю, он в прошлом году «повесил коньки на гвоздь» и сейчас с этим возрастом работает.

— Тоже годится, — согласился я. — Для меня на данный момент эти тренировки — самое важное в жизни. Спасибо, Володь. Мужики все целы?! — Спросил я обиженных мною пацанят, пожимая руку наставнику.

— Владим Данилыч, вы больше с нами этого верзилу не выпускайте, — высказалось несколько юных «торпедовцев». — Ему нельзя с детьми играть.

— Запомните! — Кудряшов клюшкой постучал по деревянному борту. — Вы не дети, вы хоккеисты!

***

Перед вечерней школой, я приготовил себе омлет из пяти яиц, и пока моя врачиха разомлев лежала на кровати, я ел так, что у меня за ушами пищало. Осмотр пальца прошёл на самом высоком профессиональном уровне. Я даже задумался о том, что на самом деле, буду очень скучать по Ольге Борисовне. И что она только с моим пальцем не вытворяла, а ведь сейчас в СССР — порнухи нет, литературы соответствующей — нет, даже секса и того по официальной версии — нет. Из разрешённых цензурой внезапных эротических явлений в наличии только капуста и аисты. Поэтому до всего приходится доходить своим умом и не только им!

Вдруг Ольга, как будто услышав ход моих мыслей, подкралась мне за спину и стала осыпать её мягкими и влажными поцелуями.

«Такие губы оставляешь, неблагодарный», — обижено засопел голос в голове, который был категорически против переезда.

— Не уезжай, прошу тебя, я тут без тебя завяну, — шептала медсестра в такт голосу. — С кем хочешь гуляй, встречайся, только про меня не забывай…

Дальше её руки потянулись туда, куда уже было по времени совсем не к месту.

— Стой! — Вздрогнул я. — Сосед скоро с работы вернётся. Быстро собирайся чай пить. Не забудь очки и учебник по литературе.

Ольга Борисовна встала, как танцовщица из стриптиз-клуба и медленно покачивая бедрами, стала надевать на себя разные элементы своей одежды. Чулки на застёжках наделись очень эротично. Из чего я сделал смелый вывод, что наша медицина не только самая лучшая и передовая в мире, но и самая сексуальная.

— А трусики надеть? — Хохотнула медсестра.

— Не будем ломать традицию, — махнул я рукой, чувствуя как у меня всё начинает дымиться. — Давай без них.

И тут действительно в дверь кто-то постучал. Врачиха ойкнула и в платье влетела быстрее, чем я успел открыть дверь.

А за чаем с плюшками, которые принёс Василёк, опять начался обстрел уговорами — не покидать этот славный город, теперь уже к Ольге присоединился и сосед.

— Вы не представляете, что устроил Иван в кабинете директора, — тараторил Василий. — Это же самый настоящий Большой театр. То, что согласовывалось бы полгода, он пробил за полчаса. Иван ты должен остаться с нами!

— Правильно, Васечка, — поёрзала на стуле врачиха. — Ну что он там в этом Челябинске найдёт такого, чего нет у нас?

— Да, у нас есть всё! — Разошёлся сосед. — Мне в отдел продаж, такие как ты люди, позарез скоро будут нужны. Во-первых, шлем этот ты придумал, а значит, и ещё что-нибудь сочинишь! А во-вторых, разве там будут такие врачи, как Ольга Борисовна. Ведь всё бросила, прибежала с работы осмотреть этот…

— Уже лучше, — хмыкнул я, потерев здоровый безымянный палец правой руки. — Народная медицина, можно сказать, вернула человеку важный член организма, — я украдкой бросил взгляд на врачиху, которая немного вздрогнула при слове «член». — Ну, оставляю вас наедине, пошёл в школу. Ведь петушок пропел ещё сутра!

***

На уроке литературы спалось просто замечательно. Виктория Тихоновна стараясь не будить, тихо рассказывала классу о новом революционном литературной герое прошлого века Евгении Базарове из романа «Отцы и дети». Как нигилист, студент и разночинец смело протестовал против либеральных идей «отцов», то есть братьев Кирсановых.

Очень увлекательно, но сон нахрапом быстро взял своё. И только голова коснулась раскрытой тетради, как я сразу очутился в другом автобиографическом произведении — в собственном детстве из будущего. Было мне лет десять или одиннадцать, и жил я тогда с родным дедом на окраине Твери в частном секторе. Учились мы во вторую смену и перед школой часто играли деревенские против городских в футбол, а когда наступала зима, то в хоккей. Городские — это те, кто проживал в однотипных пятиэтажных хрущёвках, а мы же деревня из частных домиков.

— Ванька, пошли с городскими резаться! — Кричал мой друг детства Леха Беспалов, бросая снежки в окно.

А что ему оставалось ещё делать, когда во дворе дежурил здоровенный и злющий Рыжик — пёс неопределённой породы, с рыжей и густой шерстью. Затем мы забегали за другими пацанами. С грехом пополам собирали человек шесть и шли к пятиэтажкам.

Нашу самодельную хоккейную коробку нужно было видеть. Вместо льда утоптанный и укатанный валенками снег, а вместо бортов доски и фанера, которые были просто вдавлены в окружающие сугробы. Плюс после Нового года вокруг вырастал лес из выброшенных новогодних ёлок с остатками праздничной мишуры. Отдельная песня — хоккейные ворота. Штанги из деревянных пеньков, а задняя панель из железной кровати с панцирной сеткой. Играли маленьким резиновым мячиком, который, если как следует засветить, «прижигал» очень прилично. И само собой обходились без коньков, протирали подошву на утоптанном снегу у старых штопанных и перештопанных валенок.

И снился мне как всегда тот самый день, который круто повернул мою жизнь и судьбу моего друга детства. Всё в той игре пошло не так, во-первых городские, устав проигрывать, «укрепили» состав двумя старшеками, двоечниками и хулиганами лет по тринадцать. Во-вторых, на хоккей пришли посмотреть девчонки из нашего и старшего на год класса. А это очень плохо, так как проигрывать теперь никто не захочет, и драка почти наверняка была обеспеченна. То есть опять нам с Лёхой отмахиваться от всей кодлы вдвоём, на остальных наших надежды нет, потому что ребята и хлипкие и мелкие.

До счёта восемь — три городские злились, но держались в пределах разумного. Ну, бортанут кого-нибудь, ну подножку сделают, мне пару раз по рукам прилетело, в спину один раз ударили, а мы всё равно закатываем им и закатываем. Вратарь наш, Вадик, по кличке «Третьяк» с самодельной, из толстой фанеры, вратарской клюшкой перед девчонками так играл, что любо дорого было посмотреть. И после восьмого голешника, а играли как всегда — до десяти, городские стали подозрительно совещаться.

— Чё-то драться не охота, — шепнул я Лёхе, — может быть зафигачить мяч подальше в сугроб и свалить разом?

— Да ты долбанулся, чтобы я при Ленке зассал? — Кивнул он на нашу самую красивую одноклассницу. — Хрен тебе. Если хочешь, беги с остальными, я один останусь.

— Это тебе хрен, чтобы я тебя бросил, — пробурчал я.

Ну и после вбрасывания, понеслось. Я даже не заметил, как прилетело в ухо. Шапка ушанка налезла на глаза, я махнул в ответ наудачу и вдруг попал. Мой тринадцатилетний противник, падая, умудрился шлёпнуться лицом, и у него из носа пошла кровь. После чего он заплакал, как девчонка и был уже не боец. Тех же городских кто моего возраста, я разогнал за минуту. А вот корешу моему прилетело от второго старшека знатно, и губы были разбиты и нос. Что не мешало Лёхе стоять и отмахиваться. Я сразу же вмешался, и дело было почти кончено. Почему почти? Потому что прибежал один мужик и быстро нас растащил по разным концам хоккейной площадки. Оказалось, что этот дядька — тренер детской хоккейной команды. Сказал, что мы с Лёхой молодцы, и такие бойцы ему в команду нужны.