Таинственный ключ и другие мистические истории
Шрифт:
К примеру, под предлогом отдыха после резвой игры Октавия была весьма ловко завлечена Энноном в уединенную нишу, где молодой человек, воспользовавшись моментом, предложил ей руку и сердце. Октавия выслушала его терпеливо, а когда он замолчал, заговорила, тщательно взвешивая слова и без намека на девичье смущение:
– Благодарю за честь, но отказываю вам, поскольку не люблю вас и вряд ли смогу полюбить.
– Разве вы пытались? – с жаром спросил Эннон.
– Да, пыталась. Вы симпатичны мне как друг, не более. Знаю, матушка хочет нашего союза, Джаспер надеется на него. Я стараюсь угодить им, однако любовь не терпит принуждений, не так ли?
Октавия
– Вы правы. Тем не менее любовь можно взрастить, запасшись терпением и вооружившись преданностью – тогда, со временем, она расцветет. Разрешите мне попытаться, Октавия! Ведь урок, который я надеюсь дать вам, вы уже усвоили с другим учителем, разве нет?
– Нет, едва ли. Я еще не понимаю себя – я слишком молода. А ваше предложение неожиданно… Подождите, Фрэнк.
Теперь Октавия дрожала от волнения, глядела полусердито-полуумоляюще и выглядела совершенно прелестно.
– Как долго? Сердечко вроде вашего, дорогая, разгадать нетрудно – быть не может, чтобы на это ушло много времени, – выдал Эннон, сочтя эмоции Октавии добрым знаком.
– Подождите до Нового года, а до тех пор оставьте меня, дайте изучить и свою натуру, и вашу. Да, мы давно знакомы, однако предложение руки и сердца меняет все. Вы кажетесь не тем человеком, к которому я привыкла. Будьте терпеливы, Фрэнк, я же постараюсь сделать так, чтобы мой долг стал мне приятен.
– Хорошо. Благослови вас Господь, Октавия, за то, что позволяете мне надеяться. Надежда со мной уже несколько лет, и утратить ее было бы очень тяжело.
В тот же вечер, только позднее, внимание генерала Сноудона привлек старинный дубовый экран. Местами древесина стала совсем трухлявой и пропускала звуки. Музыканты пошли ужинать, молодежь сгрудилась в противоположном конце галереи – наверное, что-то затевала. Изучая причудливую резьбу, генерал вдруг услышал собственное имя, произнесенное тихим голосом по ту сторону экрана. Экономка и дворецкий, полагая, что нашли уединенное местечко, толковали о господах и их гостях.
– Это проделки миссис Сноудон, не будь я женщиной! Даром что никому другому, кроме вас, Адам, я бы словечка не сказала. Миссис Сноудон с сэром Джаспером на галерее озорничали – больше некому. В плащи нарядились и пошли. Она красавица, и если еще чуток в доме погостит – беды не миновать.
– Да с чего вы взяли, миссис Бенсон, что она была на галерее? Где ваши доказательства? – произнес важный дворецкий.
– А вспомните наряд миссис Сноудон. Вы, мужчины, таких мелочей в упор не видите, ну а я после Пэтти первой на галерею пошла, и что ж? Сразу мне этот гагат в глаза-то и бросился, фонарь его будто нарочно высветил. На том самом месте камушек лежал, где Пэтти привидение явилось. Вот вы мне скажите, Адам, у кого еще, кроме миссис Сноудон, такие роскошные уборы? Гагатами ее платье сверху донизу расшито. Каких еще вам надобно доказательств?
– Допустим, камушек и впрямь с ее платья. Однако зачем они с хозяином наверх пошли, да еще в эту пору? – спросил недогадливый дворецкий.
– Вы да я, Адам, мы с вами всю жизнь при семействе Трехернов, и вам я свое опасенье открою, только вы никому ни слова! Хозяин, сами знаете, нраву неуемного – наверняка там, в заграницах-то, он к этой леди чувства питал. Я краем уха слышала: какая-то там загадка, а может, злодейство или несчастье было поболее года назад – и она в нем замешана. Неприятно мне это говорить, а только я думаю, хозяин и доныне к ней не остыл, а она – к нему. Генерал
уже старик, она молодая да бойкая – всякого обворожит. Ясно, не муж ей мил, а сэр Джаспер, да и как перед ним, таким пригожим кавалером, устоять? Каша у нас тут заваривается, верно вам говорю, Адам, ох, какая каша для Трехернов!Очень тихо звучали голоса, не разобрать бы генералу ни словечка, если бы он не напрягал уши. Он расслышал все, и его морщинистое лицо вспыхнуло, как у юноши, от гнева, а в следующий миг, когда он нашел глазами жену – исказилось и побледнело. Ибо миссис Сноудон в отдалении от остальных беседовала с сэром Джаспером. Молодой красавец был в ударе, явно сыпал комплиментами и глядел на свою даму пылко и преданно. «Пожалуй, экономка права, – с горечью подумал генерал. – Они отлично смотрятся вместе, у них была романтическая связь, и они, без сомнения, жаждут ее возобновить. Бедняжка Эдит – а я слепец!» Генерал поник седой головой и тихо скрылся, унося стрелу в своем дряхлом, но мужественном сердце.
– Бланш, поди сюда, присядь и передохни, иначе завтра будешь чуть живая, а я обещала матушке, что позабочусь о тебе.
Говоря с повелительными нотками, что позволено старшей сестре, Роза усадила Бланш в старинное кресло и пристроилась рядом, ибо кресло было обширно и легко вместило обеих сестер.
– Выслушай меня и прими мой совет, ведь все признают, что я рассудительна, хоть голова моя еще не поседела. Сейчас наши друзья заняты, оставим их. Я объясню тебе, что нужно делать.
Роза говорила решительным шепотом и для убедительности столь энергично кивала сама себе, что алые ягоды остролиста, который украшал ее прелестную головку, сыпались ей на плечи и скатывались с белой ткани платья.
– Мы с тобой не так богаты, как хотелось бы, и потому должны поскорее и получше устроить свою судьбу. Я лично намерена стать леди Трехерн. А у тебя есть все шансы зваться достопочтенной миссис Эннон, если ты поставишь себе такую цель.
– Сестричка, ты, верно, с ума сошла? – прошептала Бланш.
– Вовсе нет. А вот тебя всякий назовет дурочкой, если ты и дальше будешь тратить время на Мориса. Он беден, и он калека, хотя в обаянии ему, конечно, не откажешь. Но он влюблен в Тави, и она выйдет за него, я не сомневаюсь. Фрэнк ей противен, она силится любезничать с ним, потому что так велела матушка. Ничего из этого не получится, а ты возьми да опробуй на бедняге свои чары. Утешь его! Глядишь, со временем твое сочувствие взрастит в нем любовь.
– Нельзя об этом говорить здесь, нас непременно услышат, – начала Бланш, но Роза живо перебила ее.
– Не волнуйся, нет лучше места для секретов, чем толпа. Помни же, что я тебе сказала: приступай к делу, пока веселье в разгаре. Все скрытничают насчет своих планов, однако я не такова – я прямо о них говорю. Прими мой сестринский совет и будь умницей. Идем, пора начинать.
Трехерн сидел один у большого камина, с серьезным видом наблюдая, как развлекаются остальные. Не для него теперь игры и танцы, его удел – выхватывать взглядом эпизоды удовольствий, ему заказанных, и радостей, ему недоступных, ибо надежды юности потеряны навек. В лице Трехерна, полном печали, Октавия видела невыносимый немой укор. Под тем предлогом, что ей надо обогреться, девушка скользнула к камину и заговорила с кузеном как раньше – прямодушно и дружески. Ее сердце забилось сильнее, когда она заметила, сколь быструю перемену произвел в Морисе ее порыв.