Тагу. Рассказы и повести

Выйдя из института, Мзия с трудом пробилась сквозь толпу, собравшуюся у дверей, огляделась по сторонам. Ладо нигде не было видно. Она сама не знала, радует это ее или огорчает. Смешавшись с толпой, Мзия пошла по улице. Она чувствовала какую-то неловкость — ей казалось, что вся улица знает о ее четверке, что все смотрят ей вслед. Не прошла она и десяти шагов, как кто-то схватил ее за руку выше локтя. Мзия не смутилась и не оглянулась. У нее просто не хватало сил для сопротивления.

Ладо не видел ее глаз, но чувствовал, что в них было уже знакомое ему презрение.

Несколько минут они шли молча.

— Что случилось? — наконец спросил Ладо.

— Я срезалась.

— Тебя срезал Цагарели? — изумился Ладо.

— Нет.

Он крепко сжал руки Мзии.

— Расскажи мне, что случилось? — глухим голосом спросил Ладо.

— Я отвечала другому.

— Почему другому?

— Не хотела обманывать себя, — проговорила Мзия, чувствуя, что у нее заплетается язык. — Я хотела получить ту оценку, которую заслуживаю, а не чужую… Присвоить чужую пятерку — свинство!

Лицо Ладо залила краска.

— Я могла… если бы я занималась… то получила бы пятерку!..

— Я хотел тебе добра.

— Нет, вы думали не обо мне… Вы хотели, чтобы я чувствовала себя обязанной вам.

— Как ты смеешь? — Ладо повернул Мзию лицом к себе и остановился.

Мзия ощутила боль в руке, но смело глянула в глаза Ладо.

— Я была о вас лучшего мнения!

Сказав это, она вырвала руку и скрылась в толпе.

Ладо оглянулся — не видел ли кто-нибудь эту сцену? Но знакомых он не заметил. Мимо вяло шли разомлевшие от жары люди, проплывали бледные, потные лица. Ладо казалось, что все они насмешливо улыбаются и гримасничают. Ворот душил его. Но не от жары сперло ему дыхание, а от злости.

Вдруг все прохожие бросились к стене дома — по улице двигалась машина с водяной цистерной — струи воды с шорохом падали на асфальт. Брызги усыпали костюм Ладо темными пятнами, но он не обратил на это внимания. По мокрому, блестевшему от воды тротуару снова заторопились прохожие. Вместе с ними шел и Ладо, шел, сам не зная куда.

— Гм… какая-то паршивая деревенская девчонка, — пытался успокоить себя Ладо. — Плевать мне на ее мнение! Смешно! Чего ради я волновался, беспокоился, мечтал?.. Нет, определенно она мне нравится. "Вы хотели, чтобы я чувствовала себя обязанной". Это ведь верно! Так чего же я хочу от нее? "Свинство", так и сказала!.. — Ладо рассмеялся. — Лучшего слова и не найдешь. Правда, свинство, одному услужишь, а у другого место отнимаешь. Действительно, подзанявшись, она могла бы получить пятерку. Она не обратилась к Цагарели! Вот это девушка! Определенно она мне нравится, черт бы ее побрал!

Как хорошо, что есть такие девушки, как она, прямые, честные. Могла получить пятерку и отказалась! Как она красива и чиста!" — с восторгом думал Ладо, легко шагая по улице.

Взглянув на часы, Ладо заметил, что пора в лабораторию. Он прибавил шаг — спешил вернуться к своей работе.

Верико не находила себе покоя. Ее терзали мысли: "Что случилось с Мзией? Девочка стала угрюмой, замкнутой, сторонится матери, не смотрит на нее. Что стряслось в тот день в Коджори, чтобы ему провалиться? Мзия вернулась оттуда такой, будто ее подменили. И платье на ней то же, и лицо то же, а все-таки она ничем не походила на прежнюю Мзию".

Никогда ничего Мзия не скрывала от матери. Да и как могла она утаить что-нибудь от Верико, если той было достаточно одного взгляда, чтобы, как в зеркале, прочитать на лице дочери все ее мысли и думы, все радости и печали? Но с того проклятого дня зеркало словно помутнело — сердце Мзии закрылось для матери.

В сотый раз Верико припоминала, в каком состоянии вернулась Мзия из поездки в Коджори. В тот день Верико сидела в тени дерева и, ожидая дочь, глядела на дорогу. Едва только она показалась из-за поворота, мать сразу заметила, что Мзия испугана и взволнована. На ходу она то и дело оглядывалась по сторонам, словно боясь кого-то встретить, нервно оправляла платье и волосы. Войдя в калитку и заметив мать, Мзия мгновенно приняла беззаботный вид и, прыгая, пританцовывая, подбежала к Верико. "Как хорошо было, мама, если бы ты знала! Крепость верхушкой прямо в небо упирается!"

Тут она заметила, что вся выпачкалась мазутом и керосином, и расхохоталась. "Похожа я на угольщика, мама?" — спросила девушка с беззаботным видом. Действительно, ее лицо, руки, платье, ноги — все было покрыто мазутом и пылью, угольщик, да и только.

Мзия настолько измучилась, что сама не понимала, как еще держится на ногах. В ответ на испуганный взгляд матери она объяснила, что легковая машина испортилась, пришлось пересесть в кузов грузовика, где стояли бочки из-под мазута.

Мзия умылась, переоделась, но, посмотрев в зеркало, увидела свое неестественно бледное лицо, печальные, покрасневшие глаза. Она поняла, что мать не обманешь, и перестала притворяться. Мзия ничего не ела весь день. Войдя в свою комнату, она, не раздеваясь, повалилась на кровать. С замиранием сердца она ждала, что вот-вот откроется дверь, войдет мать и посыплются вопросы. И вот это случилось: в дверях появилась Верико… Но удивительно, до чего просто кончилось все, чего Мзия так боялась.

— Мама, прошу тебя, ни о чем не спрашивай! — взмолилась она, когда мать вошла в комнату.

— Хорошо, доченька.

— Если придет Чхетиани… — У Мзии сорвался голос, и она повернулась лицом к стене. — Он больше никогда не должен приходить к нам, мама!

— Что случилось, Мзия, скажи мне!

— Мама, я ведь просила…

Верико покорно вышла и тихо притворила за собой дверь.

Мзия осталась одна. Она не жалела, что так обошлась с матерью. В чем-то и Верико была виновата, но в чем именно, Мзия не могла еще полностью разобраться. Тысячи мыслей роились у нее в голове. Но она была так утомлена, так разбита, что вскоре заснула.

Проснувшись, Мзия вспомнила все случившееся и удивилась своему спокойствию. То, что произошло, было несчастьем, но тем несчастьем, которое проходит мимо человека, не коснувшись его. Она не осуждала Ладо. "Я для него такая же, как и все остальные девушки. Сколько их попадалось в его сети? Он и поступил со мной так, как со всеми! А чем я лучше остальных? Ведь я без всяких колебаний согласилась, чтобы он помог мне получить пятерку". Мзия поняла, почему сочла мать виноватой. Всеми силами старалась она задобрить учителей, чтобы дочь получила медаль. "Но ведь кто-то из товарищей по школе из-за меня лишился медали! — Мзия вся похолодела и закрыла лицо руками. — Кто-то другой… Да ведь ясно кто — Элгуджа! — в ужасе подумала она. — Медаль Элгуджи дали мне! — Мзия закрыла глаза и долго лежала не двигаясь. Лицо ее горело. Она вспомнила, как хвасталась под липой Элгудже своей медалью. Его медалью. Той медалью, которую я отняла у него…"

Он был лучшим учеником в школе, но отличался скромностью. А Мзия была немного выскочкой. Случалось так: учитель задаст вопрос, а его любимица — Мзия, часто даже не выучив урока, сейчас же поднимает руку и начинает отвечать, да так уверенно, что учитель останавливает ее на полуслове. И Верико постоянно твердила везде и всякому, что ее дочь самая способная…

"Ах, мама, мама!.. Это ты во всем виновата. Ведь пятерку по физике мне поставили только из уважения к тебе. А эта пятерка все и решила. Медаль, которую должен был получить Элгуджа, получила я… Что ты наделала, мама!.." — Мзия вскочила с кровати, хотела бежать к матери и сказать ей все, что она думала, но вдруг переменила свое решение. Не было никакого смысла говорить об этом с матерью. Надо самой исправлять ошибки.

Мзия вышла в столовую. Стол был накрыт к завтраку. Только теперь Мзия почувствовала голод.

Верико суетилась в другой комнате, делая вид, что ничего не замечает, но в действительности прислушивалась и приглядывалась к дочери. Мать почему-то робела и не могла объяснить своего страха перед дочерью. Но Верико заметила, что Мзия спокойна и ест с удовольствием.

В тот день, когда Мзия вернулась из поездки в крепость, Верико сразу же поняла, что ее дочь не пойдет к другу Ладо. Поэтому Верико примирилась с судьбой и думала, что встретит дочь после экзамена совершенно спокойно. Она заикнулась было, что пойдет в институт, будет ждать ее там, на улице, но Мзия решительно ответила: "Нет, мама!" — и Верико подчинилась, вновь удивляясь своей невесть откуда взявшейся робости.