Тагир. Ребенок от второй жены

Коридор пуст, лишь слабо светят бра, толстый ковер скрадывает звук шагов. Босыми ногами ступаю по мягкому ворсу, ничуть не согреваясь. Меня знобит. Постоянно воровато смотрю по сторонам, но, на счастье, никого не встречаю.

Дохожу до конца коридора, где мне выделили комнату, дергаю ручку, вот только дверь заперта. Поворачиваю ручку, но она не поддается. Задумавшись, переступаю с ноги на ногу, а потом думаю, что, может, я ошиблась и перепутала комнаты. Оглядываюсь. Все двери одинаковые. Наверное, я и правда от нервов позабыла, в каком направлении нужно идти. Обхватываю себя руками за плечи, чувствуя озноб и слабость во всем теле.

Почесываю бровь и хмурюсь, не зная, куда мне податься ночью, а потом решаю пойти в кухню и просто посидеть на стуле, ожидая утра. Желудок дергается, отзываясь на мысли о еде. Злюсь на саму себя за то, что мое тело продолжает жить, чувствовать и желать чего-то, в то время как разум омертвел. Мысли вялые, плавают в вязком вареве из страха, отчаяния и омерзения от самой себя.

Иду и слышу только звук своего дыхания. В кухне темно, так что не сразу понимаю, где оказалась, а вот свет включить не решаюсь. Подхожу к столу и жадно пью воду из графина, налив ее в стакан.

Голод немного отпускает, но всё равно виски простреливает болью. Тянусь к холодильнику, затем отдергиваю руку. Не знаю, чего ожидать от хозяев дома. Чувство такое, словно, если я что-то возьму из еды, мне прилетит ворох претензий и недовольства.

Я опустошена, так что убираю руку, так и не съев ничего. До чего докатилась… Живу в чужом доме, где никто не протянет мне и куска хлеба… Так стыдно, что сажусь на стул и, облокотившись о стол, утыкаюсь лицом в ладони.

Сдерживаю слезы, чтобы завтра лицо не выглядело опухшим. Не хочу давать Наиле повод для злорадства и радости. Не чувствую течения времени, но, когда слышу, как в коридоре раздаются какие-то шаги, вскакиваю.

Варианта, кто это может быть, всего два, но каждый из них нежеланен. Впрочем, Наиле я хотя бы могу сказать, что мне нужно попасть в комнату. Выбегаю в коридор на звук шагов, но вместо девушки замечаю приоткрытую дверь спальни Тагира. Он вернулся. Нервно сглатываю, стискиваю кулаки.

Рядом с его ногами валяется моя распахнутая сумка, а в его руках… Задерживаю дыхание… До того мне тяжело дышать.

Фотография брата в ладонях человека, который его вероломно убил, выглядит кощунственно. Так, словно я предала его память своей безалаберностью и небрежностью.

Перед глазами встает густая черная пелена, затмевающая сознание и здравый смысл. Подрываюсь с места на чистом адреналине и молча выхватываю рамку из рук Тагира. Он не имеет права осквернять память моего брата! Никто не имеет!

От моего сумбурного движения Тагир медленно моргает, смотрит за мое плечо, будто не понимая, откуда я появилась, и только потом оглядывает меня с ног до головы. Будто и он сам всё это время утопал в воспоминаниях.

Злость. Ярость. Гнев. Боль. Агония. Все эти чувства так четко написаны на его лице, что я отшатываюсь. А после его лицо моментально меняется.

Другое выражение за секунды появляется перед моими глазами. И взгляд. Узнаю его. Темный, Мужской. Больше я его ни с чем не спутаю. Не после этой ночи. Кулаки сжимаются, на лице играют желваки, до того он стиснул челюсти. Гнев охватывает тисками мою грудь, разрезает горло и заставляет меня дрожать, чуть ли не теряя сознание.

А потом он поднимает руку, и я замечаю, как с пальцев капают капли крови, заляпывая ковер. Видимо, я так сильно дернула разбитую рамку, что срез стекла поранил его ладонь.

Первая реакция — броситься за какой-то чистой тряпкой, аптечкой, чтобы помочь замотать руку. Это просто инстинкт, который сложно контролировать. Но я мгновенно останавливаю себя, не собираясь лечить раны Тагира: он — враг.

Тагир сжимает и разжимает кулак, глядя на меня в немом ожидании. Решил перенять мой способ общения? Вскидываю подбородок и прижимаю рамку с фото к груди, почти не вижу Тагира из-за пелены слез. Зачем он разбил рамку? Даже с его стороны это низко. Недостойно настоящего мужчины. Но он давно доказал, что им не является. Чего еще ожидать от человека, который нарушил данное им слово заботиться и оберегать…

Я стою в ступоре, он молчит напротив. Так ничего и не дождавшись, он кидается ко мне и дергает на себя за кисти рук, заталкивает в свою спальню, кидая на кровать. Ударяюсь о постель спиной, в шоке наблюдая за его резкими движениями.

Смотрит на меня сурово, поджимает губы, а после запирает дверь. Хмыкает скабрезно, замечая красное пятно на простыне, и, поигрывая здоровой рукой ключом, идет в ванную комнату. Проходит всего несколько секунд, как мужчина возвращается оттуда с наспех перемотанной рукой. Не успеваю даже прийти в себя и отворачиваюсь. Не желаю его видеть.

— Ложись спать, Ясмина. Уже ночь. Нечего шастать по коридорам. Тебе всё равно не сбежать из этого дома. Не надейся на это.

Бросаю пугливый взгляд на разворошенную постель. Он хочет, чтобы я спала здесь, на этой самой кровати? Или намекает на очередную нежеланную близость?

— Сегодня переночуешь здесь, а завтра переселишься в комнату Наили, — добавляет он сухо и разворачивается к выходу.

В спальню его первой жены? Жить вместе с ней? В одной комнате?

Задыхаюсь от собственного молчания. Не могу задать ни один из вопросов, который гложет, ведь сама же дала обет молчания, нарушить который не вправе. Зажмуриваюсь и еле сдерживаю всхлип.

Плевать. Буду спать, где сказали. Главное, что самого Тагира рядом не будет. Выдыхаю с облегчением, наконец укладываясь на постель, когда хлопает дверь, а затем раздается скрежет ключа. Снова закрыл, словно пленницу. Впрочем, я и есть пленница. Пусть и добровольная.

Сон приходит не сразу, в желудке ухает от унижения, ведь жить в одной комнате с первой женой — плевок, демонстрация, как низко я стою в иерархии. Не то что дома, даже отдельной приличной комнаты недостойна. Постепенно сон утягивает меня в свои темные объятия, несмотря на тревожные нерадостные переживания и голод.

А в какой-то момент в полудреме ощущаю смутное движение рядом, кровать прогибается под весом большого тела, одеяло приподнимается, а потом я ощущаю сильные руки, притягивающие меня к себе. И это моментально выдергивает меня из полусна. Сразу чувствую. Это не сон. Реальность. Тагир.

Нет-нет-нет. Только не это! Сопротивляюсь, бьюсь, изворачиваюсь, как уж на сковородке.

— Тихо, Ясмина! — приказывает Тагир. Он просто утыкается мне в шею носом, а руками опоясывает мою талию, вдавливаясь сзади своим телом. Меня окутывает его пряный аромат. Тагир почти мгновенно проваливается в сон, но успевает прошептать мне на ухо: — Как же я тебя ненавижу…