Тагу. Рассказы и повести

— Чтоб с моим врагом такое случилось, — чуть было не ляпнул Кинтирия, но успел придержать язык. Рассказать ему — он всем растрезвонит… Хотя нет, радоваться-то ему нечего, смолчит.

— Пусть с нашими врагами произойдет то, что случилось! — громко сказал Кинтирия.

Сачино вскочил и оглядел птичий двор.

— Не бойся, куры целы, — со скрытой язвительностью произнес Кинтирия.

— Так что же?

Сачино не смотрел на Кинтирия:

— Что? Да вот, услышал я — если долго возиться, нянчиться с человеком, надоест ему твоя забота.

— С кем это ты так нянчишься?

— Сядь, — Кинтирия принялся набивать трубку. Сачино уселся, покосился на него — почувствовал, что Кинтирия принес недобрую весть и нарочно тянет, чтобы вдоволь насладиться.

— Я, Сачино, милейший, не нянчусь, а вот благословенное правительство наше слишком цацкается с людьми. Сперва вышел закон, что после шестидесяти лет надо переходить на пенсию.

— А что в том плохого? Кто хочет — уйдет на пенсию, кто нет — останется на работе.

— Не совсем так, милейший. Теперь, оказывается, будет новый закон: хочешь не хочешь — уходи на пенсию. Правительство говорит нам: не хотите на старости лет жить спокойно и без забот, не думаете о себе, так мы вводим закон. Попробуй не выполни закон!

— Да, это так, — пробормотал Сачино.

— Но это все ерунда. Закон касается рабочих и служащих. А про крестьян не спрашиваешь?.. Оказывается, колхозник, которому стукнуло семьдесят, хочет он того или не хочет, переселяется в дом для престарелых.

— Куда?

— В дом для престарелых, — ясно и отчетливо выговорил Кинтирия. И заглянул в лицо собеседнику: ага, в самое сердце попало тебе!

Сачино был ошеломлен. Крепкий, здоровый старик сгорбился и побледнел — краше в гроб кладут. Кинтирия и не думал, что удар его будет таким сильным.

— Глупости ты несешь! — Сачино пришел в себя и засверкал глазами. — Сумасшедший и тот не поверит тебе!

— Я бы тоже не поверил, но… сам видел проект дома. Своими глазами видел!

— Проект? — Сачино ссутулился.

— В том-то и дело!.. Если бы от желания зависело, все бы приветствовали. А так…

— Как — так?

— Раньше и на пенсию уходили по желанию, а теперь говорят…

— Да мало ли болтают!

— Я знаю и другое — дыма без огня не бывает.

Сачино заметил, что Кинтирия смотрит на него, и не глазами-щелками, как обычно, а подняв веки. Сачино впервые разглядел глаза Кинтирия — тусклые, холодные, рыбьи глаза. Он отвел взгляд и задумчиво почесал затылок.

— Кому семьдесят лет исполнится, говоришь? — спросил он тихо.

— Да все, кому уже семьдесят.

— Сколько же их наберется таких — кому семьдесят лет да у кого нет жены или детей? Одиноких, как я, у нас почти нет.

— Это не имеет значения, хоть одного, да поселят. Но тебя-то что беспокоит? Разве тебе уже семьдесят? Я считал…

— Нет, мне еще далеко до семидесяти, — Сачино закашлялся.

— Как? — Кинтирия хорошо знал, что Сачино уже далеко за семьдесят, и все же испугался. Овладев собой, он захихикал: — Да, конечно, тебе еще нет семидесяти.

Сачино не заблуждался — Кинтирия знает, сколько ему лет. И сказал:

— Дело не во мне. Я просто не верю в этот дом.

— Почему? Ты ведь сам знаешь — если за границей даже на луне продают участки…

— Луна — луной, а… Нет, нельзя заставить людей переселиться в тот дом по принуждению. Не верю я. Спроси меня, и я скажу, что и с пенсией так, как ты говоришь, не будет. Рыбе не жить без воды, человеку — без труда. Как можно сказать человеку: стой, не двигайся, загнивай, превратись в падаль. Человек без движения — что стоячая вода.

— Ты в каком году родился? — невинно спросил Кинтирия.

Сачино задумался. Не только Кинтирия, но даже отцу родному, если бы тот поднялся из гроба, он не сказал бы правду.

— В тысяча восемьсот девяносто четвертом. Я и Андрей Пиртахия родились в один день.

Кинтирия ничем не выдал одолевшего его смеха.

— Ты ведь не жалуешься на свое здоровье, Сачино? У тебя и голова никогда не болела!

— Ты прав. — Сачино приосанился. — Что такое болезнь, я не знаю. Горе не терзает меня, огорчаться мне нет причин. — Он спрятал глаза от настойчивого взгляда Кинтирия. — Куры вот только пропадают…

Вот чем можно доконать Сачино. Кур теперь можно вернуть — соперник и так сойдет с пути Кинтирия.

— Удивительная история с этими курами. И почему они пропадают во время твоего дежурства?

— Куры не пропадают. Кур крадут! — сердито сказал Сачино. — Чтобы тому, кто ворует, свалиться в яму, которую он мне роет. Не будь я Сачино, если не всажу ему заряд дроби в одно место!

Кинтирия понял намек. В былые годы Сачино не раз стрелял в него солью, когда ночами ловил на своем огороде.

Кинтирия встал, задыхаясь от злобы. Кивнув головой Сачино, он заковылял домой.

Той же ночью Кинтирия накормил украденных кур зерном, намоченным в водке, уложил пьяную птицу в наволочку, насовал за пазуху яиц и побрел к ферме. Сачино стерег ферму с одной стороны, а Кинтирия разобрал плетень с другой, пролез в дыру, посадил кур на насест, разложил яйца, привел в порядок плетень и был таков.

Утром Аграфена, не веря своим глазам, позвала Сачино.

— Я же говорил, что ты путаешь, — радостно бормотал старик. — Краденого никто не возвращает.

Аграфена смутилась и стала просить прощения.

Пришел на дежурство Кинтирия. Увидев, как мирно беседуют Аграфена и Сачино, он чуть не взвыл. Какого черта он вернул кур?! Ну, ничего, ничего, скоро старого пса загонят в конуру для престарелых.

Сачино не мог найти себе места. Хотел пойти к председателю, но разве Кабан скажет ему правду. Приглядываясь и прислушиваясь, Сачино убедился, что Кинтирия не обманул его. Единственная возможность избежать переселения в дом престарелых — это уменьшить свои годы. Выглядит он лет на шестьдесят. Но вид видом, а для людей важнее документ, бумажка… И Сачино оказался у секретаря сельсовета.

— Мне нужна метрика.

— Метрика? — Секретарь широко раскрыл глаза. — Садись, дорогой Сачино. На пенсию хочешь пойти?

— Угу. Разве не пора уже?

— Пора-то, может, и пора, но…

— Что "но"? — Сачино насторожился.

— Мы одни, — сказал секретарь вполголоса, как заговорщик, — я слышал, ты жениться собираешься, а тут вдруг на пенсию… Неловко все же — пенсия и женитьба.

— Твоя правда, неловко. Жениться я твердо решил, а на пенсию и не думаю выходить.

— Для чего же тебе метрика? Жениху она не нужна…