Тахана мерказит

– - Ладно, Михаилу не мни водку!
– - весело призвал он хозяина.
– - По последней, и -- на крышу!

Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном была густо заставлена солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для. всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые "пачки сигарет и даже пустые банки из-под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье. Рядом стояло несколько стульев из белого пластика, такой же столик на невысоких ножках.

Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение -- обозревал субботний иерусалимский двор. Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее внизу и вокруг.

– - Дай я покурю из твоей сигареты, -- робко попросил он, поглядывая на дверь.

Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.

– - А мать узнает?..

Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.

– - Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой?
– поинтересовался он, выпуская дым колечками.

Петр Иванович пожал плечами.

– - Ничего такого не ем. Закусываю активно и все. Лучше суповину, похлебочку... Хватит тебе курить, дурака валять!
– - Он перегнулся через парапет.
– - Рассказывай, чего тут? Куда это они? В церкву, грехи замаливать? Пускай, дело Хорошее.

Внизу евреи, все в черном, все как один в очках, шли в синагогу. Вернее, -- как объяснил Пашка -- в пять синагог, помещавшихся в одном длинном, похожем на барак строении с разными входами.

– - А рядом что?
– - Петр Иванович отобранным у Пашки окурком показал на непонятное сооружение, напоминавшее перевернутый горшок.

– - Миква. Бассейн для женщин, когда водой так делают.

– - Баня, что ли?

– - Только без мыла. Баня для религии.

Петр Иванович вспомнил правила гигиены на Кавказе, где он служил пять лет, и, чтобы не конфузить дальше парня, остановил расспрос.

– - Ясно. Почему все в очках? По религии?

– - От книг зрение уменьшается.

– - Отец и мать у тебя почему в очках обоя?

– - Они ученые были в Москве, кандидаты наук.

– - А здесь, выходит, не заладилось?
– - посочувствовал Петр Иванович.

– - У папы с работой проблемы, -- Пашка кивнул чуть виновато: -нагрузка маленькая и кончается грант в университете... А мама имеет работу в больнице, но -- анализы: кровь, моча...

– - Кал, -- продолжил; перечень Петр Иванович.
– - Выходит, глаза-то они себе еще в Москве посадили? Ясно. Ну, они-то хоть ученые, а эти?
– - он потыкал вниз мощным прокуренным пальцем.
– - Чего эти вот под мышкой с собою целую библиотеку тащат? Дома почитать не могут?

– - Им везде положено читать, -- сказал Пашка, явно думая о другом. Чего-то он хотел, но стеснялся сказать. Потом все-таки решился: -- Ты кушать не хочешь, я могу нести сюда? Скажи, Васин.

Петр Иванович рассмеялся.

– - Ну и проглот ты, Пашка. Поясни мне еще чуток, и покушаем. Почему кто в шляпах, кто в тюбетейках. А вон и вовсе в малахае меховом пилит?

– - Все хасиды, но все по-разному.

– - А вон с мальцом в халате стеганом, этот кто?

– - Опять хасид.

Петр Иванович агрессивно закряхтел и стряхнул пепел не в пепельницу, стоявшую на ограждении, а вниз, где возле подъезда сидели с детьми бабы в одинаковых прическах.

– - Это знаешь, как называется?! Это сектанты называется! Непосредственно. У нас их на кол сажали и в избах жгли, чтоб не баловали!

Пашка, не желая включаться в компрометирующий его страну разговор, сделал вид, что углубился в газету. А может и правда, читал.

– - Чего там?
– - буркнул Петр Иванович, недовольный что на старости лет сцепился с мальчишкой.

– - Голаны арабам отдают, -- повторил Пашка фразу, сказанную вчера отцом.

– - Ну и что? На всех земли хватит, ладно уж вам чурок пригнетать. Я вон когда в армии служил, в дивизии Дзержинского, у нас поперву-то тоже над чурками мудровали. Мне не понравилось. Пару раз в клюв кое-кому дал и прекратил безобразия. У меня с левой хорошо идет.

Пашка тяжело, как взрослый умудренный жизнью человек, вздохнул и сложил газету.

– - Васин, ты этого не поймешь, Они стрелять начнут. Или взрывы делать. Как раньше.

– - Ну уж так уж?

– - Васин... Когда первые поселенцы землю, как это по-русски, -- делали?

– - Обрабатывали, -- подсказал Петр Иванович.

– - ...обрабатывали, арабы стреляли по ним. Пришлось ездить в тракторах с броней. Землю делать. А когда делали землю руками, томаты и прочее так дальше -- рядом был автомат. У мужчин, у женщин, у детей даже. И старые тоже имели вооружение. Так было.

– - Не врешь?
– - Петр Иванович почему-то безоговорочно верил этому жирному балбесу.
– - Ну, так нельзя. Та люди не делают. Война войной. А крестьян на поле зачем! Тут арабы не правы. За это надо наказывать.

Петр Иванович совсем не собирался вступаться за евреев, но за них вступалась деревенская его душа.

– - Ладно!
– - оборвал он неприятную тему.
– - Скажи лучше, почему вот у баб лица, в основном, приятные, одеты чисто, даже, можно сказать, модно, а прически одинаковые? Опять религия?

– - Опять, -- засмеялся Пашка. Почему-то здесь, на крыше, с Петром Ивановичем он стал говорить по-русски нормально, не как вчера.
– - Это не прически. Это парики. Из волос.

– - А под париком?

– - Бритвой так делают -- Пашка погладил себя по голове.

– - Броют?
– - ахнул Петр Иванович.
– - Налысо? А... мать твоя?.. Алка, в смысле, тоже?..

Пашка, заливаясь хохотом, схватился за живот.

– - И нечего ржать...
– - недовольно пробормотал Петр Иванович, понимая, что сказал что-то не то, но не понимая -- что.
– - Ладно, иди уж, жратву тащи...

Пашка, продолжая хохотать, мигом скатился с крыши. Но, похоже, не за одной жратвой, а чтоб и семью посмешить. Только чем вот?..

Вслед за Пашкой, который минут через пять приволок обед с ледяным пивом, показались на крыше и Мишка с Мири. Они весело лопотали что-то между собой по-ихнему и, смеясь, поглядывали на Петра Ивановича. Мири сразу бросилась к парапету, выискала внизу какую-то товарку и тоже начала лопотать ей что-то смеясь, на своем еврейском. Петр Иванович, которого не оставляли сомнения, подошел и наклонился над ее головой, пристально изучая макушку. Потом протянул руку и, погладив девочку по голове, несильно дернул ее за волосы.