Такая разная жизнь

Шаги рядом и взгляд, брошенный в сторону. Кантилльо! Улыбка не сходит с его лица, когда он весело болтает с кем-то по телефону, проходя мимо пытающегося слиться со стеной Ридуса. Остановившись за углом, в пределах слышимости Нормана, он продолжает разговор. Его голос меняет настрой, когда собеседник на том конце провода, задает какой-то вопрос. Волнение и нервозность становятся отчетливо слышны, притаившемуся вблизи мужчине. Хосе пытается кого-то успокоить, обещая, что скоро он вернется и будет снова рядом.

Немного расслабившись, Ридус уже думает, что все обошлось, но слышит ее имя, так ласково произнесенное этим придурком. Кантилльо переходит на шепот, и даже напрягая слух, Норман ничего не может понять. В досаде он бьет кулаком о стену и, подняв голову, выходит из своего укрытия. Хосе лишь мельком оглядывает его, шарахнувшись в сторону, но трубку не вешает. Смерив друг друга взглядом, оба разворачиваются в разные стороны и расходятся.

Впереди октябрь с его показом Ходячих Мертвецов и вечеринкой посвященной открытию нового сезона. Списки гостей уже разосланы. Он со скоростью света пролистывает его, ища ее имя. Вдох-выдох – она должна будет там быть. Просто посмотреть ей в глаза и спросить, стоила ли смерть их ребенка того, что она осталась с Кантильо. И как она вообще могла так с ним поступить?

С ним, с Мингусом, с собой?!

Почти ничего не радует его. Сейчас он ничего не имел, но готов был многое отдать для нее и ради нее.

И с каждым новым днем, наступало такое состояние, когда на все наплевать, а самое главное, что ничего уже не хочется.

Автограф? Да, пожалуйста. Сфотографироваться? Без проблем. Поговорить? Кто-нибудь хочет поговорить с ним? Им это не нужно, им надо, чтобы он улыбался и приветствовал всех.

Редкие встречи с Мингусом. Обещания скорейшего возвращения. Вещи, так и оставленные в квартире Ридуса. И неизбежно растущий живот, скрываемый под всевозможными балахонистыми нарядами. Теперь это было ее жизнью. Ее редактор знала обо всем, и поддерживала девушку, особенно в момент, когда Дани попросила больше не печатать ее фото под каждой статьей. Миру не зачем знать о ее положении.

Октябрь. Калифорния.

Премьера четвертого сезона. Присутствуют все актеры, которые были задействованы в съемках хотя бы в нескольких сериях.

Ковровая дорожка плавно перетекает в закрытую вечеринку.

Неделя уговоров и заверений, что он будет рядом с ней, и поддержит в любом случае, и Дани сдается. Она видела Нормана всего пару раз и то мельком, хотела подойти, но не решалась сделать шаг. Видя Даниелу, он всегда двигался в ее сторону, но что-то постоянно останавливало его на полпути.

Хосе за рулем, она на пассажирском сиденье. Платье, выгодно подчеркивающее ее фигуру, еще не совсем испорченную беременностью, явно давало понять о положении его носительницы. Мягко обрисовывая контуры живота, но не обтягивая до неприличия. Высокие каблуки, от них она точно не могла отказаться. Локоть Кантилльо, в который она вцепилась от страха перед встречей с ним. И вроде бы она уже готова, но неуверенно замерев около машины, она стоит, боясь зайти в здание. Легкий поцелуй в щеку от Хосе, и она стряхивает наваждение и улыбается ему, стараясь спрятать глаза за челкой.

Радостные взгляды, обращены в их сторону. Объятия с Эндрю, и его мягкий шепот с английским акцентом, заставляет поежиться от мурашек. Он заверяет ее, что она прекрасно выглядит, вселяя подобие уверенности. Лорен сжимающая ее ладонь и просто улыбающаяся ей, встречает как давнюю подругу. Все остальные одновременно приветствуют ее и Хосе.

И только он стоит в самом углу зала и даже не поворачивает голову, когда она заходит. Как всегда увлечен твиттером и телефоном. Чендлер толкает его в плечо и требует, чтобы он обратил все же свое внимание на дрожащую девушку, стоящую почти у самого входа.

Один взгляд и сердце уходит в пятки. Несколько глубоких вдохов не помогают ей справится с охватывающей паникой. Судорожно сжимавшие рукав Хосе пальцы, бессильно расцепляются и руки опускаются вдоль тела. Кантилльо, тревожно заглядывающей ей в глаза, доводит ее еще сильнее.

Отодвигаясь, она выскакивает на улицу и, обойдя здание с другой стороны, находит укромный уголок, где нет вездесущих папарацци и кричащих фанатов сериала. Сев на ступеньки крыльца, бывшего когда-то входом, Дани пытается восстановить дыхание. Дурацкое платье не дает свободы движениям, сковывая ее.

Тяжелый топот ботинок возвращает ее в реальность. Поднимая на него заплаканные глаза и вставая навстречу, Дани теряет равновесие, застревая каблуком в сырой земле, и оказывается в его сильных руках. Кажется – это начинает входить в привычку.

Он пристально смотрит на нее, замечая все изменения, произошедшие за это время с ее телом. Ладонь непроизвольно тянется к животу, но замирает, так и не прикоснувшись.

– Ты… Почему ты не сказала? – прижимая к себе трясущуюся от рыданий девушку, задает такой наболевший вопрос мужчина. – Почему не остановила меня?

– Ты бы не стал тогда слушать, – тихий всхлип и ее пальчики цепляются за пиджак.

– А потом? У тебя было три месяца, чтобы дать мне знать, как я ошибался.

– Ты не позвонил мне! Ни разу.

– Я просто не мог даже набрать твой номер, ведь ты теперь живешь с Хосе, – всматриваясь в ее промокшие от слез глаза, процедил Ридус сквозь зубы.

– Нет, – усиленно замотала она головой, словно чем быстрее это сделать, тем быстрее до него дойдет, – Он просто мой друг. Он поддержал меня, когда я осталась одна. Когда ты выкинул меня из дома.

Теперь и его очередь сожалеть и злиться на себя еще сильнее. Он отобрал у них эти месяцы. У своего сына – его новую мать. У себя – девушку, рядом с которой он начинал дышать свободнее.

Сказать ему, что у нее вроде все хорошо? Что она научилась приспосабливаться. Или нет?

– Прости! – повысив голос, чтобы она его поняла и услышала, наконец, произнес он.

– Я не делала этого! – ее крик оборвал его, заставляя взглянуть в глаза полные слез. – И не собиралась этого делать! Я была в больнице, чтобы сдать еще несколько анализов и узнать все ли в порядке. Я бы не смогла. Ты даже не дал объяснить.

– Вот так ты и должна была накричать на меня в прошлый раз! И если я еще когда-нибудь не дам тебе объясниться, разрешаю ударить меня. Больно ударить.

Ее тихие всхлипывания заглушил его счастливый смех, который окружающие его люди, не слышали слишком давно. И она вновь почувствовала руки, сжимающие ее, обнимающие и причиняющие легкую боль. В его глазах, до этого было столько обиды, но сейчас там плескались радость и спокойствие. Даже с отеками на веках, от переживаний за прожитые в неведении месяцы, он все равно смотрел на нее и только на нее, гордый тем, что именно он обладает ею. И что она носит под сердцем их ребенка.