Так умирают короли
Шрифт:
— У нас высокорейтинговая передача, — пожал плечами Загорский. — Мы создали славу этому каналу.,
— По словам Алекперова, «Вот так история!» потеряла за последний месяц в рейтинге два процента.
Наверное, это действительно было очень много. Потому что все воззрились на сообщившего эту новость Самсонова.
— Может быть, ошибка? — высказала предположение Светлана.
–
— Вообще-то я тоже слышал что-то подобное, — подал голое до сих пор молчавший Демин.
Самсонов едва заметно вздохнул.
— Возможно, и не ошибка, — признал он. — И по мнению аналитиков, готовивших Алекперову сводку, возможно дальнейшее
— Но почему? — воскликнула Светлана.
Она жила этой передачей, и любые неприятности представлялись ей едва ли не катастрофой.
— Может быть, передача пережила самое себя? — высказал предположение Самсонов и окинул присутствующих взглядом.
Эта фраза могла бы показаться кощунственной, если бы не была произнесена самим Самсоновым. Все замерли, не зная, как реагировать.
— Да, — сказал Самсонов. — Такое возможно.
Вот откуда его сегодняшняя печаль и готовность простить всех и вся.
— Люди не любят видеть себя такими, какие они есть. И не любят видеть свои истинные, а не придуманные и не приукрашенные поступки. Вы никогда не задумывались над тем, почему художественные фильмы о придуманной жизнью люди любят смотреть, а документальное кино находится в загоне? Потому что люди хотят сказку. Они боятся жизни. Боятся жить. И когда мы их показываем такими, какие они есть, они отворачиваются. Нет, не сразу, конечно. Сначала они смеются и тычут в экран пальцами. А потом вдруг узнают в героях передач себя, и им становится тошно. Они начинают протестовать самым доступным им способом — переключаются на другой канал. И наш рейтинг падает.
Он замолчал, и никто не посмел нарушить повисшую над столом тишину. Тишина была такой тяжелой, что я физически ощущал ее. Первым не выдержал Кожемякин.
— И что теперь? — спросил он.
— Я буду делать передачу такой, какой я ее вижу. Наверное, этими же самыми словами Самсонов обрисовал свою позицию в кабинете у Алекперова.
— До тех пор, пока ее будут у меня покупать. А потом просто закрою этот проект и придумаю что-нибудь новое. Я никогда не буду снимать передачи, сдобренные сиропом.
— А что реально может сделать Алекперов? — мрачно поинтересовался Демин. — Заменить вас в вашей же передаче ему не по силам. Он может разве что отказаться покупать наши программы, но вряд ли пойдет на это — мы уйдем со своей передачей на другой канал, и Алекперов потеряет рекламодателей.
Демин был администратором, потому и мыслил рационально. Он в два счета все расставил по полочкам, и вдруг выяснилось, что ничего особенно страшного нам и не грозит.
— Правильно! — обрадованно подтвердил Коже мякин. — Алекперов нам не указ!
— Я хотел, чтобы вы знали о нашем с ним разговоре, — сказал Самсонов. — Только и всего.
Потянулся к бутылке и самолично разлил водку по рюмкам:
— Давайте выпьем за то, чтобы у нас всегда была возможность делать то, что мы хотим.
Все зазвенели рюмками, сдвинув их в едином порыве одержимых идеей людей. Сейчас я готов был считать всех присутствующих единомышленниками. Самсонов благодарно улыбнулся.
Мы просидели за столом еще пару часов, прежде чем наша компания стала понемногу распадаться. Кожемякин заснул, решив, наверное, сегодня не придавать хлопот окружающим. Загорский вышел из кухни. Самсонов со Светланой о чем-то беседовали в углу. Демин старательно наливал себе рюмку за рюмкой и уже совершенно опьянел, явно готовясь составить пару Кожемякину.
Но прежде чем отключиться, он решил побеседовать со мной.— Не хотел я с самого начала, чтоб ты у нас работал, — напомнил он. — И ведь не ошибался.
— Почему же такая нелюбовь? — удивился я.
И снова он обдал меня холодным взглядом, как тогда, когда я помогал ему выгружать из фургона провизию.
—. С твоей подачи на меня Серж взъелся?
Серж — это Самсонов. Единственное, что я понял из всей его фразы.
— Или тебе тоже денег захотелось?
Вот теперь до меня дошло. Вспомнилось, как я вскинулся от удивления, когда Демин в моем присутствии доложил шефу о том, что на обустройство «Обменного пункта» ушла тысяча долларов, в то время как он потратил втрое меньше, и как мое тогдашнее изумление не укрылось от Самсонова. Он что-то заподозрил, наверное, и поэтому сегодня между ним и Деминым и произошел тот нехороший разговор, который я невольно услышал. Демин все сопоставил и решил, что волна пошла от меня. А Самсонов ведь сам догадался. Я посчитал, что переубеждать Демина ниже моего достоинства.
— А ты не воруй! — ответил я фразой из фильма.
Демин окатил меня полным ненависти взглядом. Даже усы у него встопорщились.
— Полегче, — посоветовал я и выложил на стол кулаки.
Подействовало.
Подошла Светлана, обняла меня мягко и осторожно.
— Ну что ты все здесь сидишь? — прошептала она, обдав мое ухо жадным горячим дыханием. — Пойдем посмотрим этот дворец.
Я взглянул на Самсонова. Тот стоял у окна, повернувшись к нам спиной.
— У него огромный дом, — прошептала Светлана. — И множество укромных местечек. Я с детства люблю прятаться. — И она беззвучно рассмеялась.
— Ты сошла с ума!
Но сам уже знал, что происходит. Это как в тот раз с Мариной в кладовой ресторана. Ощущение близкой опасности распаляет желание.
Я не стал сопротивляться и позволил увести себя с кухни. Загорский, сидя в кресле, смотрел телевизор. Мы крадучись прошли за его спиной и поднялись на второй этаж. Здесь было несколько дверей, Светлана наугад открыла одну из них, и мы оказались в спальне. Широкая кровать под балдахином, вычурной формы трюмо с необычайно богатым выбором косметики на нем. Все-таки я ошибался по поводу роли женщин в жизни Самсонова, Они существовали, хотя и были нечастыми гостьями, судя повсему.
— Нет, здесь я не могу, — заупрямился я.
— Ну почему, глупенький? — шептала Светлана, увлекая меня на безумно-мягкие перины.
— Чужая кровать. Мне неудобно. Уж лучше поедем к тебе.
Но она меня уже раздевала — споро, но ласково, приговаривая:
— Глупенький, я же не доживу до своей квартиры. Умру по дороге туда от желания. Прямо в фургоне.
— В фургоне! — воодушевился я. — Давай отъедем от поселка, свернем куда-нибудь в посадку…
Но было поздно, Я лежал без одежды, и все должно было произойти прямо здесь, на самсоновской кровати, что казалось мне почему-то совершеннейшим кощунством. Я думал об этом еще несколько секунд, а потом забыл, потому что женщины обладают удивительным даром лишать мужчин рассудка. Я не знаю, как это им удается, но по этой причине считал женщин существами высшего порядка.
Я, оказывается, соскучился по Светлане. В ней, в отличие от Марины, была какая-то материнская нежность, которой не бывает у восемнадцатилетних. Эта нежность приходит с возрастом, только умный умеет ее ценить.