Такое кино

– Ты приехал! Господи...
– шептала она, не сдерживая слез.

Знаменитый режиссер отнял ее лицо от груди и посмотрел с улыбкой:

– Женька, ты чего? Испугалась что ли?

Она без слов потрясла головой. Волосы, убранные наверх, растрепались, и Мордвинова вынула "крабика" из прически. "На кого я сейчас похожа!" - мелькнуло и тотчас забылось.

– Садись в машину, плакса.

Туринский открыл перед ней дверцу новенькой бээмвэшки, но Женя не могла оторваться от него, боясь, что он снова исчезнет на многие годы.

– Замерзнешь ведь!
– Мужчина силой впихнул ее на переднее сиденье и захлопнул дверь.

Пока он возился, усаживаясь рядом, Женя успела заглянуть в зеркало и стереть размазанную тушь. Потом спросила:

– Куда мы едем?

– Покатаемся...
– неопределенно ответил режиссер и нажал на газ.

– Там гости остались.

Туринский покосился на нее:

– Они поймут. Я только тебя хотел видеть... Что тебе подарить?

– Господи, какой подарок, когда ты приехал?!
– Женя прильнула к его плечу. Она все еще была пьяна, от встречи хмелела еще больше.

Однако Туринский остановил машину возле небольшого торгового центра, работающего ночью. "Надо же, и такое бывает!" Вышел, снял с себя куртку, оставшись в большом свитере крупной вязки. В молодости он носил такие же, вязаные мамой. Куртку накинул на плечи Мордвиновой и повел ее в магазин.

– Мне ничего не надо!
– пыталась она возражать, но режиссер не слушал.

Они прошли по пустым залам со светящимися витринами не останавливаясь. Женя и не смотрела по сторонам, а Туринский будто что-то искал.

– Сюда!
– наконец скомандовал он.

Они вошли в меховой салон. Дремлющая продавец-консультант с бейджиком "Лена" встрепенулась и бросилась к ним. Туринский отвел девушку в сторону и что-то негромко сказал, после чего та оценивающе оглядела застывшую Женю с головы до ног и помчалась к вешалкам с дорогими шубами.

– Будем мерить?
– Она вернулась с охапкой чудесного, блестящего струящегося меха.

– Нет, зачем мне это? Куда?
– отбивалась Мордвинова.

Туринский подпихнул ее к зеркалу:

– Давай-давай! Красивая женщина должна утопать в мехах.

Женя еще сопротивлялась, но он настаивал:

– Ну, хватит, Женька, позволь же мне сделать тебе подарок. Как-никак - дата!

– Не мог не напомнить!
– шутливо огрызнулась она.

Он набросил на плечи Мордвиновой роскошную норку, скроенную изящно-классически. У Жени дух захватило. Знала, что мех действительно красит женщину, но чтобы так! И уже снимать не хотелось, но Туринский потребовал, чтобы она примерила и другие шубы. Одна другой лучше, но сердце лежало именно к той, первой. И режиссер признал:

– Да, это твоя!

Он взялся руками за воротник и стиснул его на шее Мордвиновой, внимательно всматриваясь ей в лицо.

На ее беду, Виктор Алексеевич Туринский относился к породе людей, которые рано седеют, но при этом будто не старятся, сохраняя моложавое лицо, юношеский характер и неиссякаемый живой задор. Он был хорош по-прежнему, большие серые глаза по-прежнему смотрели молодо и ясно.

– Какая ты красивая, Женька!
– пробормотал Туринский и внезапно поцеловал ее в губы.

Мордвинову словно током ударило. Она рванулась к нему, роняя на пол целое состояние. Продавщица Лена удивленно открыла рот, но тотчас опомнилась и бросилась поднимать шубу, не давая наступить на нее этой странной, исступленно целующейся парочке. Она недоуменно смотрела на них, потом не вытерпела и спросила:

– Вы будете что-нибудь брать?

Оторвавшись друг от друга, они улыбались в смущении. Туринский достал бумажник:

– Будем!
– Он перебрал карточки, одну из них протянул продавцу.

– Упаковывать будем?
– деловито поинтересовалась Лена.

– Нет!
– решительно ответил режиссер, принимая шубу.
– Спасибо, очаровательное создание.

Лена снова открыла рот, проводила их удивленным взглядом и покачала головой.

Мордвинова мало что понимала после этих безумных поцелуев. И себя не понимала. Что ж, завтра будем все понимать, анализировать, терзаться. А теперь...

– Теперь сюда!
– будто прочтя ее мысли, откликнулся Туринский.

Они вошли в обувной отдел. Сопротивляться уже не имело смысла, Женя покорно села на удобный кожаный пуфик и примерила одну за другой пары красивых модных сапог. Выбрали черную пару до колен из мягчайшей кожи, ловко обхватившей ногу. Женя встала, прошлась, приподняв подол платья, потопала и полюбовалась на свои ножки.

– Что надо!
– одобрил ее кавалер и меценат.

Мордвинова не стала переобуваться, попросив лишь пакет для туфелек. Расплатившись, они вышли из магазина.

– Это не я, - сказала Женя, разглядывая себя в стекле витрины.

– Ты, ты, - успокоил ее Туринский.
– Едем!

– Куда?

– Вперед.

Едва они сели в машину, зазвонил Женин телефон. Она забыла сумочку на сиденье и теперь вспомнила, что ни Аня, ни гости не знают, куда она делась. Звонила, конечно, встревоженная дочь.

– Мам, ты куда делась? Я звоню пятый раз. Тут все собираются расходиться, хотели бы попрощаться.

– Да, Анечка, скажи всем... ну, не знаю. Поблагодари от меня...

– А ты где?

– Потом расскажу, ладно? Ну, так получилось. Да, забери цветы и подарки. И про Сашку не забудь, он завтра вечером уезжает.

– Хорошо. У тебя все в порядке?

– Да.

Аня отключилась. Тактичная девочка, не стала спрашивать, с кем я и когда вернусь.

– Кто этот Сашка?
– поинтересовался Туринский.

– Да так, приятель.

Он хмыкнул и притормозил машину у ночного супермаркета.

– Я сейчас!
– Выскочил, хлопнув дверью, и направился к магазину.

Мордвинова осталась наедине со своим потрясением. Неужели это правда, и я сижу в его машине в роскошной шубе, в новых сапогах? Прямо чудеса какие-то, ведь я уж и не ждала и отплакалась по полной программе. Только он мог устроить такой праздник! Сумасшедший! Она старалась не спрашивать себя, что дальше. Давно отучилась заглядывать вперед, прожить бы сегодняшний день...