Так говорил Каганович
Шрифт:
– По-моему, тоже.
– Шаталин, Собчак – это буржуазное, эти за буржуазию, это, если можно так выразиться, «аулес монд». Я так думаю. А как воспринимает народ?
– Шестьдесят процентов приняло участие в голосовании. Из них пятьдесят семь проголосовало за Ельцина. Это значит, что за него проголосовало тридцать четыре, то есть чуть больше трети.
– Как в Америке, то же самое, – говорит Каганович.
– Вы сравнили Америку и нашу страну? Ничего общего…
Хоронят партию
– Это все меня не волнует. А меня волнует идейная сторона
– Ничего не скажут.
– Что они скажут о приветствии к юбилею Второго Интернационала?
– Это от них далеко. Они будут говорить, как нам перейти к рынку.
– Это не программа партии, – возражает Каганович.
– Это будет программа партии. Они сейчас хоронят партию. Вся эта команда не знает, как от нее избавиться – у меня такое ощущение. Она им мешает, потому что еще осталось, и довольно много настоящих коммунистов, не согласных с этим курсом.
– А где они, эти коммунисты?
– Та же Нина Андреева со своим съездом.
– А кто еще есть?
– Группа «Марксисты-ленинцы».
– Где они?
– По всей стране.
– А «Единство» – это организация? Что-нибудь серьезное?
– Думаю, что да. Много народу там. Мне звонил Ричард Косолапов.
– Который был редактором «Коммуниста»? А где его найти, Косолапова этого?
– Я могу его телефон вам дать.
– То, что они говорят о партии – предательство, – замечает Каганович. – Я получил один документ, где они пишут о предательстве в партии. Они активно выступают против. Что же наша партия? Рабочий класс, где ты? Молчит рабочий класс? Не слышно рабочих. Как люди оценивают современного премьера Павлова?
– Я думаю, он не популярен в народе.
– Но все-таки он деловой человек, – полагает Лазарь Моисеевич. – Он на производство нажимает.
– А как же приватизация?
– Разгосударствление – до какого предела? Какие заводы? Что они думают разгосударствлять? А что если рабочие получат акции и продадут их спекулянту на бирже? Он же станет хозяином завода! – восклицает Каганович.
– Это очень опасная штука.
– Опасная. Можно такую развести демагогию!
– А землю продавать можно?
– Невозможно продавать землю. Обсуждают вопрос, как будто это нормальные вещи.
– Крестьянин не купит, у него таких денег нет.
– Да и зачем ему? Ему дают на вечное пользование землю с правом наследствования. Зачем ему покупать, чтоб потом продавать?
Каганович горестно вздыхает.
– Я хотел бы встретиться с человеком, по программе партии поговорить. Где бы мне найти молодого экономиста, который мог бы мне помогать материалами по экономике? А что у писателей делается? Я ни с кем не связан, сижу один, слушаю «Время». Больше я не слушаю телевизор и радио, только «Время». Газет мало читаю.
– Писатели сейчас властям не нужны. Будет съезд писателей в октябре. Что он, решит – распадется Союз писателей или нет, никому не известно.
– Ваш Союз был создан в 1934 году.
– По инициативе Горького.
– Не по инициативе Горького, он создан по инициативе ЦК. Ведь была комиссия по РАППу, я был ее председателем. Мы РАПП распатронили. Сколько еще было рабочих писательских организаций, и РАПП командовал всем этим делом. ЦК пошел на то, чтобы РАПП, так сказать, ликвидировать и принял решение о ликвидации РАППа.
Авербах был главным руководителем. Он был зять Ягоды, его сестра была женой Ягоды.
– А я об этом не знал.
– У него такая бритая голова была, – говорит Мая Лазаревна.
– Да, да, бритая голова. Маленький, невысокого росточка. Он был вожаком рапповцев. Авербах, Киршон, Кирпотин участвовал, правда, неактивно. Фадеев их поддерживал.
– Я слушал лекции Кирпотина на Высших литературных курсах.
– Собрали съезд, большой съезд. Горький доклад делал. Я был на этом съезде, участвовал. Сталин был в отпуске как раз. Я его информировал о ходе съезда. Стенограмма потом вышла. Видели ее? Не найдете теперь.
– Бухарин выступал.
– Бухарин, Радек. Съезд был в тридцать четвертом году, это почти шестьдесят лет тому назад. Теперь стоит вопрос о расколе?
– По республикам.
– А единого Союза не будет?
– Неизвестно. Как съезд решит.
– Православные имеют большую силу среди интеллигенции?
– И среди интеллигенции тоже. Люди потеряли веру. Была вера в коммунизм, вера в Сталина, вера в идеологию, которая побеждала. Сейчас этой веры нет, она подорвана, особенно, среди молодежи. Нужна некая замена. И церковь вовремя ухватилась и бросилась в эту пустоту, в борьбу за души молодежи.
– За души молодежи, – повторяет Каганович.
– Да. Некоторым писателям это понравилось. Мы будем стоять у трона… Это Крупин сказал. Пушкин стоял у трона, но у какого трона? Тогда была монархия.
– Сейчас тоже хотели привезти какого-то наследника, – говорит дочь.
– Владимира Кирилловича. Нет. Крупин имел в виду Горбачева, – говорю я.
– По -моему, церковь имеет сейчас очень большую силу, – замечает Каганович. – Судя по печати, по строительству, восстановлению монастырей… Скоро монахи появятся.
– Может быть, вы перегнули немножко в то время с церковью? Сейчас на это напирают.
– Очень они уж враждебны были. Очень враждебны.
– Вы уничтожили церкви, пожгли иконы.
– Перегнуть-то, конечно, перегнули. Много церквей уничтожили. Комсомольцы уничтожали. А теперь снова монастыри, монахи буду, монахини…
– Вы Эренбурга знали?
– Знал. Я знал его, беседовал с ним не раз.