Так становятся звёздами

– Зачастую их пасквили ядовиты, но не лживы. Может быть, знати стоит лучше бороться со своими пороками, вместо того, чтобы рвать языки слугам за сплетни?

– Я бы подобным слугам ещё и глаза выкалывал.

– Ну и руки бы им тогда оторвать, – язвительно фыркнула Гаитэ. – Ваш поступок отличается крайней неразумностью. Он может привести лишь к тому, что вскорости ночной горшок за собой придётся выливать лично..

– Сеньорита, что вы вообще делали одна на улицах? Ни одна уважающая себя женщина не рискнёт прогуливаться без охраны.

– А я прогуливалась с охраной, – поспешила заверить его Гаитэ.

Слуга матери начал порядком досаждать, но отказаться от его услуг она пока не могла. Приходилось терпеть его опеку и быть благодарной. Кстати, было за что благодарить. Служил он верно и не требовал платы. Как сама Гаитэ подозревала, потому, что имел куда более свободный доступ к казне её семьи, чем она.

Празднества по случаю бракосочетания принцессы Эффидели состоялись в среду. Веселье началось с самого утра. Залпы пушек перекликались с колокольным звоном. Городская стража в парадной форме щетинилась пиками, алебардами и мушкетами, заняв свои места на улицах, раздавая листочки с программой торжеств и маршрутом императорского кортежа.

Улицы и площади кишели народом. Гаитэ эта шумная толпа напоминала взволнованное море, где каждая волна словно рокочущий вал. Не имея возможности присутствовать на торжественном императорском выезде среди знати, она решила посмотреть на него с другой стороны – со стороны простонародья. Понимая, что это рискованно и вряд ли получит одобрение со стороны её опекуна, она ни словом ему об этом не обмолвилась. Но, чтобы не попасть в неприятности, прихватила с собой охрану.

Главная церемония встречи гостей состоялась на Площади Всех Святых.

Гаитэ не могла отвести взгляда от крепости – восемь башен со сторожевыми вышками, слепые толстые стены, решётчатые ворота, подъёмные мосты – все впечатляло масштабами и габаритами.

Император на белом иноходце во всём своём великолепии первым проплыл мимо сурового стража его власти, провожаемый ликующими криками толпы. Потом потянулись шеренги высшей знати. Возглавляло их духовенство, за духовенством двигались военноначальники. За военными шли отцы города, за ними трубачи с трубами и отряд лучников. Потом – купечество с эскортом лакеев. И уже в хвосте тянулись городские советники, мастера гильдий суконщиков, бакалейщиков, галантерейщиков, меховщиков, аптекарей и виноторговцев в бархатных костюмах, каждый со своей стражей.

Народ радостно приветствовал всех. Его энтузиазм охладел лишь при виде представителей императорского суда и счётной палаты – символа ненавистных налогов.

Представителей высшей знати приветствовали восторженно. Толпа обожала молодых господ, таких храбрых, таких блестящих! Все словно напрочь забыли об их мотовстве, чванстве, кутежах и бесстыдных дебошах в тавернах, а помнили только о красоте да военной доблести.

Наконец показалась и невеста.

Эффидель Фальконэ ехала в открытой колеснице из позолоченного серебра, в которую была впряжена шестёрка лошадей в алых попонах, расшитых золотом и драгоценными камнями. Под белоснежной длинной вуалью, спускающейся на роскошную, но бесформенную мантию, самой принцессы было и не рассмотреть.

Очень символично: не женщина, а статус. То, что можно выгодно продать, вручить, обменять, невзирая на личные и физические достоинства или недостатки. А раз последние не имеют значения, то и демонстрировать их ни к чему.

Трон под алым балдахином с золотыми кистями установили на верхней площадке лестницы, ведущей к храму. Белые мраморные ступени, по которым должны были подниматься гости, чтобы удостоиться чести коснуться губами императорской длани, устлали коврами.

Жених и невеста под удушающе-роскошными одеждами стояли по правую сторону от императора.

Принцы и герцоги, обладающие властью не меньшей, а подчас и большей, чем сам император, один за другим преклоняли колено перед тем, чьё превосходство признавали, вынужденно или номинально, как уж совесть позволяла.

– Сеньорита, если вы хотите без опозданий попасть на бал, нужно вернуться, чтобы успеть подготовиться.

Служанка была права. Гаитэ позволила ей себя увести.

Фантазировать о том, что всё будет по её воле, легко и ловко, было приятно, пока Гаитэ находилась под сенью лесов, а здесь, видя перед собой всех этих людей во всём кричащем блеске их великолепия и дикой спеси, она понимала, что сегодняшний вечер, вероятно, потребует от неё всего её мужества. И ещё не факт, что его хватит.

«Ладно, самое худшее, что со мной может случиться – мне отрубят голову. Ведь когда-то я верила, что меня вообще сожгут».

Мысль, прямо скажем, не особо одобряющая.

После ванны с благоухающими травами, маслами и притираниями, после лёгкого обеда, которого должно было хватить, чтобы за ужином не накидываться на императорские деликатесы, Гаитэ впервые примерила шикарное платье из белой тафты, приготовленное заранее для такого случая. Шемизетка из тончайшего кружева, украшенного мельчайшими алмазами, выглядевшими, словно капли дождя в лунном свете, была настоящим произведением искусства. Полы платья отвернули и закололи бриллиантовыми аграфами.

К платью прилагались бриллиантовые гребни, серьги с подвесками, полумаска и веер из пушистых перьев.

– Нужно причесаться, сеньорита.

Гаитэ покорно отдалась в руки камеристки. Та ловко приподняла её тяжёлые, светло-русые, с пепельным отливом, волосы, туго оплела их нитями жемчуга и заколола гребнями.

Когда приготовления были завершены, один из слуг подошёл с зеркалом в руке, позволяя Гаитэ увидеть себя в новом обличье.

Вся она, такая хрупкая, нежная, с шелковистой кожей, походила на жемчужину, излучающую мягкое сияние.

«А ведь я красива», – с удивлением подумала Гаитэ.

Служанка опустилась на колени, чтобы поправить шлейф верхнего платья.

– Вы не знаете, старший сын императора Алонсона, герцог Карди, будет на балу? – спросила Гаитэ.

– Конечно, сеньорита, – всё ещё стоя на коленях и не глядя на госпожу, прошептала служанка. – Этот ужасный человек не пропустит возможности заявиться на праздник, на котором будет так много красавиц и лучшего вина в Саркоссоре.

– Ужасный человек, – задумчиво повторила Гаитэ, с трудом подавляя вздох. – Он на самом деле так плох, как говорят?

– Даже хуже! Все Фальконэ прокляты. Я слышала, как один из бесстыдных, всюду проникающих пажей, рассказывал, что во дворце герцога, в его красном, как кровь, палаццо, есть флигель, кому никуда не дозволено ходить. Его охраняет огромный мавр, такой чёрный, как днище годами нечищенного чугуна. Там целыми днями напролёт герцог предаётся оргиям с разными женщинами. У него неистощимая мужская сила и кровожадное сердце льва. Однажды, когда страж на минутку отошёл, паж увидел черед приоткрытую дверь большой зал с огромной кроватью под алым балдахином и длинными цепями, прикрученными к стенам. И плети. Багровое пламя плясало по стенам, танцуя по обнажённым женским телам. Говорят, что непокорных красавиц этот людоед пускает на жаркое, которое готовит лично. Несмотря на жестокое обращение с женщинами, у Торна Фальконэ от них отбоя нет. Видимо, он завлекает их при помощи магических снадобий?