Так произошло

Секунда, вторая, третья… Оглушающая тишина, давящая на уши, заставила Джонатана открыть рот и, облизнув пересохшие губы, сказать то, что он был должен,- Я пришел сюда с целью оказать давление на тебя, Гира.

Гира не отреагировал на эти слова, и до того прекрасно зная обо всем, что ожидалось в текущих условиях и в текущий момент от их разговора, позволив Джонатану продолжить говорить медленно, через силу,- Я… Ты понимаешь, меня, не так ли, Гира? Я просто пытаюсь делать то, что должен — помогать жителям Гленн, защищать их интересы, вести их к новому завтра, что будет светлее, чем вчера…

Гира не отреагировал на эти слова — в конце концов он тоже был согласен с ними. Понимал, что Джонатан в текущей ситуации не был монстром, исходящим из неизвестной моральной парадигмы, или безумным злодеем, желающим принести боль и страдание людям…

И Джонатан замолчал спустя мгновение после произнесения этих слов, прежде чем медленно прикрыть глаза.

Что важнее знать, что есть цель — или идти к этой цели?

— Я… Я никогда не хотел этого,- Джонатан поднял взгляд на Гиру, не сумев выдавить из себя даже самой слабой улыбки,- Действительно, не хотел…

На эти слова Гира только чуть кивнул, признавая правоту Джонатана — прекрасно отдавая себе отчет, что Джонатан не врал в этот момент… Но это только делало эту ситуацию только хуже.

Вновь тишина нависла в комнате переговоров, прежде чем через силу Джонатан произнес вновь медленно,- И до сих пор не хочу.

Гира поднял взгляд на Джонатана — в любых иных условиях его лицо можно было бы назвать непроницаемым… Но не в этих. Прямо сейчас в глазах Гиры, казалось, отражались все годы его прожитой жизни, его семья, народ Менажери, история поколений фавнов…

Джонатан прикрыл глаза, после чего произнес, без утайки,- Я раздумывал над тем, чтобы угрожать твоей семье.

Оба политика прекрасно знали об этом — понимали без слов, что Джонатан всерьез раздумывал над этим — и вместе с тем если бы это ни было сказано — то будто бы Гира и Джонатан могли бы делать вид, что этого не было. Все также продолжить общаться, будто бы все это было просто придумкой, привидившися миражем… Даже если бы каждый знал внутри, в глубине своей души, что это было не так.

Однако Джонатан произнес ожидаемые слова, словно бы дал форму самым страшным и отвратительным мыслям и страх двух политиков. После подобных слов ожидаемо было бы увидеть на лице Гиры гнев, обиду, или даже страх и опаску…

Однако Гира лишь чуть-чуть наклонил голову, немного печально глядя вниз, будто бы признавая правдивость подобных слов, показывая свое понимание — и все же не осуждая Джонатана за эти слова… Что лишь заставило Джонатана прикрыть глаза в ответ, прежде чем открыть их вновь, глядя на Гиру.

— Я не планировал всерьез делать этого,- Джонатан произнес правду и исключительно правду — не в попытке обелить себя, а лишь решив рассказать — честно — обо всем, что касалось самого Гиры… И Джонатана.

— Просто решил, что ты сломаешься — отступишь, если угрожать твоей семье,- Джонатан произнес медленно, заставив Гиру прикрыть свои глаза. Внутренне Гира сам знал, задолго до слов Джонатана, что будут включать в себя эти угрозы… Как знал и то, каков будет его ответ на те. Знал, но не хотел признавать.

Установившаяся тишина была удушающей. Отвратительной. И вместе с тем… Облегчающей, пожалуй. Словно бы гной, текущий из открытой старой раны — отвратительная картина, заставляющая разум протестовать и желудочные соки подниматься вверх по горлу, и вместе с тем — приносящая облегчение пациенту… Сколь бы отвратительным ни был подобный метод.

Джонатан остановился в своих словах на мгновение, позволяя осознанию осесть в воздухе, переведя взгляд на Гиру, прочь от того — к окну, показывающему ночное небо, россыпь звезд в том, и…

Отражение Джонатана Гудмана.

Джонатан вернул взгляд к Гире и произнес медленно,- И я не хочу делать этого, Гира… Друг.

Гира поднял взгляд к Джонатану и взгляды двоих столкнулись между собой.

Молчаливый момент растянулся в секунду, две, десять…

И Джонатан протянул руку вперед к Гире.

— Я предлагаю дружбу,- Джонатан произнес открыто — единственный шанс сохранить остатки того, кем он когда-то был.

— Я предлагаю дружбе,- Джонатан повторил вновь,- И только ее. Союз. Сотрудничество. Совместную работу.

В политике не было места друзьям, доверию и человеческим чувствам. Это было аксиомой, не требующим никакого подтверждения или размышлений. Такова была натура самой политики и правления. Государства существовали в мире конкуренции — выживание сильнейшего и закон джунглей правили в мире, в котором не было места слабости — каждый правитель, достойный своего титула, стремился к тому, чтобы обеспечить свое население — людей, ради которых он старался, всем, что он только мог обеспечить — разве в этом было что-то плохое?

Конкуренция — на свете было слишком мало ресурсов, земель и людей — растущие в графиках цифры и линии были больше, чем просто сводными отчетами. Каждый процент был семьей с наполненными животами, а каждая единица представляла из себя счастливого ребенка, будущее которого находилось в руках того, кто управлял людьми сегодня.

Самая жестокая конкуренция и самые ужасающие войны произрастали не из ненависти к чужому народу, а из любви к своему.

И вот, в абсолютное нарушение этих фактов, Джонатан протянул свою открытую руку Гире, предлагая ему единственную вещь, которой не располагали элиты, способные по одному приказу передвигать миллиарды льен, рушить империи и создавать города.

Доверие.

— Я не буду делать вид, что это исправит все проблемы,- Джонатан произнес спокойно, без легкой веселости в голосе, что могла бы выдать его нервозность, и без самой нервозности,- И я… Я не знаю, как заставить работать подобную идею. Я не знаю, продлится ли она более, чем один день и я не могу гарантировать результат, к которому придет наше соглашение. Я не знаю…

Джонатан прикрыл глаза, прежде чем открыть их и произнести медленно,- Я не знаю ничего… Но…

— Возможно, иногда, знать цель не так важно, как двигаться к ней,- Джонатан произнес медленно, раскрыв ладонь в качестве приглашения к рукопожатию. Открытого, доверительного жеста.