Так не бывает
Шрифт:
Даже не могу сказать, как долго продолжалась вторая часть «обучения» — просто она продолжалась до тех пор, пока я не потерял сознание. Слава Богу, никто не стал меня обливать водой или как-то по-другому приводить в чувство. Пока я еще был в себе, удивлялся, что Андрей не присутствовал во время этих манипуляций. Думаю, он прекрасно понимал, что сейчас я на все соглашусь, лишь бы это прекратилось. По крайней мере, я сам был твердо уверен, что на все бы согласился. Но, может, он хотел сохранить иллюзию добровольности, типа того, что он ничего не видел и не имеет к этому никакого отношения?
Похоже, не зря
— Как ты себя чувствуешь? — участливо поинтересовался он. — Поднимись.
Вот сейчас я пожалел, что спал без ничего. Впрочем, когда они вошли, я успел все-таки в простыню замотаться. Смешно, защита, конечно, иллюзорная, но стало спокойнее.
— У тебя пять минут на душ и туалет, я не шучу, — продолжил Андрей, не особо обращая внимание на мои манипуляции.
Кажется, я научился очень быстро и без рассуждений выполнять приказы. Когда вышел из ванной, замотанный в ту же простыню, как в тогу, Андрей, в ожидании меня сидящий в кресле, озвучил свои намерения:
— Я вижу, что ты не ценишь хорошего отношения, поэтому тебе будет полезно сравнить. На сегодня я отдаю тебя своему другу, и вы посетите один клуб… Поймешь, что я был очень терпелив с тобой.
Меня окатило волной страха от этих слов. Получается, я уже привык здесь, и Андрей — знакомое зло. Кто-то другой — это очень страшно. Лучше дьявол, которого знаешь…
Я чуть не стал просить: «Не отдавайте меня!», останавливало только то, что я предвидел ответ: «Ты сам знаешь, что надо делать, чтобы тебя здесь оставили и обходились мягче». Лучше буду думать о том, что может представиться шанс сбежать. У меня ведь так и нет плана, как действовать дальше, как выбраться; я все еще даже перед самим собой делаю вид, что верю в этот срок — месяц, после которого меня отпустят. Но сейчас я впервые за все время выйду за пределы дома — может, это как раз последний шанс?
Наверное, надо быть хитрее и сделать вид, что я сдался, привык, согласен на все; или просто отключиться от происходящего, чтобы не сойти с ума.
— Так, покажи спину… ну, вполне терпимо, сам виноват, что до этого дошло. Зато воспитательный момент еще лучше прочувствуешь. Если сейчас не будешь дергаться, намажу заживляющим гелем.
Я кивнул. И было уже все равно, что этого он и добивается, и что кто-то будет и спину лапать, и задницу… Перспектива провести весь день с горящей кожей заставила согласиться на что угодно, что облегчит боль хоть чуть-чуть. К тому же после вчерашнего у меня все тело болит, а что-то как будто онемело — видимо, то, что зовут гордостью и стыдом.
— Ну, вот, послушный мальчик, можешь же, когда захочешь… даже жаль, что я сейчас тебя отдаю, но я уже пообещал. В твоих интересах вести себя так, чтобы я не повторял подобных уроков. А сейчас надо надеть костюм. Еще раз спрашиваю — охрана тебя должна держать или будешь вести себя благоразумно?
Я, возвращаясь в реальность после того, как старательно отключал все чувства во время этой врачебной помощи, посмотрел на то, что Андрей показывал: какое-то переплетение кожаных ремней, металлических цепочек… Раньше, в нормальной жизни, я бы полчаса смеялся над этой «радостью мазохиста», а сейчас понимаю, что мне придется это надеть.
— Я что, в ЭТОМ пойду? — только и смог я выдавить.
— Не бойся, наденешь сверху нормальную одежду,
по улице так не пойдешь. И даже в машину не сядешь. Хотя жаль, конечно, мне бы понравилось. Но — не поймут, не поймут.Я, как под наркозом, надевал на себя какие-то кожаные ремни, продевал руки, ноги… даже было все равно, что под ними у меня вообще ничего не было. Какие-то кожаные стринги… ни одного слова приличного в голове! Если бы кто угодно, кто раньше относился ко мне хорошо, видел меня в этом, видел, что я покорно позволяю так со мной обращаться… я уже смирился, что после всего случившегося ни одного хорошего слова я не заслуживаю, только презрение.
Кожаный ошейник с металлическими шипами — здесь я все-таки засмеялся, настолько это было похоже на низкопробную порнографию.
А потом почувствовал, что проклятые ремни затянуты достаточно туго — наверное, в этом их и смысл — и уже сейчас они давят мне на кожу, поскольку гель только слегка снял воспаление. Я чувствую уже, кажется, каждый ремень, цепочку и их переплетение… меня ожидает веселый день. И кожаные брюки — да, недавно я бы многое отдал за такую байкерскую, как я раньше бы подумал, вещь. Сверху всей этой порнографии мне велели накинуть кожаную куртку, что я и сделал с превеликой радостью.
Сейчас бы и попробовать вырваться, зачем это вообще продолжать? Но сопровождающие у меня не совсем идиотами были, чтобы подобное позволить. Хотя, в принципе, о моих мыслях и идиот мог бы догадаться.
В общем, вниз я спускался в сопровождении охраны, а машину подогнали к самым дверям. А когда я сел в машину, решив, что бессмысленно унижаться и заставлять себя в нее запихивать, рядом со мной уселся Анатолий, один из охранников, причем самый добросовестный из них, и молча протянул мне маску из черной ткани вообще без прорезей для глаз. Понятно, мне не полагается знать, где находится дом, в котором меня держат, и куда мы сейчас поедем. Поскольку третий глаз я не отрастил еще, похоже, что этого я действительно не узнаю, по крайней мере, в этот раз. Попытки определить направление по остановкам на светофорах и дорожному шуму ничего не дала — похоже, разведчиком мне не быть.
Где-то через полчаса мы остановились; Анатолий меня поддержал за руку и помог выбраться из машины, потому что на мне все еще была эта маска.
Мы вошли в здание, недолго прошли какими-то коридорами и наконец зашли в комнату или кабинет. На прощание охранник сказал: «Снимай маску, меняем», — и дал мне в руки тоже что-то похожее, но кожаное, по ощущениям.
Анатолий вышел, и практически сразу за ним в дверь вошел высокий мужик, одетый в официальный костюм, серый «с искрой»; мужик явно не бедный, не из обслуги. И на нем тоже была маска. Не хочет, чтобы я видел его лицо? Или здесь вообще народ не любит, когда его узнают? Это интересно. А куда меня вообще черт занес? Причем «черт» даже не в переносном смысле…
— Ну, вот, на сегодняшний вечер ты мой, — неприятно усмехнулся мужик. — Вкус у Андрея всегда был хорошим, а вот воспитание у нижних часто хромает. Но, на его счастье, есть я. Куртку снимай, маску надевай. Учти, я церемониться не буду и дважды не повторяю.
Почему я не стал его отталкивать, пробиваться к выходу, пытаться убежать? Потому, что это было бы редкостной глупостью. К тому же здесь, в стенах этого клуба (думаю, я правильно понял, что это какой-то клуб, возможно, даже подпольный) вряд ли произойдет что-то серьезное. За меня им еще Андрюше отчитываться.