Тахана мерказит
Шрифт:
– - Принес?
– - Бог передумал, сказал: не надо сына.
– - Ясно. Я вот что подумал: может, Наум ей как приношение дом отписал?
Пашка согнулся на краю бассейна, намереваясь нырнуть, солдатский жетон на цепуре, раскачиваясь, хлопал его по сиське.
– - Ох, Пашка, ты и жирен! К Рождеству колоть будем.
– - Я пойду скоро жир срезать.
– - Ты что! Я пошутил! Сойдет со временем, рассосется.
– - Он ее любит!
– - крикнул Пашка, -- Он скоро умрет!
– - и нырнул в бассейн. Вынырнул.
– - Она будет сюда приезжать! И ты будешь сюда приезжать!
Петр Иванович взял из холодильника ледяную биру для себя, Пашке воду коричневую, паштетик открыл индюшиный, сухарики достал, стружку эту ихнюю -чипсы, маслинку подцепил к пивку. Благодать!..
И пошел купаться.
Он долго сидел на дне бассейна, задержав дыхание сколько мог -охолождался. Когда воздух кончился, вынырнул, поплавал, снова нырнул. А когда вынырнул окончательно и открыл глаза, увидел, что от дома к бассейну мелкими шажками, опираясь на палочку, медленно движется крохотный старикан -- ну, прямо, гном из машкиной сказки...
– - Приветствую!
– - сказал Петр Иванович и полез на берег.
– - Купайтесь, купайтесь на здоровье!
– - Наум Аронович замахал на него палкой, загоняя обратно в воду.
– - Мы никуда не спешим...
Но Петр Иванович вылез-таки и, слегка стряхнувшись направился к старичку здороваться. Тот протянул руку.
– - С приездом вас, Петр Иванович! Рад познакомится. Вы уж извините, что так сразу: у Ирочки все в порядке?
– - Нормально, Наум Аронович.
– - Ну, и слава Богу. Присаживайтесь...
Они сидели с Наумом Ароновичем на краю голубого бассейна, отделанного мрамором, и вели неспешную беседу -- два солидных, умудренных жизнью человека. Пашка все еще бултыхался в бассейне. Наум Аронович уселся под грибком от солнца в удобном пластмассовом белом креслице, Петр Иванович расположился радом, только не под грибком, а на солнышке. На столике перед ними стояли пиво, орешки, еще какая-то дребедень. Как в кино. Благодать!..
– - ...Ну, какой я ей был муж, Петр Иванович, посудите сами?..
– продолжал Наум Аронович свой рассказ об ихней Ириной Васильевной молодости. Хороший старикан, это Петр Иванович сразу усек. А что разоткровенничался так сразу с незнакомым человеком, тоже понятно-- из Москвы человек, от Ирочки, с кем еще поделиться? Не с этими же, как их... хасидами. Да и осталось уж ему, видно, недолго...
– - Я Ирочку-то практически и не видел: днем на работе, по ночам все сижу печатаю. Почерк у меня ужасный, машинистки не разбирали, приходилось самому, -- пояснил Наум Аронович.
– - Допечатался до того, что пальцы стер до крови. Ходили с Ирочкой в "Галантерею", наперсток покупали. В наперстке и печатал. Какая ж это семейная жизнь?..
– - Старик вздохнул.
– - А потом она на гастроли уезжать стала...
Помолчали.
– - А как у Ирочки с ногами? Когда сюда приезжала, я, заметил, бинтует?
– - Бинтует, -- подтвердил Петр Иванович.
– - На концертах стоять тяжело... Но не смертельно.
– - Это у нее давно, еще после родов... А Наташенька, я слышал, второго ребенка ждет?.. Я еще и первого-то не видел, Машеньку... Как она?
– - Красивая, -- пробасил Петр Иванович.
– - В бабку. И на пацана похожа. Хомяк вот у нее
– - Значит, в доме все более или менее?
– - Нормально... А ведь мы с вами тоже, выходит, родня, Наум Аронович?
– - Петр Иванович подмигнул старику.
– - Родственники непосредственно...
– - Самые натуральные, -- кивнул тот.
– - Сваты, -- он прикрыл глаза. Долгая дорога сюда сильно, видать, его утомила. Хоть и ехал он не в автобусе, как они, а в такси. Прямо из больницы. Самое главное -- сидела в нем страшная болезнь, о которой он все знал по ихним израильским врачебным правилам. Скоро он, по всему видать, и правда то... С крыльца двинется... Да...
Петр Иванович поднялся, постоял, выпил пива.
– - Пойти что ли еще купнуться?..
– - подумал он вслух негромка Но Наум Аронович услышал.
– - Конечно, купайтесь, не обращайте на меня никакого внимания!
– сказал он, открывая глаза.
– - Мне так приятно смотреть на вас с Павликом...
Петр Иванович поставил стакан на столик и присоединился к Павлу, который так и не вылезал из бассейна. Не вылез и когда Петр Иванович, всласть накупавшись уже по второму разу, стал выбираться на берег, чтобы опять присоединиться к Науму Ароновичу. Неудобно все-таки.
Но тут он неожиданно столкнулся нос к носу с павлином, невесть откуда возникшим.
– - Цып-цып...
– - Петр Иванович протянул нерусской куре сложенную в щепоть мокрую ладонь.
Павлин закричал благим матом, с негодованием отвергая такое обращение, и с легким шелковистым треском распустил хвост опахалом. Петр Иванович испуганно отдернул руку.
Старик в кресле согнулся пополам.
– - Наум Аронович!
– - заорал Петр Иванович.
– - Плохо тебе? Лекарство?
Наум Аронович распрямился, лицо его было в слезах.
– - Смешно, не могу!..
– - дохохатывал он, по-стариковски мешая смех с кашлем.
– - Ну ты, Ароныч, ей-Богу, -- одним махом выдохнул испуг, Петр Иванович подошел к столику и налил себе ледяного пива.
– - Напугал.
– - Вот так бы и помереть от смеха, -- сказал старик.
– - Как вы говорите, непосредственно. Это же счастье.
Павлин тем временем наорался и важно отступил к забору, в колючие кусты. Петр Иванович за ним -- посмотреть, -- чего у него там, гнездо? Гнезда не было. Павлин не торопясь, сквозь решетку пролез на соседний участок; оставив на земле нежное волнистое перо. Петр Иванович подобрал его...
Петр Иванович стоял со стаканом ледяного пива в руках на краю голубого бассейна. Солнце палило вовсю, на небе не было ни облачка, вдали виднелся Кинерет. Пол-- Евангелия, объяснили Петру Ивановичу, провел там, Иисус Христос...
– - Хорошо здесь, -- сказал он раздумчиво.
– - Лучше всякого Крыма.
– - Да, это так, -- откликнулся Наум Аронович. Он сидел в своем креслице, ковырял палочкой кирпичный песок.
– - Мы с Ирочкой и отдыхали-то один-единственный раз вместе в Пицунде, а я весь отпуск только и думал, как бы поработать... Так уж получилось, вечно времени не хватало. Так вот, были мы в Пицунде. Тридцать пять лет назад... Да, тридцать пять. Представляете себе Ирочку?