Таисия, или Кукла московская

Вскоре подействовало лекарство, и Тася тихо сказала:

– Спать хочу.

– Ложись, – бросилась к ней Ильина, подавая подушку, – ложись, касаточка моя! – засуетилась вокруг неё женщина, шаркая старыми стоптанными тапками по деревянному полу.

Новгородцеву уложили на диван, накрыли пледом, а Людмила Сергеевна стала собирать свой чемоданчик, изредка поглядывая в ее сторону. Потом еще раз проверила пульс, поняла, что тот в норме, сразу успокоилась и предупредила:

– Пойду я. А вечером еще зайду. Если что, сразу звоните мне. Только приглядывайте за ней.

– Хорошо, – пообещала Ильина и проводила ее до выхода.

А сама прикрыла за ней дверь, медленно вернулась и присела на стул. Но еще долго смотрела на спящую гостью, вспоминая ее мать добрыми словами.

Фельдшер, как и обещала, зашла к ним поздно вечером. Она проверила у Таисии пульс, успокоила Нину Ильиничну, заверив, что теперь девчонка проспит до самого утра, и отправилась обратно домой.

Следом появился Ваня. Он очень волновался за москвичку и решил узнать, как она себя чувствует.

Молодой человек вошел во двор и сразу же столкнулся с хозяйкой.

Та шла из дома по тропинке, держа в руке лейку. А завидев его, добродушно сказала:

– Ванюша пришел! А я уже все полила и иду закрывать калитку.

– Да… зашел спросить, как вы тут? – тихо поинтересовался он.

– Спит касаточка. Людмила ей укол сделала, она тут же и уснула. И пока не просыпалась бедняжка, – пояснила грустным голосом женщина и тяжко вздохнула.

– Надо ее машину посмотреть, закрыла она ее или нет, – заботливо предложил парень. – А то угонят еще.

– И то правда! – ахнула Ильина. – А я и не подумала!

Якимов повернулся и пошел через калитку обратно, намереваясь осуществить задуманное. Пройдя по тропинке, он очутился у дома Никифоровых, смело подошел к иномарке, тихонько дернул дверцу, и она мгновенно открылась. Он сразу обратил внимание на ключи, что торчали в замке зажигания.

– Садись и гони! – с усмешкой произнес Ваня и уверенно забрался в салон.

А сам огляделся, заметил дорогой телефон, лежащий на сиденье рядом, взял его в руки и изумленно воскликнул:

– Ни фига себе! Крутая тачка и такой крутой мобильник!

Он умело пощелкал клавиатурой, и тот сразу же включился. Молодой человек вновь усмехнулся и с упреком произнес:

– Вот растяпа! И блокировку не включила!

Но тут неожиданно и мелодично раздался звонок, а на экране высветилось имя «Саша».

– Кто-то звонит, – проговорил Якимов вслух, задумчиво наблюдая как жужжал дорогой айфон.

Но отвечать не стал, решил, что разберутся потом и сами. Он прихватил его с собой, спешно покинул «Инфинити», поставив машину на сигнализацию, и заторопился к Ильиной.

– Ну, что там? – спросила его женщина.

– Все открыто было, – поведал он, протягивая ей сотовый. – Вот, я его отключил, а то будут звонить, разбудят ещё.

– Правильно, – согласилась она.

– Еще ключи. Положите ей под подушку, только не забудьте.

– Ни-ни, Ванечка, – заверила его Нина Ильинична, принимая из его рук ключи от машины, – все сделаю, как ты сказал. Там утром и найдет их касаточка.

– Там еще вещи какие-то, но я не стал их трогать. Завтра придет в себя, и сама разберется со всем.

– Хорошо, – согласилась Ильина, провожая его за калиту.

Они распрощались. Женщина закрыла дверь на щеколду и, шаркая своими старыми тапками по тропинке, побрела к дому. Держась рукой за перила, она с трудом взобралась по ступенькам наверх, вошла на веранду и устало плюхнулась на стул. Так сидя, долго смотрела на Тасю, жалея ее и сострадая…

Новгородцева открыла глаза уже утром и не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила, что с ней было, потерла ладошкой лоб и медленно откинула плед в сторону, опуская ноги на пол. Да так и застыла в тяжких раздумьях: «Как жить дальше? Что делать? К кому голову прислонить? Одна на всем белом свете», – неслось у нее в мыслях.

Послышались шаги, и из дома на веранду вышла Нина Ильинична. Заметив, что гостья проснулась, она всплеснула руками и радостно спросила:

– Касаточка, выспалась? Не замерзла ночью-то? А я тебя и будить не стала. Думаю, пусть спит, укрою потеплее, а то ночи еще холодные!

– А сколько времени? – спросила её Тая.

– Да… обед уже.

– Я так долго спала?

– И хорошо! – замахала на неё руками женщина. – И славненько! Выспалась, вылежалась, а теперь пора и покушать. Я там оладушек напекла.

– Я не хочу, – тихо отказалась она.

– Что значит, не хочу? – возмутилась Нина Ильинична. – Есть такое слово – надо! Щас же идешь в дом, и я буду тебя откармливать. А то глядеть совсем не на что. Кожа да кости остались.

Но заметив слезы на ее глазах, тут же приказала:

– А плакать будешь потом! Вот щас пообедаем с тобой и пойдем на кладбище, Марусю проведаем. А там и поплачем вместе. Пошли, – в приказном порядке махнула рукой Ильина и, не давая ей опомниться, потянула за руку.

Тася сразу повиновалась, встала с дивана и медленно поплелась за ней в дом.

Пройдя на кухню, хозяйка усадила гостью у открытого окошка и стала наливать ей чай. Оладушки уже стояли на столе, слегка прикрытые вышитым рушником.

– Я-то рано встаю, – заговорила женщина ласково, – привычка, никуда не денешься. Вот и напекла оладушек. Вспомнила, как ты маленькая ко мне прибегала, и мы с тобой чай пили. Ты-то помнишь?

– Помню, – тихо отозвалась она.

Нина Ильинична уселась на стул, подала ей чашку с ароматным чаем, внимательно всматриваясь в ее бледное лицо, и чуть сама не заплакала. Но сдержалась, понимая, что сейчас надо хоть как-то помочь этой несчастной девочке.

Худенькая, слабенькая, с большими зелеными глазами, но такими потухшими и безразлично смотрящими в одну точку, Таисия сидела за столом и, казалось, не было сил держать чашку.

Добрая соседка подавала ей оладушки, а она молча их ела, изредка посматривая в открытое окно.

А там пышно зацветала черемуха, и пел, заливаясь на все лады, звонкий соловей. Но даже и это не радовало бедную девушку.

Но тут она вспомнила про Сашу и поняла, как сильно он теперь за нее волнуется. Сразу отставила чашку на стол и бросилась на выход.